Алмазная реальность
Шрифт:
– А как же нейтралитет империи?
– Плевать мне на империю. Белым сейчас в империи не очень хорошо живется… А ведь было, говорят, иначе.
– Год назад я бы сказала: «Здорово, что есть места, где белым не очень хорошо живется!» – подала голос Вуду. – Теперь не стану.
– И правильно, – поддержал Поттер. – Никогда не имел ничего против чернокожих. У меня даже девушка чернокожая, в универмаге работает, в отделе игрушек…
Идиотская ситуация. Трое совершенно незнакомых людей сидят в вертолете под прикрытием робота-охранника и рассуждают о проявлениях расизма. Боже, если я не напишу книгу, накажи меня, накажи…
– Эй, эй! – опомнился я. – А как же наши вернутся?
– А ты думаешь, они вернутся? – удивился Поттер, – Ты, наверное, не видел, что там снаружи творится. Я как раз хотел спросить, не взлететь ли нам, а то они могут и пушку притащить… У них тут всего хватает.
Я посмотрел в прицел и понял, что Индуна и Федор действительно вряд ли вернутся.
В городе творилось нечто невероятное. И, видимо, не только в городе.
По улицам и переулкам, среди нищих лачуг и больших каменных домов – а в пригороде встречались и такие – как угорелые носились люди. С оружием, без него, голые, одетые в полный бронекостюм пехоты… Повсюду господствовала паника.
Дважды нам попадались бэтээры, облепленные визжащими от возбуждения людьми. Трижды нас пытались остановить какие-то типы в рваных обносках, но с автоматами. Причем в последний раз это была явно спланированная засада. Не на нас, правда, на кого-то другого… Пусть этот «кто-то другой» скажет нам спасибо.
До порта еще топать и топать, а мы уже изрядно устали и измотались, продвигаясь от угла к углу, предугадывая поведение толпы, ожидая выстрела из каждого окна и подвала.
Кстати говоря, причины такого поведения жителей города я понять не мог. Создавалось ощущение, что все население Нкота-Кота дружно сошло с ума, вспомнило старые счеты и повытаскивало из укрытий свое тщательно сберегаемое огнестрельное оружие. Улицами правила неуправляемая истерия.
Мы залегли в каком-то провонявшем кошачьей мочой тупичке, куда попали по крышам близлежащих домов. Мимо нас с ревом полз трактор, волочащий за собой средних размеров пушечку. Следом двигался миниатюрный грузовичок, доверху нагруженный боеприпасами. Кого из этого орудия собирались валить, я мог только гадать, но цель, надо думать, была достойная, судя по сопровождению. Пятнадцать до зубов вооруженных ребят, с исключительно зверским выражением лиц.
Трактор тащился медленно. Грузовичок тоже. Солдаты сосредоточенно обшаривали стволами окружающее пространство. Один из них что-то квакнул по-португальски и мазанул короткой очередью над нашими головами. На нас посыпались выбитые куски пластика. Просто проверка. Хорошенькие дела происходят в этом городе. Веселые. И какого черта я так сюда спешил?
Наконец вся эта кавалькада исчезла за поворотом, и мы, не выпуская из рук автоматов, вышли на одну из главных улиц.
Здесь нас встретила удивительная тишина. Только где-то далеко грохотали торопливые выстрелы, но глухо и нестройно, как грохочет гром, когда гроза уходит.
Что-то звякнуло под ногами. Абе нагнулся и поднял погнутый указатель названия улицы:
– А мы на правильном пути, босс. Посмотрите. – И он протянул мне железку.
– «Портовая», – прочитал я. – Отлично. Теперь надо решить, в какую сторону двигаться.
Мы осмотрелись.
Улица шла под уклон. Наверх уполз трактор с пушкой, внизу никого не было, только над изодранным гусеницами асфальтом влажно трепетало марево раскаленного воздуха.
– Есть мнение, что надо идти вниз, – произнес Ламбразони.
– Логично, – подтвердил я, оглядываясь по сторонам. – Кстати, у кого-нибудь есть идеи по поводу того, что происходит в этом дерьмовом городишке?
