Алмазный дождь
Шрифт:
Глухо, руки прижаты к лицу: Ну почему глупо? Дети переживают отцов.
Насмешливо: Это относится только к тебе. Ты у нас… Гхм. Папаша. Можешь на улицу выйти, посмотришь, чем детишки занимаются!
Устало: Не нужно приниматься за старое.
Ты ведь и сам помнишь, как все начиналось. Серьезно: Помню. Прости. Они действительно были необходимы нам. Но… Ладно. Не стоит. Они и сейчас нужны нам…
Почти обреченно: Вот только мы не нужны им.
Все улицы похожи друг на друга днем: смог, пыль, люди. Ночью каждая улица обретает свое лицо. Ночью даже самый захудалый переулок становится Местом. Со своей историей, традициями и порядками. Некоторые улицы ночью веселы и крикливы, как перепившие шлюхи, а некоторые похожи на притаившихся зверей – пойдешь и сгинешь бесследно где-то посередине.
Алекс шел как раз по такой улице. Темной, освещение полностью подавлено, и страшной. Впрочем, Алекс на такой улице вырос. Его не пугали ни «халаты», торговцы органами, ни перебравшие наркоманы, выделывающие коленца на тротуаре, ни мелкие наемники, поодиночке попадавшиеся на пути. Все это было своим, родным и знакомым. Алекс сам когда-то был таким же. Он в тяжелые годы приторговывал органами, вырезанными у несчастных жертв, он употреблял наркотики, потому что Жажда была сильнее его воли; и он был наемником, но не начинающим, а специалистом, профессионалом. И сегодня он шел к другому профессионалу.
Дверь в подвал была загорожена. Большим человеком. Странно. Раньше такого не было.
– Здравствуй, приятель, – спокойно сказал Алекс. – Ковбой дома?
– Иди своей дорогой, парень. Нету его дома. Гуляет. Свежим воздухом дышит. И ты поди подыши. – Голос амбала ломался, как у мальчишки. Видимо, он сознавал этот свой недостаток и старался говорить тише и сипловато.
– Ага. Сейчас и пойду, – отозвался Алекс в дружелюбной манере. – Вот только мне забрать у него кое-что надо. Я даже знаю, где это лежит, возле зеркала в ванной. Черная такая коробочка. Может, ты сходишь? А я постерегу тут.
– У меня ключей нет, – ответил громила, демонстративно разминая кисти рук. – Может, пойдешь куда-нибудь еще?
– Нет, пожалуй. Мне все-таки забрать ту штуку нужно… Вот. – Алекс отодвинулся. – Может, сам отойдешь?
Громила ответить не успел. За дверью что-то грохнуло, и закрашенные изнутри стекла подвала озарились ярким светом. Громила развернулся, вышиб дверь и метнулся внутрь, но вдруг замер на пороге, вспомнив про Алекса. Развернуться он не успел. Упал с отбитыми почками и переломанным кадыком. Два удара, правой по почкам и внешней стороной ребра левой ладони по горлу, и амбалу стало вдруг все «сугубо фиолетово», как выражался Тамбурин.
Помещение, наполненное густым дымом, было ярко освещено. Потолочные лампы без плафонов заливали подвал резким светом. В углу валялся явно мертвый человек, точная копия охранника, которого вырубил Алекс. Вместо правой руки у человека была культя с рваными краями, видимо, результат взрыва. Кто-то кашлял, дым был довольно едким. Слышны были тяжелые мерные удары. Алекс пошел на звук.
Ковбой лежал на столе, служившем ему кухонным. Рядом стоял худой мужик и сосредоточенно лупил Ковбоя доской по лицу.
– Эй, чудик. Бить человека по лицу нехорошо.
– А? – Худой развернулся, ошалело взглянул на Алекса и крикнул вглубь помещения: – Гриша, козел, кто тут шляется, твою мать?!
– Я с Гришей уже познакомился. Очень он плох. Кашлял сильно. Ты бы Ковбоя отпустил… Мне он нужен очень.
Худой не стал тратить время на разговоры, его левая рука кинула в Алекса доску, а правая метнулась к поясу, где висел пистолет, старая модель, находящаяся на вооружении у правительственных сил поддержания порядка. Все это Алекс восстановил в памяти потом, после того как поймал доску, сделал два молниеносных шага вперед и раскроил этой же доской голову худому. «Плохо сработал, – подумал Алекс, глядя на то, как Ковбой выдувает кровавые пузыри ртом. – Надо было раньше сюда заявиться».
Лечить Ковбоя легко. Неизвестно, знали ли это налетчики, но когда-то давно Ковбой сделал несколько операций по увеличению уровня своих регенеративных способностей. Собаке с ее заживляемостью было до Ковбоя далеко. На нем все заживало буквально в течение нескольких часов. Заживало быстро, но в дальнейшем косметической операции было не избежать: при взгляде на сумасшедшее сплетение уродливых шрамов на месте лица Ковбоя становилось не по себе. Хуже было со сломанными руками. Тут требовалось несколько спокойных дней, а таким сроком Ковбой, видимо, не располагал.
– Что так рвануло? – спросил Алекс, наблюдая, как маленький Ковбой, неуклюже сжав перебинтованными руками стакан, глотает спиртное.
– Сейф. Я не думал, что они его вскроют. А вскрыли… Ну, защита и сработала.
– Защита?
– Ага. Там, если не подождать две минуты после открывания всех замков, детонирует взрывчатка…
– Что за взрывчатка?
– Да я формулу-то не помню. Сам сварганил. И к задней стенке прилепил. Коды я им давать не хотел, думал – пришьют, когда узнают.
– А кто они такие?
– Да я почем знаю. У меня клиентов знаешь сколько?! Значит, какой-то клиент того… Попался. Ну и про меня натрепал. Сука.
– Кому натрепал-то?
– Кому? В этом-то все и дело! Конторе натрепал.
– Ты хочешь сказать, что я только что положил трех служащих Конторы?
– Угу, – отозвался Ковбой и закашлялся – А по поводу доски они бы потом сказали, что, мол, на лестнице упал, лицом вниз. Сволочи. Сволочи на службе у государства…
– Проблемы… – тихо сказал Алекс.
– А ты чего зашел? – спросил Ковбой, когда Алекс помог ему открыть закодированный ход в стене.
– Да так, мелочи. Человечка одного найти хочу. Данные нужны. Ну и в базочке одной тебя хотел попросить покопаться… Но, видимо, в другой раз теперь.
– Да уж. Я сейчас глубоко нырну. – Ковбой шагнул в глубь туннеля. – А что за человек?
– Да так… Сложный случай. Ни имени, ни фамилии… Даже голографии нет. Только что-то вроде клички известно, да еще кое-что по мелочам.
– Действительно, тяжелый случай. А что за кличка?