Алло, Милиция? 2
Шрифт:
Но он не рассчитывал, что шантажировавший его молодой нахал подготовлен как минимум не хуже. К тому же бил слишком высоко, позволив противнику поднырнуть под летящую ногу и выставить блок.
— Спасибо за подсказку про окно, — сказал Егор, но уже после того, как выключил запись.
В комнату потянуло холодом из-за выбитого вместе с рамой стекла.
Он отмотал на минуту назад. «Весна-202» сказала «сдохни» голосом Волобуева, не слишком чётко, но вполне узнаваемо.
Егор захлопнул дверь, не утруждаясь вознёй с замком, сдал внизу ключ от своей комнаты.
— Что там за шум
Под окнами гостиницы начали собираться люди, обступая упавшее тело.
— Он жив! Звоните в «скорую»! — воскликнула какая-то женщина.
Егор сунул пакет Андрею, сказав, что доберётся до вокзала сам. Быстро пересёк площадь и поймал частника, кинув ему на панель сразу трёху:
— В КГБ!
Тот испуганно зыркнул и нажал на газ. Ехать было всего ничего, рубля бы хватило за глаза.
Вывеска «Управление КГБ СССР по Черниговской области», дублированная по-украински, не особо бросалась в глаза.
Дежурному на проходной он назвал псевдоним и попросил содействия связаться с УКГБ по Минску и Минской области. Прапорщик пропустил его внутрь, передав в ведение дежурного офицера в капитанской форме.
— Фамилия, имя, отчество? — первым делом спросил тот, отведя Егора в кабинет за дежуркой.
— Позвольте, я вам назову их, если разрешит минское начальство. Агент «Вундеркинд», куратор — майор Образцов Николай Николаевич, пятое управление. Только что из окна гостиницы на площади Ленина выбросился штатный сотрудник их отдела Артур Иванович Волобуев. Больше, простите, сообщить не могу. Минские коллеги поделятся всей необходимой информацией.
Дежурный помчался докладывать о ЧП вышестоящему начальству, Егор остался один.
Ждал он минут двадцать.
— Мы говорили с Минском. Подтверждено наличие агента «Вундеркинд», курируемого майором Образцовым. При первой возможности он свяжется с нами. Человека в бессознательном состоянии с тяжёлыми травмами госпитализировали.
— При нём должно быть служебное удостоверение, — напомнил Егор. — Табельное оружие — вряд ли.
Дежурный держал покер-фейс. Даже совпадение данных пока не вызвало перемены отношения.
— Поскольку вы белорус… В гостинице останавливался и выехал ансамбль «Песняры». Вы и пострадавший имеете к нему отношение?
— Да. Вы это узнаете сами, потому что у Волобуева должно быть с собой и удостоверение администратора филармонии, при которой состоят «Песняры». К сожалению, ни о чём другом сообщить не могу, подписка.
— Я ходил с женой на концерт, — капитан впервые сказал что-то, позволяющее заподозрить в нём живого человека, а не робота. — Вас не помню на сцене.
— Если бы я был Мулявиным, точно узнали бы. Но давайте закруглим разговор. Мне, право, неловко отказывать вам, оказавшему помощь и связавшему с Минском. И сказать больше не имею права. Полагаю, до звонка от куратора я на положении задержанного. Буду благодарен за койку в запертой комнате и через часик-два сходить в туалет.
— Завтракал?
— Да, спасибо. Пообедать не откажусь в вашем обществе.
— Обещаю. Ты же в Украине, здесь оголодать не позволят.
Образцова
— Линия закрытая, Николай Николаевич? — на всякий случай переспросил Егор. — Худшие предположения подтвердились. Сафронов распространял наркоту в ансамбле с попустительства Волобуева. В Горьком они занимали один номер. Смерть Сафонова наступила в тот момент, когда Волобуев находился с ним в комнате наедине. Когда я сообщил Волобуеву о своих подозрениях, он с криком «умри» попытался выбросить меня из окна третьего этажа гостиницы. Но был столь неловок, что вылетел сам. Это далеко не всё. У меня есть доказательство, что Волобуев умышленно подготовил масштабную идеологическую диверсию, используя «Песняров». Он — не дебил, а враг. Сейчас, со слов коллег из Чернигова, отвезён в какую-то из клиник в бессознательном состоянии.
С того конца провода несколько секунд не доносилось ни звука, кроме помех.
— Выбрасывать его из окна было необходимо?
— Он на меня бросился, когда я находился попой к подоконнику и увернулся. Законы физики сработали.
— Ясно… Что за диверсия?
— Заставлял Мулявина ввести в репертуар антикоммунистическую песню.
— Ты в своём уме? Что, Мулявин сам не отличает — что можно, а что нельзя?
— Долго объяснять. У меня предчувствие: вы сюда примчитесь. Вот и покажу. Извините, что расколол урода слишком далеко от Минска, не утерпел.
Ждать пришлось шесть часов. По шуму голосов в коридоре Егор догадался — примчалась целая делегация, возможно и не на одной машине. В кабинет всунулся Образцов.
— С прибытием, Николай Николаевич! Дорожка лёгкая была?
От сытного обеда из украинского борща и котлеты по-киевски с пюрехой Егор был малость осоловевший. После пахоты последних дней и утреннего стресса он ощущал недетскую усталость и с удовольствием дрых пару часов после еды.
— Что ты натворил, лишенец?
— Ну, давайте сразу к делу. Для начала музычку послушаем, после которой у меня возникли первые подозрения в его предательстве.
— Секунду. Знаю, ты не любишь перед другими портретом светить. Но сейчас приглашу начальника нашего отдела. Он всё равно имеет доступ к агентурным делам.
— Валяйте. После того, как офицер КГБ пытался меня убить, уже как-то притупилось чувство осторожности. Полтора месяца назад наехало ГРУ. Мне сейчас от кого ожидать нападения — от ЦРУ или ФБР?
Не дослушав его трёп, Образцов позвал начальство. Вошедший здорово напоминал университетского интеллигента в пятом поколении, особенно благородной проседью и профессорскими очками.
Он молча пожал руку Егора и сел в торце стола.
— Прошу набраться терпения и прослушать три записи, они недлинные. Первая — это гимн польского антикоммунистического союза «Солидарность», естественно — запрещённого.
Он хрустнул клавиатурой магнитофона.
«Весна-202», слегка затягивая звук от садящихся батареек, воспроизвела «Муры» на польском языке. Егор остановил после первого куплета и достал кассету.
— Неужели Волобуев настаивал, чтобы вы готовили польскую песню? Гастролей в Польше в ближайший год, а то и больше не планируется никаких, — заметил начальник отдела.