Плачет музыка, и в танце,Завихрился хоровод,Звонких мыслей новобранцыОкружили небосвод.Рядом мнится, он бескрайний,Пламенеет как алмаз,То он тёмный, то сусальный,То кровавый отблеск глаз.Как предтеча вакханалий,Засверкало зла вино,Горней силою ордалийЗаструилося оно.И прекрасен мрачный танец,Незабытый мглой времён,Жжёт, как огнь-протуберанец,Неизведанных имён.Пусть клубится зыбь столетийНад вселенскою игрой,Но знаменья, клади эти,Бдит извечно млечный рой.Плачет музыка, и в танце,Завихрился хоровод,Звонких мыслей новобранцыОкружили небосвод.
«Я
новый день как мотылёк живу…»
Я новый день как мотылёк живу,в ладье непрочной по судьбе плыву,а вдалеке манящий зыбкий луч,как перст Господень, явлен с горних круч,незримый указуя путь во тьме,в моей земной и гибельной тюрьме…Сей путь пройду до самого конца,любовью напоив людей сердца.
Кумир
Цветок любви и речь,Их вечная тоска,Слезой устала течьВ чертоги из песка.Дождь радугой остыв,Наполнил сок равнин,Истратив свой мотив,Над пиками вершин.Лишь ивы у рекиВетвями льют росу,Звени мой стих, влекиЗвучи листвой в лесу.Ждут злые города,Живительный мотив,Но грянула беда,Огонь с небес излив.Уж мёртв певец, и мирБезмолвием застыл,То в небесах кумирБезумие таил.
Видения
Грехи кровавятся в судьбе,В ней души никнут и таятся,И сонмы слизней зла роятсяВ сокрытой вехами алчбе,Что жаждет мрака и раздораВ толпе убогой и слепой,Где смерти властвует разбойИ клики дьявольского хора.Вкруг пир кровавых упырейВ безумной оргии ярится,И танцем жутким дьяволицаЗыбит у адовых дверей.Как корчи тел полуистлевшихВ гробах средь капищных могил,Трясётся пласт, земельный илПод грохот молний отлетевших.На пепелище дней усопшихЛетают сны грядущих лет,Где мгле мерещится рассветИ ветры гор, во мхе утопших.Дымит земля от влаги алой,И василиск от жатвы рдян,Он светом ада оссиянИ дремлет, от алчбы усталый.Вот у клоаки смрад струится,В распухших трупах аль [2] стигмат,Костей гниющих маскарад,Сплетеньем аспидов багрится.Вот увлечён Аид стенаньем,Упадшим духом покорён,Среди безумия времёнПаря над грешным мирозданьем.И знаки дней, веков идущих,Блестят на веках ликов сущих.
2
Аль – неологизм, сокращённое от «алый» (красный)
Комната
В полумраке тонкий светТо нахмурен, то чуть ясен,Он прозрачен, как рассветВ бликах комнаты, прекрасен.Вот колонной замер шкап,Где таятся книжек грёзы,И в потёмках, как арап,Чёрен мой диван и розы,Что темнеют над столом,Где спит ваза с виноградом,На стене угла излом,Вьётся сумеречным гадом.Над диваном сонм картинСмотрит дивною природой,И окно парчой гардинНасмехается над модой.Моя комната, мой мир,Где под сводом капителиСтиль барокко и ампирЗатаились льном постели.На полу дрожит миражИз лазоревых плетений,Как фиалковый пейзаж,Разлился палитрой теней.В моей комнате, и я,Весь разбрызган и украден,Как основа бытия,Я глубок и многократен.Моя комната и я…
Римарева Ирина
Родилась в 1976 году в пос. Федотово Вологодской области, Всю сознательную жизнь прожила в городе Краснодаре. Окончила факультет истории, социологии и международных отношений Кубанского Государственного университета и двадцать лет проработала в этом ВУЗе (преподавателем и инженером).
Является членом Российского союза писателей и Интернационального Союза писателей.
Опубликовала и зарегистрировала в библиотечной системе три авторских сборника.
