Алмазная бухта
Шрифт:
— Я привыкла вести себя, как наседка, — сказала она со смешком. — Когда я не нашла тебя в кровати, то запаниковала. Ну, раз с тобой все в порядке, я пойду оденусь и приготовлю завтрак.
— Не стоит одеваться ради меня, — протянул он.
Она ушла, проигнорировав его последние слова. Проводив ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась, Кэлл медленно поднялся и вошел внутрь, защелкнув за собой сетчатую дверь. Она не играла в игры, одеваясь в облегающую ночную рубашку и изображая потом смущение по поводу того, что обнажилось, да ей и не требовалось этого делать. В своей розовой ночной сорочке с цветочками, спутанными волосами она выглядела такой теплой,
Буквально через несколько минут она вернулась на кухню. Ее волосы были зачесаны и закреплены по бокам темно-красными заколками в виде бабочек. Она по-прежнему была босиком, на ней были джинсовые шорты, такие старые, что их цвет был близок к белому, и большой терракотовый свитер, концы которого были завязаны на талии. На ее загорелом лице не было ни капли макияжа. Он понял, что она просто довольна собой. Она, возможно, могла бы остановить движение на улице, если бы надела шелк и драгоценности. И сделала бы это, только если бы ей этого захотелось, а не ради кого бы то ни было. Она была уверена в себе, и ему нравилось это. У него был настолько властный характер, что ему требовалась сильная женщина, которая сможет противостоять ему и не уступит ему ни в постели, ни вне нее.
Споро двигаясь, она поставила кофе и начала жарить бекон. Только почуяв смесь этих ароматов, он понял, насколько голоден. У него даже потекли слюни. Она поставила бисквиты в духовку, разбила четыре яйца на омлет, затем очистила и разрезала канталупу*. Она взглянула на него своими ясными серыми глазами:
— Мне будет проще, если у меня будет самый острый нож.
Мало что могло его рассмешить или позабавить, но, услышав ее сухой ворчливый тон, он захотел улыбнуться. Не желая спорить, он поднялся, опираясь на барную стойку и перенося вес с раненой ноги. Ему было необходимо средство защиты, даже если это был кухонный нож. На этом настаивали логика и инстинкт.
— У тебя есть какое-нибудь оружие?
Рэйчел ловко перевернула бекон.
— У меня под кроватью ружье 22 калибра, а в бардачке машины магнум 357-го** калибра, заряженный патронами с мышиной дробью***.
Он почувствовал легкое раздражение. Почему она не сказала об этом накануне? Она одарила его долгим спокойным взглядом, и он понял, что она ждала от него возражений. Почему она должна отдать пистолет мужчине, который держал у ее горла нож?
— А если бы они понадобились нам ночью?
— Для пистолета у меня только патроны с мышиной дробью, поэтому я его в расчет не брала, — спокойно ответила она. — Ружье было в пределах досягаемости, я не только знаю, как им пользоваться, но и, в отличие от тебя, имею две здоровые руки.
В Алмазной бухте она чувствовала себя в безопасности, но здравый смысл говорил, что для одинокой женщины, без соседей поблизости, необходимы средства защиты. Оружие было рассчитано на тех, кого ее отец называл «шалопаями», но, глядя на ствол пистолета, нельзя было догадаться, что там патроны с мышиной дробью. Она выбирала оружие для защиты, а не для убийства.
Он молчал, прищурив черные глаза:
— Почему ты мне сказала об этом сейчас?
— Во-первых, потому что ты сказал мне, кто ты. Во-вторых, потому что ты спросил. В-третьих, ты опасен даже без ножа. Физически неполноценен — да, но не беспомощен.
— Что ты имеешь в виду?
Она посмотрела вниз на его грубые темные голые стопы.
— Мозоли на внешних сторонах твоих стоп и на руках. Редко, у кого они есть. Ты тренировался босиком, не так ли?
От его тихого и шелковистого голоса у нее по спине пробежался холод.
— Ты многое замечаешь, солнышко:
Она кивнула в знак согласия.
— Да.
— Большинство людей и не задумываются о мозолях.
Рэйчел колебалась, ее взгляд обратился внутрь себя. Спустя мгновение она вернулась к сервировке стола и готовке.
— Мой муж тренировался дополнительно. У него тоже были мозоли на ладонях.
В его груди все сжалось, пальцы медленно сомкнулись в кулак. Он метнул взгляд на ее изящные загорелые руки без колец.
— Ты разведена?
— Нет. Я вдова.
— Извини.
Она кивнула и стала раскладывать омлет и бекон по тарелкам, затем проверила бисквиты в духовке. Они выглядели так, как надо — золотисто-коричневые сверху. Она вытащила их и переложила в корзинку для хлеба.
— С тех пор прошло много времени, — сказала она в заключение. — Пять лет.
Затем ее голос изменился и снова стал оживленным:
— Мой руки, прежде чем бисквиты остынут.
Пару минут спустя он подумал, что она была чертовски хорошим кулинаром. Омлет был воздушным, бекон с хрустящей корочкой, бисквиты нежными, а кофе достаточно крепким. Поверх бисквитов тек золотистый сок груш домашнего консервирования, канталупа была сочной и сладкой. Никаких изысков, просто все ингредиенты отлично сочетались, и даже их цвета гармонировали друг с другом. Это была просто еще одна сторона ее многогранной натуры. Когда он смаковал третий бисквит, она невозмутимо заметила:
— Не жди такого каждый день. Иногда я ем на завтрак хлопья и фрукты. Я просто хочу, чтобы твои силы восстановились.
За ее манерой скрывалось удовлетворение от того, с каким очевидным удовольствием он, такой хладнокровный мужчина, ел.
Он откинулся на спинку стула, неторопливо рассматривая блеск в ее глазах и улыбку, которую она безуспешно прятала за кружкой кофе, которую держала в своих изящных руках. Она дразнила его, а он уже не помнил, когда его дразнили последний раз, когда кто-нибудь действительно осмеливался дразнить его. Возможно в средней школе, какая-нибудь легкомысленная девчонка-тинейжер пробовала новообретенные силы соблазнительницы на мальчишке, которого даже учителя считали опасным. Он никогда не давал повода думать о себе так, просто он смотрел на них холодным спокойным взглядом своих черных, как ночные небеса ада, глаз. Рэйчел осмеливалась дразнить его, потому что была уверена в себе и принимала его, как равного. Несмотря на то, что она знала о нем или могла предположить, она не боялась его.
Всему свое время. Она будет его, рано или поздно.
— Ты на верном пути, — ответил он, наконец, на ее поддразнивание.
Рэйчел гадала, специально ли он выдержал паузу, прежде чем ответить. Он мог просто задуматься над ответом, а мог специально выдержать паузу, чтобы слегка лишить человека уверенности. Все, что он делал, было хорошо продумано. Она не думала, что это было привычкой, скорее — спланированным наступлением.
В его словах был двойной смысл, но Рэйчел предпочла выбрать тот, что лежал на поверхности.