Ламбразони пожал плечами – ему было все равно, а Абе заметил:
– Языка было бы неплохо взять. Местного. И потрясти слегка.
– Да, – согласился я. – Займись. Догонишь нас, мы пойдем вниз…
Абе кивнул и исчез.
– Думаете, добудет? – спросил Ламбразони.
– Если бы не думал, не послал бы… И мы, прижимаясь к стенам домов, пошли туда, где, по нашему мнению, располагался порт.
– Дерьмово, – вдруг сказал Ламбразони. – Чертовски дерьмово, генерал. С самого начала все складывалось так.
С самого начала…
– Ты чего? – спросил я не оборачиваясь. – На болтуна пробило?
– Нет, просто чувствую я… что-то. Нехорошо. Раньше хреново было, а сейчас, чувствую, совсем плохо станет.
Я с удивлением посмотрел через плечо. Это что же, по его мнению, раньше ничего было, нормально, а вот только теперь прижало? Силен итальяшка.
– Не надо было мне журналиста выпускать, – продолжил Марко себе под нос. – Не надо было. Снял бы я его с той лестницы… Да девчонку пожалел. Ай, зря.
– Какой лестницы? – не понял я. – Какую девчонку?
– Да там… Когда он в вертолет пополз. Я его тогда на мушке держал, пять миллиметров на себя, и готово. Да он, зараза, девчонку тащил. Хорошенькая… Черт!
– Слушай, а чего ты так на журналиста взъелся? Он тебе что сделал-то? – Я остановился у фонарного столба.
Прислушался. Вдалеке гулко говорил крупнокалиберный пулемет. Очень даже крупнокалиберный, вертолетный.
– Если бы чего сделал, так вообще бы разорвал… Ненавижу я таких. Ненавижу. Ему все это, – Марко повел рукой вокруг, – Диснейленд. Материал. Который можно продать подороже. Журналюг на войне вообще шлепать надо в первую очередь, чтобы не лезли куда попало. Падальщики они. Мяса побольше, трупов, сумасшедших всяких… Чем больше дерьма, тем дороже обойдется. Оно, дерьмо наше, дорого стоит. А на нас самих ему, Таманскому этому, наплевать. Глубоко наплевать! Мы можем загнуться, даже лучше будет, если подохнем, а он нас заснимет и слово наше, последнее, в статейке своей, эпиграфом пустит. Вот, мол, какой он герой, не щадя живота своего добывал правдивый материал. Все зафиксировал. Чтобы заплывающие жиром буржуа поужасались, поволновались. Недолго, ну, полчасика. Чтобы, не дай бог, не взбудоражить свою поджелудочную… А потом опять занялись бы своими долбаными делишками. И все это дерьмо проходит под маркой «Чтобы мир знал!». Хренов куча, знал! Невозможно это, пока сам тут носом в кишки не ткнешься, невозможно это!!! Гады… Я таких, как он, ненавижу. Потому что мы для него не люди, а так, бабки-тугрики.
– Марко. – Я повернулся к нему. – Да ты социалист?! Чем тебе буржуа не угодили?
– Чем? Тем… Тем, что я тут задницу надрываю, чтобы мои там, в Милане, жрать могли по-человечески. А они, буржуа, просто газетки почитают, утренние… И выкинут в мусоросжигатель. Все выкинут. И меня, и вас… И всю эту Африку черномазую. Вот так. И не волнует их ни хрена. Ни Ауи, ни Нкелеле. Пока под окнами стрелять не начнут, не пошевелятся. А я, а я в Сопротивлении был, когда Россия с Японией штатовцам прикурить давала. Я Рим брал. Суки рваные… – Он захлебнулся словами, но потом справился с собой и продолжил: – А меня потом в военные преступники записали. Травили по всей Европе, будь она неладна. В Мадриде едва за задницу не ухватили, да я вот в контрактники подался. Теперь если тут шлепнут, семья до конца дней обеспечена будет. А вы говорите – социалист, буржуа не любишь. С чего мне их любить?