Альманах «Российский колокол» №3 2020
Шрифт:
– А теперь попробуйте вы, – обращаясь к Джамалу, сказал Беренгартен. – Но, пожалуйста, только чистой ложкой; мы здесь проводим эксперимент, и, наверно, после вас еще кто-то захочет попробовать кофе из этой чашки.
И Джамал попробовал кофе. Но при этом он так вздрогнул, словно в его рот попало что-то очень отвратительное и мерзкое. Ему казалось, что все его внутренности сейчас вывернутся наизнанку и содержимое выльется прямо на стол. Это испугало его, он быстро схватил салфетку со стола и ладонью правой руки закрыл себе рот.
– Кто-то отравился! – эти слова молниеносно дошли до всех. Но, несмотря на очень высокую скорость, они все же успели значительно измениться, и люди уже стали говорить о другом.
– Кого-то отравили!
К столу, где сидел Джамал, прибежали гид и шеф-повар. За ними подоспел заврестораном. Люди были в тревоге и хотели знать, что случилось. Беренгартен на английском языке вкратце изложил, как было дело. Потом
– Вот его кофе, – сказал Беренгартен. – Мы все пробовали из его чашки: кофе нормальный. И он пил из этой же чашки, но ему кажется, что кофе очень горький. Если хотите, можете пробовать. Все мы, в том числе и Джамал, пробовали чистой ложкой.
Шеф-повар, гид, а после них заврестораном пробовали кофе. И все они облегченно вздохнули: нет проблем, кофе отличный.
– А что же случилось тогда? – спросил один из туристов.
Беренгартен, как ученый человек, был уверен в правильности своего мнения и еще раз повторил:
– Человек заболел, и ему нельзя пить кофе.
– Вы правы, – сказал гид. – Но здесь есть одно но. Если помните, когда я рассказывал о мемориале…
У мемориала гид рассказывал:
– В 1918 году вооруженные до зубов армянские бандформирования нападали на Губинский уезд Бакинской губернии – нынешний Губинский район Азербайджанской Республики. Бандформированиями командовал армянский генерал Амазасп Срванцтян. А он не скрывал своего намерения, в его обращении к населению Губинского уезда говорилось: «Я пришел, чтобы уничтожить все население этого края от берегов Каспия до вершин Шахдага». Так началось массовое истребление населения Губинского уезда: было убито шестнадцать тысяч человек, сто шестьдесят семь селений было стерто с лица земли. В основном пострадали женщины, дети и старики. Но эта кровавая акция была не первой и не последней. Массовая резня мирного населения была осуществлена и в Баку, там в течение трех дней бандиты убили тринадцать тысяч человек.
А в Шемахинском уезде от рук армянских бандитов пало более восьми тысяч человек.
Амазасп Срванцтян был не один: в то время на территории Азербайджана было много бандформирований и армянских генералов. Они уничтожали мирное население не только в Бакинской губернии, но и в Карабахе, Зенгазуре, Нахичевани, Иреване. Только в Нахичевани было убито семьдесят четыре тысячи человек. А из этого явствует, что Губинская трагедия была одним из многочисленных кровавых событий того времени. В результате погибло шестнадцать тысяч человек. Шестнадцать тысяч трупов. Бандиты не похоронили их, им не до этого было. Их сотнями бросали в ямы и засыпали землей. Но далеко не всегда удавалось найти подходящие ямы. Тогда бандиты копали глубокие колодцы и трупы бросали туда.
В 2007 году при проведении строительных работ на правом берегу Гудиалчая, где мы сейчас стоим, строители обнаружили останки человеческого тела. Работа была остановлена. Пригласили специалистов, и на этом месте начались раскопки. Нашли два колодца, в которых были погребены более четырехсот человек. В 2013 году на этом месте построили Мемориал памяти жертв геноцида.
А теперь мы зайдем во внутреннюю часть этого сооружения, – сказал гид.
Туристы направились ко входу саркофага, где из шестнадцати тысяч погибших были похоронены четыреста человек. Лестниц не было, люди спускались по наклонной дороге вниз.
На простом языке это означает, что с помощью специального тоннеля посетители вошли в зону колодца – необычной могилы, где погребены сотни людей. В подземелье они увидели скелеты погибших людей, фотографии тех времен и свидетельские показания очевидцев, а также акты расследований специальных комиссий по горячим следам чудовищного преступления, отрывки правительственных нот и газетных статей тогдашнего времени, осуждающих злодеяние преступников.
Через час туристы вышли из подземелья. Посещение мемориала завершилось, и туристы стали собираться у подножия лестницы. В этот момент к ним подошли корреспонденты средств массовой информации и начали задавать вопросы. Один из корреспондентов, молодой человек лет тридцати, подошел к Джамалу и на английском языке спросил:
– Вы откуда?
– Я из Марокко, – сказал Джамал.
– Вы уже посетили мемориал. Каковы ваши впечатления?
