В сердце предместий, в раме окраин,С неба кроплённая градом и граем,В Марьиной роще, где МарианнойЯ рождена – непокорной и странной.Так, пребывая меж адом и раем,Мы за мгновение жизни сгораем.В свет и тепло превращается пламя,Рея невидимым нимбом над нами,Звук всё невнятней, а жизнь непонятней.Голубь возносится над голубятней,И в наступающем мартовском мракеГромко бродячие лают собаки.Так в лабиринте тревожных окраинЖизнь проживаем мы и умираем.Впишет статистик огромные числа,Но не постичь нам их тайного смысла,Смысла, что движет душой и рукоюИ не даёт ни минуты покоя,Грозно толкая к любви или к мести —В раме окраин, в сердце предместий.
Портреты предков
Жизнь не щадит никого и нисколько,Душу
мне мучит давнишнею болью —Гордой графинечке, беленькой полькеВыпало тлеть на цыганских угольях.Жизнь устанавливать любит порядки.Горше отравы иная отрада.Ссыльной изгнаннице, аристократкеВздрагивать в цепких руках конокрада.Лёгкой мазурки прощальная нотаТоньше, чем трещина в тяжести свода.Но под пятою железного гнётаБродит кибиток босая свобода.Жизнь – режиссёр волевой и жестокий.Только не зря постигаю отнынеЭти – в душе моей тёмной истокиВоли цыганской и польской гордыни.Пусть не уйти от бесплодных попыток,Ведь суждены нам столицы и веси.В смутной душе ощущаю избытокЛени цыганской и шляхетской спеси.Судьбы – в подброшенной к небу монете,Решка с орлом в нескончаемом споре.Жизнь объяснит мне премудрый генетик,Век растолкует суровый историк.Спорить не смею – учёные правы.Только не вышло со мной ни черта бы,Если б в высокую душу ВаршавыВдруг не ворвался оборванный табор;Если б не выслали вора за кражу;Если б мелодия бального танца,Вспыхнув, как трут, в фортепьянном пассаже,Не превратилась бы в песню повстанца;Если б во тьме, у земного предела,В дикой Сибири, под вой ураганаПольки прохладное бледное телоНе было брошено в пекло цыгана.
Фамилия
Благодаря своей фамилииИскать мне славы ни к чему.Летят воздушные флотилииПо небесам сквозь свет и тьму.Ведут их лётчики забытые,Что навсегда ушли с земли.Сквозь самолёты их разбитыеДавно ромашки проросли.Но не собьются стаи лёгкиеИ невесомые, как сны.А воздух наполняет лёгкие,И слышен голос тишины.От нашей славы и бесславияОни свободны навсегда.Томов стираются заглавия,Но в вышине горит звезда.Окликнуть их уже не в силе я —Не различаю ничего…Осталась в паспорте фамилияОт славы предка моего.
Авиатор
Харитону Славороссову
Мой незнакомый дед,Мой предок легендарный,Завидую судьбеТвоей неблагодарной.Не отыскать морщинНа пожелтелом фото.О, лучший из мужчин,Икар – дитя полёта.
Это было так: ты, упрямо хмурясь, подходил к своей машине – «этажерке».
И ахала толпа,Крестился люд, толкуя…И капал пот со лба,И рвался крик, ликуя!Бесстрашный ангел мойВ бензине и мазуте,От пошлости земнойТы поднялся до сути.
Великий гонщик. Сумасшедший велосипедист. Скорость, скорость…
«Какой же русский не любит быстрой езды…»
Новый век набирает скорость. Всё быстрее, быстрее…
Молитву сотвориЗа дерзостного брата.Живой метеорит,Душа огнем объята.Падучая звезда,О чём тебе молиться?В день Страшного суда —Сгореть или разбиться?
Космонавты начала века, не отделенные броней от стихии, а вбирающие её в свои легкие, неотразимые авиаторы в кожаных шлемах. Цветы, и музыка, и улыбки женщин.
И сообщения в газетах: «Сегодня утром произошла воздушная катастрофа…»
Ты в небесах пари,Будь в вечности как дома,Мой Сент-Экзюпери,Мой предок незнакомый.Жизнь – праздник без концаИ тяжкая работа.…Не разглядеть лицаНа пожелтелом фото.
