Алмазная нелюбовь

Анджей надевает мне на шею тяжелое бриллиантовое колье. Его теплые пальцы – как будто бы невзначай, но я-то знаю, что специально, – касаются моей кожи. Уверена, его завораживает мой ровный золотистый загар: я только что вернулась с французской Ривьеры. Не очень-то хотелось, честно говоря, но отец настоял: у него ко мне какой-то важный разговор, а по телефону – нельзя.

Интересно, для чего же тогда придумали всю эту современную технику, смартфоны, мессенджеры, социальные сети? Чтобы ради каждого «важного разговора» лететь с каннского побережья в шумную и душную, пропахшую трудовым потом тысяч эмигрантов Москву?

Столица – липкий, гадкий человеческий муравейник. Я не слишком люблю бывать здесь. Но – приходится. Причем после смерти мамы все чаще. Иногда мне кажется: отцу скоро надоест оплачивать мои европейские счета, он выставит на продажу мой каннский домик и велит возвращаться в Россию. Насовсем. Но я все еще надеюсь, что этого никогда не случится... А если и случится – я уже не буду финансово зависеть от него и смогу делать все, что мне только заблагорассудится.

Анджей отвлекает меня от мыслей, тянет высоким, тонким голосом:

– Что скажешь, мадемуазель?

– Очень красиво, – улыбаюсь я, рассматривая колье, сверкающее на моей шее. Все, что делает Анджей, – красиво. Вся новая коллекция отцовской компании – красива. И хотя Анджей всегда повторяет, что это именно я – украшение отцовских бриллиантов, я-то знаю: я – всего лишь живой манекен, чей ровный загар идеально оттеняет ослепительный блеск этих роскошных украшений.

Для отца я тоже – манекен. Изящная куколка, которой можно похвастаться на очередном благотворительном вечере или рауте:

– Это моя дочь Марина. Ей двадцать лет. Знаете ли, она сейчас большую часть времени проводит в Каннах, закончила там школу, говорит на французском лучше, чем на русском... А еще она – лицо всех моих ювелирных коллекций!

– Ах, какая красавица! Какой заботливый отец! Какая чудесная семья! – залопочут восторженно все вокруг, но отец уже оттарабанил заученную речь и переходит к представлению Анджея:

– А это мой прекрасный дизайнер, автор всех бриллиантовых шедевров «Diamond Corporation»...

Какая прелесть. Какой фарс.

Я бы давно уже отказалась быть моделью отцовских коллекций – но мне жаль Анджея. Он один из немногих, кого я могу называть другом. Именно другом, черт побери! Ведь его романтический интерес – отцовский секретарь Кир, – куда симпатичней меня. Все знают: Анджей предпочитает блондинов. А я – брюнетка. И – девушка. Двойной пролет. Зато Анджей называет меня своей творческой музой, таскает меня по выставкам, театрам и магазинам, кормит вкусными кексами, которые называются французскими, хотя во Франции я таких не встречала, и обещает сшить мне свадебное платье... однажды, когда я захочу выйти замуж. Спойлер: я не захочу никогда.

А отец – он способен только деньгами разбрасываться. Под его руководством – гигантский алмазный холдинг: добыча алмазов, обработка алмазов, продажа алмазов по всему миру, а также создание собственных уникальных ювелирных коллекций. Алмазы, алмазы, алмазы... Такие же блестящие, красивые и холодные, как мой отец и как моя жизнь.

После примерки новой коллекции Анджей приглашает меня в свою мастерскую «на чашечку кофе», но я отказываюсь: надо наконец съездить в офис к отцу и выяснить, что ему от меня нужно. Анджей кажется приунывшим, но только на минуту: потом ему звонит Кир, и они договариваются о свидании. А я спускаюсь на первый этаж и прохожу через три поста охраны, чтобы сесть в автомобиль и поехать в Москву-Сити.

«Империя», пятьдесят первый этаж. Лифт едет бесконечно долго – или мне только кажется?

Я выхожу на нужном этаже и не успеваю взяться за ручку массивной стеклянной двери, ведущей в отцовский офис, как мне навстречу выруливает молодой мужчина в кожаной куртке. В первую секунду я не обращаю на него внимания, но потом наметанный глаз все же замечает подвох, и в голове проносится мысль: что он тут забыл? Москва-Сити – территория белых воротничков, отглаженных идеально галстуков, костюмов от Версаче и Луи Виттон, Роллексов стоимостью в сотни тысяч долларов, богатства, пафоса и старательного выпячивания брендовых логотипов... А у этого парня – потертая кожанка, рваные джинсы, взъерошенные темно-русые волосы и кольца-печатки на пальцах.

Парень тоже замечает меня и как будто бы узнает. Притормаживает, присматривается, словно оценивает... У меня по спине пробегает холодок: пристальным и нахальным взглядом он как будто раздевает меня догола... Я хочу уже скрыться от него в офисе, как он вдруг он меня окликает:

– Эй, Марина?

– Да... – отзываюсь я ошалело, все еще не понимая, что происходит. – Мы с вами знакомы?

– Скоро познакомимся, киска, – он неожиданно хватает себя за промежность, сжимая сквозь джинсы, его губы расползаются в ухмылке, а еще через секунду он скрывается за углом. Я ошарашено смотрю ему вслед, потом оборачиваюсь и... вижу отца.

– Уже познакомились? – спрашивает он, подходя ближе и дежурно целуя меня в обе щеки.

– Что? Нет! Кто это? – спрашиваю я.

– Хм... – отец как будто раздумывает, сказать сразу или подождать, а потом таки окатывает меня ледяной водой: – Этой твой будущий муж.

2 глава

Отец – по его собственным словам, – «срать хотел» на мое мнение по поводу предстоящего замужества. Когда я напоминаю ему, что мы, на минуточку, живем в прогрессивном двадцать первом веке, где рабство и династические браки давно отменены, а любого вида насилие и принуждение преследуются по закону, он чуть ли не за шкирку втаскивает меня в свой роскошный стеклянный кабинет и быстро пихает в большое кожаное кресло:

– Заткнись ты уже!

– В смысле – заткнись?! – я вспыхиваю и тут же вскакиваю с места. Сквозь стеклянную дверь кабинета видна приемная: Кир пялится на нас вовсю. Отец подходит к двери и быстро задергивает шторку:

– Это вынужденная мера.

– Вынужденная мера?! Ты издеваешься? Что за бред вообще?! – я размахиваю руками, не в силах унять свою злость. Разумеется, я не собираюсь замуж за того мерзкого помойного хама! И вообще не собираюсь замуж! Но как моему отцу вообще пришла в голову эта тупая идея?! И как он хоть на мгновение мог подумать, что я – соглашусь?!