Алмаз Мандукья
Шрифт:
Я не выступаю за то, чтобы индуисты стали братьями мусульман, потому что это не возможно. Пять тысяч лет - это достаточный опыт, подтверждающий, что это не возможно. До тех пор, пока индуисты не избавятся от своей обусловленности, братства не может быть. Я не выступаю за объединение всех этих религий. Это будет объединением всех болезней, рака, туберкулеза... Это не поможет, это будет намного более опасно.
Человечество проходит через очень критический период. Оно должно решить, хочет ли жить по старому, или хочет жить по новому. Достаточно жить по старому. Мы пытались так жить, и это не привело ни к чему хорошему. Теперь созрело время избавиться от ловушки прошлого и создать новый образ жизни на земле.
Именно это происходит здесь с моими саньясинами. Здесь есть христиане, мусульмане, индуисты, буддисты,
Мать Тереза в Калькутте служила бедным сиротам, и ее уважали за это во всем мире. Но всего лишь несколько дней назад к Матери Терезе приехала одна протестантская семья из Америки, они хотели усыновить ребенка. А она занималась этим. Она выращивала сирот, а потом отдавала этих сирот в семьи, которые согласны были их усыновить или удочерить, чтобы им жилось лучше. Но протестантской семье отказали по простой причине. Они не были католиками. Поэтому весь процесс служения сиротам направлен не на то, чтобы помочь сиротам, а на то, чтобы увеличить количество католиков. Это истинная цель, а нобелевскую премию она получила за то, что служит сиротам. Настоящая цель - политическая.
Присуждение Нобелевской премии Матери Терезе привело к деградации ценности Нобелевской премии как таковой. Она больше не стоит того. Теперь есть много обманщиков, шарлатанов, лицемеров, и они будут получать эту премию.
Будущее мира и будущее церкви - это две совершенно разные вещи. И не только разные, но совершенно противоположные.
Я учу общине, а не семье. Община - это альтернатива семьи. А семья обуславливает ребенка, и кроме этого все виды безумия рождаются из-за нее.
Ребенка воспитывает одна женщина, мать и один мужчина, отец. Если ребенок мальчик, он становится одержимым матерью, если ребенок девочка, она становится одержима отцом. Это доказанные психологические факты. Сознание мальчика несет в себе фигуру матери, ее свойства. Теперь всю свою жизнь он будет искать женщину, которая в точности повторяет его мать. И то же самое относится к девочкам. Они пытаются найти возлюбленного, который в точности отражает их отца. Но это не возможно. Они никогда не преуспеют в этом.
Именно поэтому все любовные отношения распадаются, так и должно быть. С самого начала мы умудрились все организовать так, что любовь не может победить. Где вы можете найти своего отца или мать? Это невозможно. Потому что нет двух человек, которые бы были в точности одинаковыми, но этот поиск остается бессознательным. Каждый раз, когда вы любите кого-то, вы снова надеетесь, что эта женщина окажется вашей матерью, а этот мужчина окажется вашим отцом. Это происходит не на сознательном уровне, это лежит глубоко в подсознании. Но вскоре вы обнаруживаете, что она не соответствует вашим ожиданиям, и начинается конфликт, вы начинаете распадаться на части. Ни один мужчина не мот стать вашим отцом, ни одна женщина не может стать вашей матерью.
И если так называемая семья будет продолжать существовать, любви никогда не будет. А без любви не может быть блаженства. Без любви несчастье - это наш удел. Мы сами выбрали несчастье, в том случае, если выбрали семью.
Община - это совершенно другое. В общине не будет одержимости, направленной на каких-то определенных людей. Здесь есть, по крайней мере, триста маленьких саньясинов, мальчиков и девочек. Многие маленькие мальчики и девочки никогда не остаются на ночь с мамой и папой. У них так много дядей и тетей. Вся община принадлежит им. И маленькие дети в этой общине развивают в себе индивидуальность. Они начинают двигаться самостоятельно. Они не привязаны к матери и к отцу, к семье. Они продолжают общаться с разными людьми. Их матери и отцы также не одержимы ими.
