Алло, милиция? Часть 3
Шрифт:
Точно также производилась расчистка дороги до шоссе на Минск. Предприимчивый сосед, разводивший овчарок, завёл самодельный мини-трактор и разгрёб снег по сторонам так, что на утро 2 января «пятёрка» Егора выскреблась своим ходом и покатила к городу. Нет, чтобы колхозный трактор МТЗ…
— Знаешь, какие менты злые на работе второго января? Особенно, кто на приёме заявлений граждан. Трубы горят, а ты, гражданочка, пристаёшь со своей кражей. В общем, со всех сторон повезло, что второе пришлось на воскресенье. И Крис обживёт новый дом.
Элеонора,
— Почему Крис?
— Крис Норман. Или Пол — в честь сэра Пола Маккартни. Не Лёвой же, под Льва Лещенко.
— Тогда уж Йося, коль от Кабушкиной. Как Иосиф Кобзон.
Сошлись на Джоне, в память о Джоне Ленноне. «Крис» звучало по-крысиному, против Маккартни Эля ничего не имела против, но говорила: у нас целая собака, а не половина.
— Имя — самая простая вещь. Как его кормить, ухаживать, дрессировать? Вообще об этой породе хоть что-нибудь знаешь?
— Конечно! Пока ты геройствовал в Минске, Кабушкины мне целую лекцию прочли. В общем, это улучшенная немецкая овчарка с примесью крови волка. Мордочка похожая, ушки острые и скоро встанут. Но спина ровная, прямая, без скоса как у немцев, и это очень хорошо. Кормить — мясом, мне ещё прикормок дали. А потом достанем импортное питание. Главное, тебе веселее будет бегать по утрам — с Джонни на поводке!
— Договорюсь с кинологической службой УВД, — прикинул Егор. — Коль собака служебная, пусть умеет служить.
— Тяв! — ответил щенок.
Естественно, он не разбирал ни слова, но понял, что внимание новых хозяев обращено к нему, и радовался, не выказывая никакого замешательства от смены обстановки и расстройства от разлуки с родными.
— Он будет скучать по своим?
— Валентина уверяла — недолго. Поскулит немного, когда обнаружит, что его не возвращают к маме, привыкнет и успокоится.
Около дома он вдруг вскочил на четыре лапы и принялся заливисто лаять. И было с чего. Около самой ограды стоял обшарпанный белый «Москвич-412», из него вышел человек с неизгладимой печатью зоны на выражении лица и походке.
— Егор! Вам велели передать, что залётные хотели ставить вашу хату. Мы присмотрели.
— Кто велел? — лейтенант вышел один и захлопнул дверцу, сказав Элеоноре оставаться внутри.
— Батя. Вы его как Нестроева знаете.
Уголовник сел в колымагу, она завелась, водитель, не прогревая мотор, тронул с места. Егор, проводив их взглядом, принялся открывать ворота, чтоб загнать «жигули» во двор. Небольшой намёт раскидал лопатой.
Остатки праздничного настроения сдуло как порыв ветра сносит пламя свечи.
— Кто это? — Элеонора прижимала к себе щенка, не желавшего успокоиться, словно прикрывала его от неприятных незнакомых дядей.
— Слышала, что говорили с трибуны очередного съезда? Организованная преступность в СССР исчезла как явление. Ты только что видела её, исчезнувшую. Пахан, смотрящий за районом, передал, что наш дом намеревались
По этой причине очередь граждан, желающих поставить сигнализацию, — многолетняя, как на югославский гарнитур. Но следователю с милицией договориться несложно.
х х х
Глеб Василевич, он же «Баклан», привлекал уже тем, что не сиял профессиональным шармом мошенника, сразу располагающего к доверию. Возрастом примерно равный Егору, а ростом чуть ниже, он приехал на место встречи на обычном рейсовом троллейбусе. Как говорили в двухтысячных — беспонтовый.
Лейтенант ждал в такси на площади Якуба Коласа, как раз напротив филармонии, где репетировали «Песняры», а сама площадь по-прежнему несла уродливый шрам метростроя. Подземку планировали сдать к 40-летию освобождения БССР от оккупантов, то есть летом 1984 года, так что жителям города требовалось терпение.
— Глеб? Я — Жора.
Тот кивнул, настороженно глядя.
— Да. Я — Глеб. Пошли, тут на Красной есть кафетерий. Холодно, твою мать…
Внутри заведения стояли высокие круглые столы с алюминиевым ободом, более подходящие для кружек с пивом и воблы, нежели безалкогольного. Василевич взял пирожное и кофе с молоком, Егор — чёрный кофе без сахара, но зря, напиток был отвратителен, сахар и молоко немного бы перебили вкус. Советский вариант — кофе с цикорием — мог понравиться только тому, кто ни разу в жизни не пил нормальный, сваренный в кофемашине.
— Жора, ты кто?
— Если опустить ненужные тебе подробности, искатель острых ощущений.
— Деньги есть?
— Денег нет. Несколько тысчонок найдётся, но разве это деньги? Быстро приходят, легко уходят. Живём один раз.
— Сестрицу мою впечатлил.
Егор через силу отхлебнул кофейный суррогат.
— Вот те крест: не пытался. Она как бабочка — летит на огонь. А я — даже не огонь. Солнечная плазма. Постараюсь не обжечь ей крылышки.
— Слушай… держался бы подальше от неё, — включил «заботливого брата» Василевич.
— Смешно. Ты за неё переживаешь? Лучше бы не нюхала кокаин. Тем более, их нормального поставщика взяли. Нарвётся на дебила, что подкинет ей фуфел, и отравится. Ну, и с обкурившейся или нанюхавшейся девкой делай что хочешь.
— А ты — хочешь?
— Не скрою. Когда целовались последний раз перед Новым годом, у меня встало. Но — стрёмная. Я больше по простым, по колхозным. Которые без претензий.
Бритая физиономия Глеба свидетельствовала: он обескуражен такой откровенностью. Парень снял вязаную шапку, открыв взору длинные светлые вихры.