Алмазные дни с Ошо. Новая алмазная сутра
Шрифт:
Тело поместили в центре места для сжигания и сверху положили поленья. Когда костер заполыхал, я стала ходить вокруг и в какой-то момент обнаружила, что стою с правой стороны.
«Странно, – подумала я, – я впервые вижу, как сжигают человеческое тело, и это тело Нирвано. Она – моя самая близкая встреча со смертью».
Поленья были сложены особенным образом, или же они слегка сдвинулись, но около ее головы образовалось «окно», через которое было видно ее лицо, похожее на чистую белую маску, плавающую на ветру и постепенно исчезающую в бледной дымке костра. Ее темно-вишневые губы распухли и, танцуя в языках пламени, будто шептали «Нирвано». Я подняла голову и прямо перед собой увидела почти полную луну.
Я повернулась к костру спиной и медленно пошла
Нирвано, наверняка, гордилась бы мной – свалиться в обморок на ее похоронах. Это так драматично! Она любила такого рода выходки, а обо мне всегда говорила, что я какая-то малахольная.
Я не знала точно, но все же догадывалась, как сильно Ошо ее любил. Между ними было что-то мистическое. Перепады ее настроения и бурный темперамент никогда его не задевали. Всякий раз, когда она уезжала, чтобы начать новую жизнь, а потом возвращалась, Ошо тепло ее приветствовал. Вернувшись из Австралии после двух дней поездки «навсегда», она сказала мне: «Посмотрим, что мой сумасшедший ум выкинет в следующий раз».
И хотя я не помню свои прошлые жизни, у меня всегда было впечатление, что отношения Ошо и Нирвано очень древние. Как-то в 1978 году на дискурсе он сказал, что в прошлой жизни она была его девушкой (всего сорок лет назад), и что она умерла в семнадцатилетнем возрасте от тифа. Но она обещала к нему вернуться и заботиться о нем.
Ошо никогда не судил о ком-то по его делам или действиям, его не волновало, чем человек занимается. Нирвано же, с одной стороны, была прекрасной «душой» или энергией, а с другой – очень трудным человеком. Ошо говорил, что она вообще не медитирует и постоянно мешает его работе. К тому же, по его словам, она всегда усложняла работу его секретарш, кто бы ни был на этой должности. Может быть, она не до конца понимала, в чем состоит работа Ошо? У него были тысячи учеников, и он работал с каждым из них. Этот факт могут подтвердить многие, кто был открыт к переменам в жизни, к трансформации, которая началась вместе с медитационными техниками Ошо.
Нам трудно понять, что такое безусловная любовь, любовь, которая не просит ничего взамен. Она так редко встречается в нашем мире. Та любовь, которую мы знаем, всегда связана с обладанием и доминированием. Любовь Ошо, его сострадание были неизменными, он всегда был готов разделить их с Нирвано. Он сам был любовью, и его любовь ждала, что кто-то захочет ее принять. Иногда Нирвано была не способна ее принимать, но таковы все мы.
Многое так и останется непостижимой тайной, загадкой без ответа. По-видимому, саму природу вещей невозможно понять в принципе. Чем больше я пытаюсь охватить умом все, что происходило с нами в последние несколько лет, тем чаще оказываюсь в настоящем времени. Я ощущаю прикосновение легкого ветерка; вижу дерево за окном – такое мощное; вижу, как солнце и ветер играют его ветвями, и те двигаются, словно длинные пальцы; слышу пение птиц и журчание водопада, смотрю в глаза тишины. Что там, на самом деле? Возможно, мы никогда этого не поймем.
«Жизнь – это тайна, которая дана нам, чтобы ее постигать, а не проблема, которую нужно решить», – говорил нам Ошо.
Глава 21
Ошо! Ошо! Ошо!
Когда я начала писать главу о смерти Ошо, я поняла, что написать ее невозможно, потому что он не умер. Если бы он умер, я бы ощущала потерю, но с тех пор, как он покинул тело, я ни разу не испытала чувство утраты. Конечно, я не вижу, как его дух витает в воздухе, словно привидение, не слышу его голоса, звучащего с облаков. Нет, просто сейчас я ощущаю его присутствие так же явно, как в те времена, когда я сидела у его ног. Энергия, которой он был окружен, когда был «жив», скорее всего, была просто чистой энергией, или бессмертной душой. И теперь, когда у него нет тела, я все равно ощущаю эту энергию. Чем больше я смотрю на него на видео или читаю его книги, тем глубже убеждаюсь в том, что его как человека вообще никогда не было, даже при всем том, что у него было тело.