Как раз вчера дочка Тиртхи, Сома, написала мне: «Ошо, я собираюсь поехать
Родители меняются, они текучи. Ребенок сталкивается с множеством мачех, отчимов. И он никогда не будет одержим каким-то одним человеком. Это дат ему обзор, свободу, множественность измерений. Он никогда не будет озабочен. Он сможет относиться ко многим женщинам, как к матери, ко многим мужчинам, как к отцу. Он будет жить подвижно, подобно реке. Он не будет жить в пруду, он будет плавать в реке, в которой продолжают меняться образы. Это поможет ему любить многих, и у него будет более широкий взгляд на вещи, на мужские и женские отношения. Все его матери дадут уме широкое видение. В его восприятии не будет одной единственно женщины, оно будет включать в себя множество свойств, множество женщин, и все они будут соединены воедино. И он сможет найти любовь в жизни, потому что он не одержим каким-то одним человеком какой-то одной личностью. Он будет больше озабочен свойствами, и меньше будет обращать внимания на личности. И он будет знать о том, что не нужно обладать, потому что он научился не стяжательству у родителей, все менялось и дрейфовало, также как жизнь.
Брак мертв. Это твердое образование, он существует для удобства, он подобен вещи, мебели. Он не похож на розу: сегодня она полна цветов, а завтра все цветы опадают, сегодня она зеленая, а завтра листья становятся желтыми. Она олицетворяет собой все времена года, все настроения, все конфликты, всю агонию, все экстазы, причем она становится еще более центрированной, пускает корни в землю. Она знает о том, что жизнь подвижна. Она не ожидает ничего, потому что жизнь подвижна. Она готова ко всем переменам. Она готова меняться вместе с жизнью, и никогда не выпадете из нее. Она всегда находится в гармонии с Жизнью.
И именно это нужно для того, чтобы сделать человечество более целостным, более любвеобильным, более блаженным. Конечно церковь исчезнет, исчезнут нации, исчезнут расы, но они должны исчезнуть, они и так уже прожили слишком долго. Они влачат жалкое существование, они должны быть сожжены и похоронены. Мы несем трупы, и эти трупы гниют. Вы можете продолжать опрыскивать их благовониями, и как-то приспосабливаться к жизни с трупами. Я знаю о том, что они выполняли какие-то функции в прошлом, конечно. Когда ваш отец был жив, все было по-другому. Но теперь отец мертв. Поэтому немного поплачьте, но избавьтесь от него! И если вы - мои саньясины, вам не нужно даже плакать и рыдать. Празднуйте это событие и избавьтесь от него. Вам не нужно тащить с собой его труп всю свою жизнь. Вы же несете даже не один труп, но много трупов, в вашем доме так много трупов, поэтому живым не остается свободного пространства для того, чтобы жить. Те, кто живут. Живут снаружи, а мертвые занимают все место внутри дома. Нам нужно пространство!
Семья - это мертвечина. Но мы как-то продолжаем ставить заплатки на нее. Что такое развод, это заплатка. Люди продолжают жить в несчастье, думая: «В следующей жизни я найду себе другую женщину, или другого мужа. Но в этой жизни уже нельзя ничего сделать. Лучше принять все, как есть». Поэтому люди остаются как-то удовлетворенными, какова бы ни была ситуация. Они все пытаются объяснить, все это уродство, которое их окружает.
Папа, должно быть, боится. Если однажды семья исчезнет, церковь также исчезнет. Слово папа означает отец. Это одно и то же. И христиане называют даже Бога отцом. Это просто расширение семьи. Вся идея религии базируется на концепции семьи: Бог отец, Иисус сын. Кто же тогда этот глупый парень, святой дух? Они не могут даже учитывать женщину, мать. Это бы было гораздо более логично. Но Бог, который живет с женщиной, это кажется безумием. Тогда кто знает? Он может влюбиться, все может пойти наперекосяк. Вы не можете доверять женщине. Она может совратить старого парня. Поэтому для того, чтобы защитить Его, нужен Святой Дух. Но посмотрите на всю нелепость такой ситуации. Есть отец, есть сын, но нет матери. Тогда кто был беременным? Святой Дух? Это кажется еще более опасным. Бог, который занимается любовью со Святым Духом. Но идея в том, что здесь проецируется та же самая схема. И так, как проецировали мужские шовинисты, женщине не оставили места.