Алмазная принцесса
Шрифт:
Он по-прежнему не отвечал, и меня это уже начало раздражать.
– Слушай, дело не шуточное! – я повысила голос. – Меня наняла Татьянина тетка, она не находит себе места. Женщина пожилая, ей такие переживания ни к чему. Так что кончай прикалываться и веди себя как мужчина!
Упырь молчал.
Я здорово разозлилась, наклонилась над ним, схватила его за воротник и сильно встряхнула.
И тут увидела, что горло Упыря было разрезано опасной бритвой.
Как я догадалась, что именно бритвой, а не десантным ножом, или офицерским
Очень просто: именно бритва с остро отточенным окровавленным лезвием валялась на груди мертвого Упыря. А его одежда и саван были залиты темной кровью.
– Мама! – проговорила я вполголоса.
Вполголоса – не из соображений конспирации, а только потому, что на более громкий выкрик не хватило сил. Если бы силы были – я завопила бы, как ненормальная, невзирая на опасность.
Правда, у меня еще оставалась слабая надежда, что это – продолжение концерта, кошмарная шутка в духе некро-панк-рока… но эта надежда была очень слабой и бледнела с каждой секундой, точнее – с каждой каплей крови, вытекающей из перерезанного горла Упыря.
Я метнулась к двери, но за ней послышались приближающиеся шаги, она начала приоткрываться с жутким скрипом… Я инстинктивно шарахнулась обратно, заметалась по крошечной комнатке и юркнула в открытый шкаф с театральным реквизитом. Едва успела захлопнуть за собой дверцу шкафа, как в комнату заглянул барабанщик и нетерпеливо проговорил:
– Эй, Упырь, ты скоро? Водка стынет! Пацаны обижаются, что ты отрываешься от коллектива…
Не дождавшись ответа, он протиснулся внутрь, шагнул к гробу и увидел мертвого Упыря.
В первый момент, как и я минуту назад, он решил, что приятель просто неудачно шутит.
– Упырь, кончай прикалываться! Ты, блин, не на сцене, и я – не малолетка обкуренная!
И тут он разглядел перерезанное горло приятеля, раскрытую бритву и окровавленный саван.
Реакция его была примерно такой же, как у меня. Только слова вырвались другие.
– Матчасть твою единым госэкзаменом! – проговорил музыкант вполголоса, но затем повысил голос: – Мертвяк! Череп! Кровосос! Упырь навернулся!
В дверях появились остальные музыканты.
– Че случилось-то? – протянул один из них.
– Что, не видишь? Помер наш Упырь! Прирезал его кто-то!
– Доигрался!
– Кто ж это его?
– Да вот только что тетка какая-то сюда вошла… Наверное, это она его и оприходовала! Больше некому! То-то она сразу показалась мне какой-то подозрительной…
Я замерла от ужаса и даже перестала дышать.
Это ведь они обо мне!
В этот момент я даже не обиделась на «тетку». Меня трясло от страха – ведь я действительно окажусь главной и единственной подозреваемой в жутком убийстве!
– Надо милицию вызвать… – проговорил наконец один из музыкантов и вытащил из кармана мобильный телефон.
– Черт, здесь нет сигнала! – проговорил он через несколько секунд. –
– И я с тобой… и я… – Остальные участники группы дружно кинулись прочь, столкнувшись в дверях, оставив возле трупа растерянного барабанщика.
– А я что? – пробормотал тот. – Мне что – больше всех надо? Да кто ж его здесь тронет? Кому он нужен-то? – И барабанщик тоже выскочил из помещения.
Я выбралась из шкафа.
Нужно было срочно отсюда удирать, пока не появилась милиция!..
Я тихонько заглянула в соседнюю комнату – туда, где только что выпивали музыканты. Там никого не было – стояли только откупоренные бутылки с водкой и недоеденные бутерброды, на самом видном месте красовалась распотрошенная селедка, невольно напоминая знаменитую картину. Художника не помню, там еще селедка на грязной бумаге лежит и стакан до половины налит. И все на эту селедку любуются и говорят, что она гениальна. То есть не она, а он, художник.
Я пересекла комнату, выскочила в коридор и едва не столкнулась с каким-то озабоченным дядькой с золотыми зубами. Метнувшись в другую сторону, скрылась за дверью, на которой был нарисован женский силуэт.
В нос мне ударил странный, немного приторный запах.
Перед треснувшей раковиной в желтых ржавых потеках стояла сутулая девчонка с розовыми растрепанными волосами. Она курила толстую самодельную папиросу, выпуская через ноздри тот самый сладковатый дым. Увидев меня, она удивленно заморгала густо накрашенными ресницами и протянула:
– Померещится же такое!
Я невольно бросила взгляд на свое отражение в зеркале и увидела саван с нарисованным на нем скелетом. Видимо, этот саван висел в шкафу, где я пряталась, и я в него случайно влезла.
Я сделала обкуренной девчонке козу, защелкала зубами и бросилась в дальний конец туалета, где увидела закрытое на шпингалет окошко, густо замазанное белой масляной краской.
– Ты кто? – крикнула мне вслед девчонка.
– Твоя галлюцинация! – ответила я, дергая шпингалет.
– А, ну тогда ладно! – Объяснение ее вполне устроило, и она снова затянулась подозрительным дымом.
А я распахнула окошко и выскочила на улицу.
К счастью, этаж был первый, я приземлилась удачно, ничего себе не сломав, и припустила по пустынной улице как можно дальше от злополучного клуба.
Пробежав пару кварталов, я услышала вдалеке тревожное завывание милицейской сирены.
Вы не поверите, но всю дорогу до дома Василия Макаровича я пробежала. Машину взять побоялась, уж очень приметно выгляжу, а в метро такое чучело если и пустят, то запомнят надолго. Конечно, саван с нарисованным скелетом я сообразила выбросить по дороге в сугроб, однако оставались еще эти очковые глаза и бандана… С другой стороны, конечно, хорошо, что я загримировалась, сейчас смою макияж, и никто меня не узнает.