Алмазные нервы
Шрифт:
Я безработный. Это проблема номер один. В Новой Москве найти легальную работу по специальности с плохой характеристикой почти нереально. Вероятно, придется пошариться по знакомым и друзьям, может быть, кто-нибудь что-нибудь предложит.
Я бездомный. Если я не найду работу в течение нескольких недель, а лучше дней, то моя квартира перестанет меня впускать. Впрочем, возвращаться в осажденную особистами квартиру я не собираюсь. Мне однозначно придется когда-нибудь столкнуться с этими парнями, Стройгуев так просто не слезет, но чем позже, тем лучше.
Что еще? Деньги есть, несколько написанных в свое время программ позволят мне просуществовать на улице
Я огляделся. И понял, что этого района не знаю. Что, если вдуматься, неудивительно. Новая Москва – это громадный мегаполис, втрое превысивший по размерам старую столицу. Заблудиться тут легко. Особенно вдали от туристских маршрутов. Таблички с названиями улиц сбиты подрастающим поколением метких стрелков.
Дома смахивают на стандартные коробки из-под обуви. Будки связи, где в принципе можно получить всю интересующую информацию, в том числе и о своем местонахождении, чаще всего уничтожены теми же стрелками или их группами поддержки. Визжащими от наркотического возбуждения девочками, которые вчера тайком от мамы вживили себе по искусственному стимулятору половых органов и теперь их перехлестывают волны не то желания получить удовольствие, не то желания кого-нибудь растерзать. Они находят подходящий компромисс, занимаясь совершенно экстремальным сексом в своих уличных бандах, при этом разнося все, что попадется под руку. Или под ногу… В прошлом бывало, что стайки таких вот девочек-подростков сбивались в большие стаи, и оказаться у них на пути было равносильно самоубийству.
После того как продажу сексуальных стимуляторов запретили, а вся московская милиция прошла обучение на спецбазах ТехНадзора по борьбе с киборгами, на улицах в этом отношении стало поспокойней. Да и мода на эти стимуляторы пошла на убыль. Что, впрочем, не означало, что можно безнаказанно мотаться по вечерним улицам в дальних районах. Да и днем туда забредать не стоило. А я, похоже, зашел слишком далеко. С голых стен железобетонных высоток на меня пялились разномастные граффити, пугали странного, совершенно нечитабельного вида надписи. Что-то зеленое, красное, синее в желтых, черных и фиолетовых потеках. Не то животное, не то птица, не то наркотический глюк… «Приятно вспомнить в час заката…» – пробормотал я.
И что самое радостное, вокруг ни одного человека. Впрочем, может быть, это и было самое хорошее на данный момент. Если это промышленный район работяг, то это еще полбеды. Тут все может закончиться неплохо – доберусь до ближайшего транспорта и мотану в центр, а там разберусь. А если…
Мои размышления были прерваны. Из-за угла вынырнул негр. Остановился, с удивлением взирая на меня. Пришлось завернуть в переулок, но его взгляд жег мне спину.
Я не страдаю расовыми предрассудками. Люди, вне зависимости от цвета кожи, остаются людьми, а киборги – киборгами. Я вырос на Новом Новом Арбате, где в одной компании были негры, китайцы и даже индус. И все мы, как один, делали набеги на киборгские кварталы. А когда ты размахиваешь кистенем с шоковым генератором, то тебе все равно, какого цвета кожа у парня, который прикрывает тебе спину. Но попасть в черный квартал… Это совсем другое.
Проклятье! Я наконец понял, где оказался. Эти граффити на стенах, разбитые кабинки связи, грязь… Я забрел в Белое Море.
«Повезло тебе, белый» – так говорил мне мой уличный приятель, когда после погрома зашивал мне разодранное бедро. Как бишь того парня звали? Негр из нашей тусовки… Вот сейчас, если не уберусь куда подальше, из меня его братья по крови флаг Британии сделают. В красную и белую полоску.
Мимо проехали большие, с широкими колесами, фургоны. Они задержались на перекрестке, и я успел проскочить перед бампером ведущей машины. На несколько секунд они закрыли от меня того чернокожего парня, что уже направился за мной следом. Я нырнул в ближайший подъезд.
– Йо. Белый, – произнес удивленный голос у меня над ухом. – Ты что, мальчик, травки обкушался? Нет, вы посмотрите, в натуре – белый! Белое мясо.
И в подъезде раздался громкий женский смех.
Я рванул дверь, разборки лучше вести на улице, но чья-то нога, прижав дверную панель, не дала мне осуществить задуманное.
– Ты куда? Так быстро?
Я повернулся. Передо мной стояла молодая девушка, лет двадцати, с яркими, кислотно-зелеными волосами, дико смотрящимися в сочетании с эбеново-черной кожей коренного жителя центральных районов Африки. Девушка была одна, что существенно повышало мои шансы не получить тяжких телесных повреждений при попытке уйти.
– Послушай, милая, – начал я.
– Ты явно меня хочешь изнасиловать.
– Нет.
– Да! – девушка подошла ближе, я почувствовал ее руки.
Только вот этого мне сейчас и не хватает! Чтобы меня засек какой-нибудь ревнитель чистоты черной расы в момент тесных отношений с представительницей его племени! Тут я британским флагом не отделаюсь.
– Дьявол. – Я начал отбиваться, но это скорее походило на трепыхания мухи в паутине.
– Ну-ну… Расслабься, белый… Ты ведь за этим сюда пришел… За этим. За чем же еще? На достопримечательности посмотреть? Тут можно шлюшку снять по дешевке – Ее рука вдруг приобрела каменную крепость и замерла у меня в паху. Я застыл. Одно неосторожное движение, и все мое белое богатство оказалось бы у этой ненормальной в ладошке. – Снять шлюшку, увести ее куда-нибудь… Оттрахать всей своей белой конторой, а потом накачать какой-нибудь дурью и продать… На мясо. Или самим разделать? А? Ты, падла, думаешь, я не знаю, зачем такие, как ты, сюда забредают?
– Слушай, слушай, подруга, я не тот… Ты перепутала. В натуре перепутала, слушай, ну перепутала ты. Я от ментовки когти рвал. Ну заскочил не туда… Слушай, не дури, а?
– Не ду-ри, – по слогам произнесла она, ладошка начала медленно сжиматься. – От ментовки рвал? Хочешь я тебя пидором-кастратом сделаю? Будешь всю жизнь тут рвать свой белый зад… Я таких, как ты, чистеньких, ненавижу больше всего в этой долбаной жизни. Такие, как ты, ходят в белых воротничках днем, а ночью на охоту сползаются. Наследие предков вспомнить, белое братство. Ты же меня за человека не считаешь.
Я молчал. Оправдываться не хотел. Безнадежно. Шовинизм не знает расовых границ. Ему наплевать, черный ты или белый. Впрочем, отдуваться за своих ублюдочных «белых братьев» я не хотел тоже. Я не ходил на погромы в черные кварталы, я не тыкал своим друзьям в лицо презрительное «ниггер», я не писал на стенах в ночь длинных ножей: «Старший брат следит за тобой». Я не видел разницы между человеком с черным цветом кожи и человеком с белым цветом кожи, лишь бы это был человек с КИ меньше 50 процентов. Но ирония жизни такова, что мне сейчас придется расплачиваться за тех, кто делал все это.