– Мои впечатления… – сказал Джамал и задумался. – Вы задаете очень трудный вопрос. Я сам поэт, но в данной ситуации не могу ответить на ваш вопрос, потому что я потрясен, я в шоке. Чтобы выразить свои чувства, переживания я должен трудиться день и ночь, написать сто книг. Не знаю, справлюсь ли с этой задачей. Задача непростая, но я обязан сделать это. Задавая дополнительные вопросы гиду, я выяснил, что эта кровавая акция не была случайной: все это было заранее запланировано и продолжалось ровно сто лет. Началась она на заре XX столетия и завершилась только в конце века. Эта вековая и беспрецедентная акция завершилась геноцидом в Ходжалах. Людей не только убивали, безбожно издевались над их трупами. Сжигали не только трупы, но и живых людей. Особенно жестоко обращались с детьми: их сжигали на кострах, как сжигают сухие дрова или солому. И, как ни странно, все это нашло свое отражение в армянской литературе. В рамках фестиваля на пленарных заседаниях мы, поэты и писатели со всего мира, обсуждаем глобальные проблемы человечества и роль литературы в формировании человека будущего. Если в современном мире совершаются такие преступления, как можно говорить о формировании нормального человека? Если все это совершается на наших глазах, то и мы сами в какой-то мере являемся соучастниками этого преступления. Мы живем в очень небольшом и хрупком мире. А человек своими злодеяниями отравил этот мир. Вокруг нас все отравлено, все ядовито – я хочу писать об этом.
На необитаемом полуострове
рассказ
Мне приходилось иногда слышать, казалось бы, необидные упреки: «Ты способен только сидеть и читать книгу». Так говорили люди, которые меня хорошо знали, и они хотели сказать, что я, как молодой человек, не способен на практические дела: где-то работать, решать практические вопросы, сделать себе карьеру… Это нехорошая характеристика, в глубине души я даже обижался, но не стал с ними спорить. Вместе с тем я был уверен, что эти люди заблуждаются. Ведь, будучи учеником средней школы, я очень хорошо помогал своим родителям в ведении нашего хозяйства: мы держали скот, у нас был еще большой приусадебный участок. А там было очень много работ. Честно говоря, среди своих сверстников я больше всех и лучше всех работал, чтобы наше хозяйство процветало. С другой стороны, я и хорошо учился. Да, так было. А потом условия изменились: я переехал в город и стал студентом. Учился в самом престижном вузе – в университете. В то время очень трудно было поступить в университет. Я же справился с этой задачей: поступил на дневное отделение университета, учился и уже перешел на пятый курс. А те люди продолжали говорить: «Ты способен только сидеть и книгу читать». Незнакомые люди же говорили по-другому.
– Молодой человек, чем вы занимаетесь? – иногда спрашивали меня.
– Я студент, – отвечал им я.
– А где вы учитесь?
– В университете.
– В университете! – говоря так, они с заметным удивлением осматривали меня с ног до головы и, казалось, даже не верили, но все равно хвалили: – Ты молодец.
После завершения учебы я попал в коллектив, где работали и мои сверстники. Но эти молодые люди в основном были без высшего образования. Только одна девушка заочно училась в каком-то техническом вузе. И когда меня представили ей и сказали, что молодой человек, то есть я, после завершения учебы в университете по направлению пришел к ним работать, девушка заметно смутилась и отпрянула, как будто от чего-то неприятного. Не могу сказать, почему она так смутилась и отчего ей стало неприятно. А точно помню, что при виде этой красивой девушки я про себя подумал: «Вот обнять бы ее тонкую талию и…» Ничего не поделаешь, она была очень соблазнительна. Может быть, без предварительной подготовки такая лобовая атака – даже мысленно – ей не понравилась, и, посчитав это дерзостью, она отпрянула. Но это маловероятно, потому что, как потом мне передали, в таких делах она была опытна и, оказывается, столько лет флиртовала с начальником отдела. Скорее всего, ее оттолкнул мой ветхий костюм, и, наверное, по ее мнению, молодому человеку после завершения учебы в университете следовало бы явиться на работу не в таком барахле, а в приличном костюме. А в своем поношенном и ветхом костюме я был похож на бедного пенсионера, который годами ходит в одном и том же уныло-сером одеянии, купленном давно – «до нашей эры», то есть когда он еще не был пенсионером, а работал. А если бы в начале четвертого курса я не решил, что обязательно куплю себе костюм, наверно, даже этого не было бы.
На четвертом курсе, в начале учебного года, я решил, что обязательно куплю себе костюм. Поэтому двадцатого сентября, получив стипендию за три месяца – июль, август и сентябрь, – я поехал в центр города и зашел в ЦУМ. Там были хорошие импортные костюмы, и в основном все это было производства братских социалистических стран – в то время у нас, в Советском Союзе, так назывался ряд восточноевропейских стран: Болгария, Румыния, Югославия, Венгрия, Чехословакия и т. п. Цена же на эти костюмы начиналась с девяноста рублей. А мне надо было решить задачу: на сто пять рублей купить костюм, пятнадцать рублей заплатить за квартиру, а на оставшиеся деньги жить до следующей стипендии. Быстро прикинув, я понял, что в данной ситуации задачу с такими данными решить невозможно. Настроение испортилось. Я вышел из ЦУМа, прошел через парк фонтанов. А там, напротив парка, в ряде красивых двухэтажных домов, ближе к базару «Пассаж», на первом этаже был большой промтоварный магазин. Я зашел в этот магазин. Там тоже были хорошие импортные костюмы. Они тоже были производства братских социалистических стран. Здесь тоже, как и в ЦУМе, цены начинались с девяноста рублей.