Кащеева смерть
Желудок, как собака злая, гавкал,Вгрызался в мои слабые бока.И жалась гордость в угол шавкой жалкой,Скуля о том, что я жива пока.Ломалась воля в каменных застенках,Ограниченья личностных свобод.Могильный склеп в исчерченных пометкахИ в трещинах холодный серый свод.Очнусь ли я от изморози колкой?Найду ли выход, коего здесь нет?Зажму в ладонь кащееву иголку,Позволю себе роскошь – пожалеть.И, твари дав в последний насладитьсяСвоей беззубой властью и скупойБесплотной страстью, до костей раздеться,И треснуть, как тростника под рукой.
Истина чистых слёз
Дыбится острый крайКорками снятых кож.Будешь кем, выбирай.Вырос? Или же врос?Пенистой губки суть.Давит страданий пот.Млечных пиявок путь —Детский беззубый рот.Нравится или нет,Каждый приложит труд.Каждый найдёт ответ —Щедр он или скуп.Пьющий любовь из глазИ материнских рукКто стал одним из нас,Наполовину сух.Кто стал одним из нас,Будет испит до дна.Истина чистых слёз.Мама у всех одна.
Залитый хлоркой
Я и брат-близнец ЕгоркаВновь наделали беды:Пол залили едкой хлоркойВ миг безудержной игры.Нам грозит сегодня порка,Стрёмно щуримся в просвет,И следит за нами зоркоБабка Зина в линз дуплет.Толстых окуляров долькиДа с очками на очки,Ей дано увидеть столько,Что и малость не шали.Смирно что-то не сидитсяИ не смотрится кино.Нам бы незаметно смытьсяНа площадку за окном.Мы опять набедокурим,Даже если не хотим:Втихаря сигарку скурим,Выпуская едкий дым.Мама долго кухню мыла.Папа мял в руках ремень.Пальцем бабушка грозила.Солнце скрылось за плетень.Кухня вымыта до блеска,Но по запаху судя,Нету в доме хуже места,Между нами говоря.Мы весь день боялись порки,Будем знать наверняка,В обещаньях нету толка:Верить можно в запах хлорки,В бэчик в скрюченных руках.
Благочестие или гордыня?
Благочестие женское – признак гордыни.И за праведность тела заплатит душа.Непорочность несёт нам святая Мария.Магдалена доступностью – слабость прощать.Благочестие женское – слепок посмертный,Маска из силикона на студне лица.И натуры испорченной качеством верным,Он зеркалит насквозь мутным взглядом слепца.Благочестие женское – башня короны,Что царапает небо порочностью чар.Жаль, воспользоваться дважды ей невозможно.Жрёт невинности мысли греховный пожар.
Невозвратно
Так прекрасно невозвратномоё юное сознанье.И наивности пикантностькак подарок к назиданьям.Миражи колючих будней,обличающих контузий,что, как было, уж не будетстрахов кончился подгузник.Растеклись былые раныгематомами признаний.Наказания бараны —вертикальных дней спирали.Перочинные потребына потеху Мельпомене,удовольствие на гребнекостяного самомненья.И высокая причёска,локоны чернее смоли,и мантилья на пристёжке,белой съеденная молью.Всё прошло: и быль, и небыль.И фантазий смелых рыбкина волнах весны уплыли,как любимых губ улыбки.Укатились, как привычки,что от вредности забыты.Залетели, как синичкина балкон, в жару открытый.Невосполненностью чувствацедит ум воспоминанья.Воплощается в искусственашей чистоты признанье.Потеряются сонетыв книжке – свёрнутой закладкой.Позабудутся советы,заедаемые сладким.Чай зовёт нас ароматом,мягкостью вишнёвых кексов.Мы любуемся закатоми в реке внезапным плеском.Так уходит безвозвратномоё юное сознанье.Я теряюсь многократно,чтоб найти своё призванье.Просочится из-под векакамнем соляным слезинка,ведь прошло уже три века,как я слушаю пластинки.На шуршащий диск тихонькоопускается иголка,и выводит звуки тонкозвонкий голосок ребёнка.Это тонкость созиданья,по которой время мчится,и вплетает состраданьев вечные людские мысли.