Как на загадочной картине,Что расплывается в слезах,Я вижу мальчика БартиниС мечтой безумною в глазах.А сердца стук в моторном шумеЗамрёт и вздрогнет, как во сне…Следит испуганный ФиумеЗа странной птицей в вышине,Чья тень над улочкою узкойКружит, как брошенный платок.Взирает
авиатор русскийНа итальянский городок.И, словно письма из конверта,Летят по небу облака.Не зря горит в глазах РобертоНемой восторг ученика.Как мальчик взять с собою просит,Как прикрепляет к сердцу нить!И свой вердикт Судьба выносит,Что невозможно изменить…Не избежать беды и боли,Но всё равно: Да будет так!А самолёт на синем поле,Как рыцарей небесных знак.
1
Роберт Бартини – советский авиаконструктор, сын барона Лодовико Бартини, мэра города Фиуме.
Девушка в небе, запах бензина,Это небесная роза – Розина.Сердце летящего аэроплана,Милая девочка – гордость Милана.Первая ласточка в небе весеннем…Стала бы ты вознесеньем, спасеньем?Гонки кончаются болью и взрывом…Лишь в небесах жить возможно счастливым.
2
Розина Феррарио – первая итальянская лётчица. Училась в лётной школе фирмы Капрони, шеф-пилотом которой был Харитон Славороссов.
Кафе «Ротонда» 1914
Харитону Славороссову
Кафе «Ротонда» в роковом году.Ещё не встала центра ПомпидуДразнящая, кричащая громада.И вряд ли кто предчувствовал бедуНад чашечкой густого шоколада.И приставал назойливый мотив,И огоньком горел аперитив,И анекдоты слушались вполуха…Но погибал в тоске ИмперативГерманского трагического духа.А русский авиатор за столом,Забыв про свой тяжёлый перелом,Шутил, что он не зря сюда заброшен.И растворялись в дымке за стекломИ Эренбург, и Сутин, и Волошин.Кафе «Ротонда» в гибельном году,Как написал Рембо: «Сезон в аду»,Но в ад ещё не открывались двери,Лишь на Соборе корчились в бредуЧудовищные каменные звери.И авиатор кофе наливал,С улыбкой Максу Линдеру кивал,Сошедшему с экрана на минутку.А лёгкий летний вечер навевалЗагадочность и грусть на проститутку.Кафе «Ротонда» в голубом чаду,Шампанское, шипящее во льду,Глотал эстет с гримасой декаданса.А он всё звал горючую звездуВ рыданиях цыганского романса.Он ничего ещё не понималИ, уходя по улице, хромал,Но полон был полётами, как птица…А Рок незримо меч свой поднимал,И мир сверкал, чтоб через миг разбиться.
Родство
Гордец в черкеске с газырями,Кому так браво козыряли,Курчавясь чубом, казаки,Мой тёзка, пишущий стихи,(Виолончели звук щемящий)Прищур мне подаривший пращур.Но неустанно день за днёмЗачем я думаю о нём?Зачем легко и скрупулёзноЯ представляю вечер звёздный,Когда с церковного двораУшёл однажды в доктора(Ещё не мысля про потомство),Потом прославился по Томску(О, рыцарь медицины, в бой!)Дьячковский сын и прадед мой?Зачем нашла я сходства столькоС собой и дочкой ссыльной польки(Отец – цыган, кровь горяча),Женой сибирского врача,Что с пылом дерзким и скандальнымСбежит с марксистом нелегальнымПрочь от надёжных стен и крышИ эмигрирует в Париж.Юнец одесский, руки в брюки:Велосипеды, треки, трюки —Азарт спортсмена, игрокаИ взгляд бесстрашный свысока.О, притяженье к небу! Выше!Лишь авиатор небом дышит.Он дал мне страсть тягаться с нимИ подарил свой псевдоним.Лёт через Альпы, без стоянок…Герой, любимец итальянок,Сгорал звездой, скользил живойПо небу Первой мировой.Но с рвеньем (пусть не аспирантским)Зачем узнать, что был Сперанский,Сей мощный ум в моей родне,Что я ему и что он мне?Но в фотографиях копаться,Но ссылок, войн и оккупацийЗачем будить былую боль,Ища истоки чувств и воль?Родительского древа ветки,О, родичи, родные предки,Зачем обязана судьбойВсех вас всегда носить с собой?Все ваши жизни и сюрпризы —Как мне понятен риск актрисы:«В Москву!» – решила в тишине,А нежный инженер женеВо всём послушен. Бунт и шалость!Как это всё во мне смешалось —Дороги, поезда, столбы,Разрывы и узлы Судьбы.