Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник] [с илл.]
Шрифт:
— Сто четырнадцать каратов, — восхищенно выдохнул он. — Самый большой камень из всех найденных, пока я здесь. Вот только сбоку маленький изъян, но его уберут при огранке. Даже в таком виде он стоит целое состояние.
— Разумеется, — радостно согласился Большой Билл. — Теперь, дружище, чай будем пить не из жестянок.
Дин тем временем быстро убрал находку в самый дальний карман и сидел, погруженный в свои мысли, в задумчивости нахмурив брови и постукивая по столу костяшками пальцев. Он не слышал, да и не хотел слышать пустой болтовни своего напарника. Черная мысль, словно червь, проникла в его голову, и он уже не мог избавиться от нее. Она прочно укоренилась там и с каждой
— В здешних местах продавать такой большой камень, пожалуй, нет смысла, — тем временем продолжал Стюарт. — Надо распродать все, что у нас есть, а самим податься в Лондон. Вот там-то нам дадут за него настоящую цену! Потом ты вернешься в свои «высокие сферы», как ты сам говорил, а я займусь-ка постройкой дома. Но, ей — богу, нам никак нельзя терять друг друга из виду. Я буду часто навещать тебя в твоем высшем свете, а ты станешь гостить у меня, гуляя среди тенистых дубов.
Лицо Хедли Дина мрачнело все больше и больше с каждым словом, которое нашептывал ему демон алчности. Он положил руку на то место, где спрятал камень, брови его нахмурились еще больше, а взгляд сделался еще острее и коварнее.
— Двадцать тысяч! — воскликнул Билл. — А то и все тридцать! Сколько будет пополам-то? Пятнадцать! Вот это да — по пятнадцать тысяч каждому! Так, а сколько от них пять процентов-то? Ну — с, пять на десять — это пятьдесят, потом пятьдесят на пятнадцать, — считал он, загибая толстые красные пальцы, словно постаревший школьник. — Итого семьсот пятьдесят фунтов в год! Как тебе такой доходик, а? Да что с тобой такое, дружище? На вот, глотни-ка чуть- чуть. Ты, по — моему, слишком разволновался после всех наших с тобой ночных приключений.
— Нет — нет, — поспешно отказался Хедли Дин, отодвигая бутылку, протянутую Стюартом. — Мне не хочется бренди. Я хотел бы до конца прояснить наше с тобой дело, дабы между нами впредь не возникло никаких недомолвок и недоразумений. Мне кажется, ты несколько превратно представляешь себе наши отношения в связи с находкой. Разумеется, ты прекрасно знаешь — я хочу, чтобы между нами все было честь по чести, и ты знаешь, что я никогда не помыслю намеренно обмануть тебя.
— Конечно же, нет! — искренне согласился пожилой старатель.
— Однако, с другой стороны, хоть мы и друзья, но бизнес есть бизнес. Если бы мы работали вместе и вдвоем наткнулись на этот камень, тогда он бы, вне всякого сомнения, принадлежал нам в равных долях. Но в данном случае дело принимает совсем другой оборот.
— Как это так?! — вскричал Стюарт.
— В этом случае все совсем иначе. Это произошло случайно, когда я вовсе не искал камень, и тебя тогда рядом не было. Понимаешь? Я хочу только одного — решить все по справедливости. Предположим, ты бы нашел в шурфе золотой самородок. Я бы не претендовал на половину его стоимости, ссылаясь на то, что я твой компаньон. Это выходило бы за рамки нашего соглашения. Так и тут — это вне нашей договоренности. Разумеется, я никоим образом не хочу присвоить себе всю сумму. Если я выручу за него хорошие деньги, то ты, безусловно, получишь какую-то долю. Я лишь хочу, чтобы ты понял — у тебя нет права претендовать на половину.
Хедли говорил все это, отвернув лицо в сторону и пристально смотря на огонь, поскольку в какие бы пышные фразы он ни облекал бы свои надуманные доводы, он слишком боялся ощутить всю глубину своей низости и бесчестия.
Его компаньон несколько долгих минут хранил молчание, которое было красноречивее любых слов. Напряжение достигло такого предела, что тиканье ходиков и потрескивание поленьев в очаге казались громом небесным. Наконец, Стюарт заговорил холодным, бесстрастным голосом, чего за этим весельчаком никогда не водилось.
— Так ты хочешь сказать, что мне не причитается половина стоимости камня? — спросил он.
— У тебя нет на него никаких прав.
— Вот как!
Никакие физические страдания не могли вызвать у крепыша — старателя стона, вырвавшегося из его груди, когда он осознал всю глубину постигшего его вероломного предательства. Он больше не вымолвил ни слова, лишь надел свою широкополую шляпу, надвинув ее по самые брови, вышел из хижины и скрылся во мраке ночи. Он шел, тяжело ступая по доскам, окаймлявшим края шурфа, и вскоре его шаги смолкли вдалеке.
Ж.-Ф. Рафаэлли. Двое рабочих
Хедли Дин остался сидеть у огня, размышляя о событиях вечера и ночи. Как ни старалась загнанная в самые дальние уголки совесть убедить его, что он вел себя низко и недостойно, он пребывал. в полной готовности оправдывать свою подлость с помощью словесного крючкотворства, превратно толкуя в свою пользу условия, по которым что-то подлежало разделу между компаньонами, а что-то нет. Если решимость на несколько мгновений все же изменяла ему, достаточно было достать из кармана прекрасный сияющий камень, чтобы задавить всякие сомнения. Как же он сможет расстаться со своей кровной половиной, он, кто нашел этот самый камень! И что толку в каком-то пустячном доходе в семьсот с чем-то фунтов? Вот. на пятнадцать тысяч действительно можно устроить что-нибудь этакое. Если отдать Биллу его полную долю, он растратит ее по пустякам на всякую мишуру. Разумеется, ему надо что-то дать, скажем, пятьсот или даже тысячу фунтов. Никто не скажет, что это не по- джентльменски.
Вот такие мысли одолевали Хедли Дина, пока он сидел и ждал возвращения своего компаньона. Прошел час, затем другой, а Билл все не появлялся. Молодой старатель подошел к двери и начал всматриваться в темноту. Стояла тишина, лишь где-то вдалеке слышалось уханье совы.
— Что же с ним могло случиться? — пробормотал он себе под нос. — Скорее всего, он обиделся и завалился на всю ночь в «Пениель» или в «Зимний приют». Ладно, мне-то какой резон полуночничать, ведь завтра надо ехать в Кимберли с первым утренним дилижансом.
После этих слов он не раздеваясь рухнул на свою койку, еще раз ощупав скрытый у самого сердца алмаз. Чуть больше часа он пролежал, глядя в потолок и все еще надеясь услышать шаги, но в конце концов забылся недолгим тревожным сном.
Проснулся он под утро со странным чувством грусти и уныния. Сквозь приоткрытую дверь хижины дул свежий утренний ветерок, но Дин чувствовал себя усталым и разбитым. Он сел на постели и приложил руку ко лбу, стараясь собраться с мыслями. Какая беда могла с ним приключиться? Его взгляд упал на пустую койку, стоявшую напротив, где обычно храпел его напарник. Ах да, конечно, теперь он все вспомнил. Никакая это не беда, а, наоборот, огромная удача. Тогда отчего ему так грустно? Такого с ним еще никогда не бывало за все годы скитаний. Он снова достал камень из потайного кармана, и тот вновь ослепительно засиял в лучах яркого утреннего солнца, начисто подавив в душе Хедли Дина последние робкие угрызения совести.