«Сейчас меня нет точно так же, как меня не будет, когда я умру, с одной только разницей… сейчас мое отсутствие обладает телом, а потом у моего отсутствия тела не станет», – сказал Ошо в Уругвае.
Он так часто говорил нам, что он – никто, что он – самое настоящее отсутствие чего бы то ни было, но я никак не могла этого понять. Однажды все в том же Уругвае, когда он говорил с нами, я вдруг увидела пустое кресло, а сквозь стену, у которой оно стояло, я видела небо и море. Я видела, как огромный поток энергии проходит сквозь Ошо, такой мощный и стремительный, что я испугалась, потому что сам Ошо выглядел абсолютно уязвимым. «Я не позволю существованию со мной так поступить», – услышала я голос в собственной голове. Я написала об этом Ошо и сказала, что испугалась. Он ответил:
«Тебе нужно глубже взглянуть на такое явление, как просветленный человек. Он есть, и в то же время его нет. Он есть, потому что у него есть тело, но его нет, потому что у него нет эго.
Нет того, кто мог бы сказать: „Вот он я“. И одновременно с этим ты видишь всю его структуру. Но внутри она наполнена лишь чистым пространством. И это чистое пространство и есть божественность, внутри у просветленного то же, что и снаружи, – чистое небо. Тебе только кажется, что небо существует… на самом деле его нет. Если ты отправишься на поиски неба, ты его нигде не найдешь, это всего лишь видимость.
У просветленного, как и у неба, тоже есть видимость, но если ты настроишься на его волну, то увидишь, что его нет. Это может тебя испугать. Так оно и случилось.
Ты настроилась на меня. На мгновение, Четана, ты перестала думать о себе. Время от времени ты забываешь про себя и сонастраиваешься со мной. И только если ты забываешь о своем эго, мы можем с тобой встретиться. И во время этой встречи ты видишь, что мое кресло пусто. Это может быть лишь мгновение, но то, что ты видела, гораздо реальнее, чем все, что ты видела до сих пор. Тебе удалось заглянуть внутрь полого бамбука и узреть чудесную музыку, которая из него льется».
После этого дискурса Ошо дал мне новое имя. Теперь меня зовут не Четана, а Прем Шуньо, что означает «любовь пустоты».
«Мое присутствие становится все больше и больше похожим на отсутствие.
Я есть, и меня нет.
И чем больше я исчезаю, тем лучше я способен вам помогать» («Упанишады Ошо», Бомбей, 1986 год).
Когда я смотрела на Ошо, в его глазах я видела пустоту, но мне было трудно принять тот факт, что у него полностью отсутствовали личность и эго, потому что я вообще не понимала, что это значит. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю. Я вижу, как он нас учил, мягко приглашая в путь к открытию наших самых глубоких тайн, в путь, на котором мы сможем вознестись над собственными страданиями, в путь, который приведет нас к самой сути того, что значит быть человеком, путь, отвергающий организованные религии, и, тем не менее, это путь, на котором человек обретает свою истинную религиозность. Я вижу, что хотя он целых тридцать пять лет помогал людям, он делал это абсолютно бескорыстно. Он делился своей мудростью, а мы сами решали, принимать ее или нет, слушать его или нет, понимать его или нет. Он никогда не злился, если мы чего-то не осознавали, никогда не выходил из себя, если видел, что мы продолжаем совершать одни и те же ошибки.
Он говорил, что однажды мы просветлеем, потому что так должно быть, и неважно, когда это случится.
«Я делюсь с вами тем, что испытываю сам, я готовлю вас к тому, что потом вы будете точно так же работать с другими. Но зависит только от вас, останутся мои слова или умрут. Мне абсолютно все равно.
Пока я здесь, я отдаю себя вам. И я благодарен, что вы мне это позволяете. Кто беспокоится о будущем? Во мне нет никого, кто бы волновался о том, что будет. Если существование нашло меня и сделало своим помощником, то оно может найти и еще тысячи людей, таких же помощников, как я» («От фальши к истине», 1985 год).