Алмазная пыль

Аскеров Эльхан

Не ожидавший такой удачи Николай смог только растерянно кивнуть и сжать под столом руки в кулаки, боясь выдать неосторожным жестом своё волнение. Удовлетворившись его кивком, хозяин достал из ящика стола тугую пачку денег в банковской упаковке и, небрежно бросив её на стол, приказал:

– Отвезите деньги брату и возвращайтесь сюда. Поедете со мной. Ночевать будете у меня. И вообще, до тех пор пока охрана не будет налажена, вы должны будете находиться у меня в доме. Вопросы? У вас есть два часа, – решительно закончил хозяин,

и Николай, быстро поднявшись, чуть было по привычке не взял под козырёк.

Сунув деньги во внутренний карман куртки, он выскочил из офиса и, спустившись в метро, отправился домой. Предупредив брата, что снова уедет на несколько дней, он велел ему готовить документы, сообщив, что деньги уже нашёл и осталось их только забрать, что он и сделает по возвращении. С некоторых пор Николай не доверял и телефонам.

* * *

Дружный вердикт психологов чуть не привёл Пашку в состояние затяжной депрессии. Конторские умники утверждали, что его амнезия неизлечима. Услышав эти слова, Пашка бессильно уронил руки и, растерянно посмотрев на сидящего в кресле старика, медленно вышел из камеры пыток, как он называл комплекс кабинетов, где его пытались вывернуть наизнанку.

Внимательно наблюдавший за ним Художник мрачно крякнул и, жестом отпустив умников, медленно поднялся. Следуя за Пашкой на расстоянии, он с мрачным видом рассматривал широкую спину и ссутуленные плечи парня. Ему было жаль этого сироту, на которого судьба регулярно обрушивает удар за ударом, словно решив или окончательно добить, или выковать такую сталь, из которой получится настоящий булат.

Шедший рядом с ним командир охраны, неожиданно подойдя поближе, тихо заговорил:

– Павел Андреевич, я, конечно, не специалист, но, по-моему, эти головастики слишком на парня давят.

– Что ты хочешь этим сказать? – тихо спросил Художник, глядя на него с интересом.

– Думаю, ему просто нужно попасть в знакомую обстановку. Туда, где ему было хорошо.

– Знать бы ещё, где это было? – скептически фыркнул старик.

– Помните, в деле было написано, что он очень летать любил? Может, стоит дать ему остатки его мотоплана, помочь с запчастями, и пусть развлекается. Кто знает, может, пока собирает его, чего и вспомнит. Вы же сами говорили, он в тире аж сиял от счастья.

– А может, это и мысль, – задумчиво отозвался старик. – Кстати, а где эти бренные останки находятся?

– У нас, на базе. Если прикажете, я позвоню, прикажу, чтобы привезли, – с готовностью отозвался штабс-капитан.

– Действуй. А то после таких заявлений как бы он в петлю не полез, – решительно кивнул старик и, прибавив шагу, принялся догонять Пашку.

Войдя в свой номер, Пашка упал на диван лицом вниз и, сжав руками подушку, отвернулся к стене. Без стука войдя в комнату, Художник осторожно присел в кресло и, помолчав, негромко сказал:

– Ты это, слышь, тёзка, не расстраивайся

особо. Ещё ничего не кончилось. Ты просто отдохни пока. А чтобы было чем руки занять, я велел тебе твой мотоплан привезти. Ну, точнее то, что от него осталось. Сам понимаешь, дело то было серьёзное. Мастерская у Агафоныча есть, если что из запчастей потребуется, просто охранникам скажешь, привезут. Я распоряжусь. Ты, главное, себя в руках держи.

– А зачем? – неожиданно спросил Пашка. – Вы же слышали, это неизлечимо. Или вы даже своим головастикам не верите. А я думал, что у вас в конторе только лучшие специалисты. Решил, если они не смогут, значит, действительно хана, – грустно усмехнулся он, поворачиваясь к старику.

– Какая хана? Какая там к бениной маме хана?! – неожиданно зарычал Художник, вскакивая на ноги. – Ты чего, тёзка? Совсем охренел? Забыл, что пока жив, никакой ханы быть не может?

– Не ори, дядя Паш, – тихо попросил Пашка. – И так голова после их тестов раскалывается.

– Извини, – тихо буркнул старик, возвращаясь на место. – Просто я никак не могу поверить, что парень, переживший детский дом, армию, смерть наконец, готов вот так просто сдаться, лишь потому, что ничего не помнит. Ты же спецназовец, чёрт тебя побери!

– И что? Если спецназовец, значит, не имею право на жизнь, на эмоции? Я человек. Прежде всего человек. А уж потом всё остальное.

– Так ведь никто и не спорит, – развёл руками старик. – Но, будучи в прошлом спецназовцем, ты просто должен уметь держать удар.

– Держать удар? – растерянно переспросил Пашка. – А не много ли ударов на одного человека? Ни детства, ни молодости, а теперь не только лицо, ещё и память потерял. И кто я теперь? Как ваш ротмистр сказал, нет бумаг, нет и человека. Получается, что меня просто нет?

– Не глупи, – поморщился Художник. – Если это так важно, документы тебе я завтра привезу. Даже со старой фотографией. Я ведь тебя не потому здесь держу, что девать некуда, а потому, что есть в твоём организме что-то, что позволяет тебе быстро и без потерь восстанавливаться после смертельного ранения. И это для нас важно. Очень. Понимаешь?

– Так ведь у вас все анализы есть. Ваш садист меня чуть на части не порезал, пока разбирался. Чем ещё-то я помочь могу? – удивлённо спросил Пашка.

– Нам не только это нужно знать, – задумчиво ответил старик. – Тут всё важно. Где жил, что ел, чем мылся, как давно такие качества проявились? Всё до мелочей.

– Я бы и рад рассказать, да только не помню. А раз не помню, значит, больше не нужен, – пожал плечами Пашка.

– Не дури, тёзка. Нужен. Кто знает, может, потребуется ещё какие анализы сделать или проверить, как оно там в твоём организме действует. Так что, дело тебе найдётся. Ты, главное, глупостей не делай. Просто живи. Может, пока будешь со своим дельтапланом возиться, чего и вспомнишь.