Алмаз
Шрифт:
***
Мы с мамой только получили свой багаж и пересекали огромный шумный зал аэропорта, теряясь среди других людей, когда среди общего гомона зазвучала музыка, несвойственная этому месту. Откуда-то из толпы вынырнул невысокий коренастый мужчина в повседневной одежде, ничем не отличающийся от обычного пассажира, вальяжно взял меня под руку и повел вперед, словно провожая куда-то, при этом громко напевая:
А у нас во дворе
Есть девчонка
Среди шумных подруг
Неприметна она,
Никому из ребят
Неприметна она.
Я гляжу ей вслед —
Ничего в ней нет,
А я все гляжу —
Глаз не отвожу.
— Мам, — встревоженно обернулась к ней, — ты понимаешь, что происходит?
— Происходит твоя сказка, — улыбнулась она, совсем не испугавшись за дочь, которую чуть ли не силой уводил куда-то незнакомец.
Тут и там из толпы стали доноситься все новые голоса, и создавалось впечатление, что поет целый хор.
Не боюсь я, ребята,
Ни ночи, ни дня,
Ни крутых кулаков,
Ни воды, ни огня.
А при ней словно вдруг
Подменяют меня.
Я гляжу ей вслед —
Ничего в ней нет,
А я все гляжу —
Глаз не отвожу[1]
Постепенно над головами людей стали всплывать огромные плакаты с буквами, которые к концу песни сложились в целую фразу:
«С возвращением, Марго!»
Взгляды всех присутствующих были устремлены на меня, а я чувствовала себя немного неловко из-за того, что вокруг меня развернулось такое представление. Глазами искала виновника всего этого прекрасного «безобразия». Он появился неожиданно, отделившись от толпы, и держал в руках одну-единственную розу.
— По-скромному решил встретить? — кивнула на цветок.
— Не стал выдумывать ничего грандиозного, — пожал плечами Костя, будто не причастен к феерии, развернувшейся здесь минуту назад.
Мы стояли друг напротив друга, и никто не решался сделать первый шаг, хотя у обоих было одно, общее на двоих, желание.
[1]Автор текста: Ошанин Л. Композитор: Островский А.
9. Страсть и пирожные
Нет ничего прекрасней поцелуев любимого человека после даже короткой разлуки. И Костя задаривал меня ими. Он то целовал меня, нежно касаясь губ и скул, то дерзко покусывал мочку уха, грубо хватая и напирая, а потом снова становился ласковым, целуя в шею и ключицу.
— Моя девочка, — шептал он, — как же я соскучился по тебе. За такие муки я заслужил «десерт».
— И я очень-очень хочу «сладкого», — схватилась за пряжку его ремня и притянула Костю как можно ближе к себе, жалея, что человечество изобрело проклятую одежду. Это так неудобно, когда изнываешь от желания. — Только не сейчас, — здравомыслие взяло верх, и я потихоньку начала освобождаться из жарких объятий парня.
— Ну почему? — с непомерным отчаяньем в голосе взвыл он.
Как ответ на его вопрос из кухни послышался мамин голос:
— Ребятки, обед готов!
— Вот почему! — оттолкнула его и одернула свою сбившуюся одежду. — Ты же не думаешь, что я стану заниматься сексом, когда в соседней комнате мама хлопочет на кухне?
Для него это был не аргумент, но Костя все же искал выход.
— Мы заняться этим в другом месте, — оживился парень.
Этот вариант не подходил мне.
— Мама приехала в гости, как я ее брошу здесь одну? — надеялась, он воспитан в уважении к старшим и любви к родителям и сможет войти в мое положение, чуть поступившись собственными желаниями. Это же временные трудности.
— Выходит, у нас платонические отношения, — заключил парень, чем был весьма огорчен, — и никаких плотских утех?
Даже в серьезных вопросах его не оставляло чувство юмора. Хотя, какая к черту серьезность, если мы планировали, где и когда сможем заняться сексом. Вот он, конец романтики!
— Милый, ты не тянешь на святого, — пришлось разочаровать его, — поэтому, — я снова оказалась рядом, на этот раз поправляя его одежду, — наши платонические отношения продлятся всего пару дней. В четверг мама уезжает, и мы сможем, — сделала томительную паузу, взглянув на парня, который перестал дышать, мечтая услышать заветные слова, — поговорить о нашем совместном будущем, — не стыдясь, издевалась над ним, — а потом мы займемся страстным, неудержимым, изматывающим…
— Боже, умоляю, скажи «сексом», — взмолился Костя, падая на колени и обнимая меня за талию.
— Нет, — поцеловала его в губы, — любовью. А теперь, — похлопал парня ладонями по груди, призывая подняться, — обуздай свои желания и притворись хорошим мальчиком перед моей мамой.
— Ты заставляешь меня лицемерить, Марго? — прищурил глаза, надменно глядя на меня. — Скрывать свои истинные намерения под маской добропорядочности?
— Некоторые называют это вежливостью, — поправила его чуть растрепанные мной же волосы.
— Безумный, безумный мир! — воздел музыкант руки к небу, когда я выталкивала его из своей спальни. — Марта, как вы чудесно выглядите! — заголосил как базарный зазывала, как только увидел мою маму. — Отдых пошел вам на пользу. А Рита как загорела! Стала прям как шоколадка, — Костя смерил меня шкодливым взглядом и исправился, — то есть я хотел сказать, ее загар имеет аппетитный, — не унимался парень, — то есть приятный шоколадный оттенок. Извините, Марта, что-то я сегодня заговариваюсь.
Надо было ему всыпать или на крайний случай дать подзатыльник за то, что устраивает шумное представление, но вместо этого я глупо посмеивалась над его выходками. Ведь все влюбленные так делают: не замечают недостатков друг друга и умиляются каждой нелепости, что те выкидывают?