Алмазный эндшпиль
Шрифт:
Оба так и впились глазами в камень.
Но на этот раз чуда не случилось. В бордово-золотом кабинете бриллиант отчего-то не захотел проявлять своих свойств. В тусклом хранилище он был единственным ярким пятном, как всплеск моря, а здесь потерялся на фоне портьер, часов, бюстов… Бриллиант как бриллиант, разве что необычного цвета и довольно крупный. Но ничего исключительного.
– Надо его в другое место, – посетовал Дымов. – Чтобы засверкал во всю мощь!
Хрящевский взял «Француза» и посмотрел через него на свет.
– Точно,
– Не хотите себе его оставить, а, Николай Павлович? – осторожно предложил Дымов.
Николай оторвался от камня и в изумлении воззрился на него.
– Я что, идиот?! Если у меня покупатель сидит под боком, спит и видит, как заполучить этот камушек в свою коллекцию! Думаешь, я десятку не выжму из Краузе? Выжму, не сомневайся! А то и побольше!
– Полагаете, одиннадцать миллионов даст? – усомнился Валентин Петрович.
– Даст все двенадцать! – захохотал Хрящевский. – Куда он денется!
Он радостно хлопнул помощника по плечу, и Дымов охнул.
– Ну и рука у вас, Николай Павлович, – поморщился он, потирая плечо. – Как вы думаете, может, его в оправу, а? Чтобы смотрелся в историческом обрамлении?
Но Хрящевский снова поднял бриллиант и смотрел на него, не отрываясь. Казалось, он не слышал помощника.
«Неужели проняло?» – подумал Дымов.
Хрящ обернулся к нему. Но на лице его не было и следа восторга, который испытал сам Дымов, увидев «Голубого Француза».
– Слушай, Валя, а ты уверен, что это не подделка?
У шефа безопасности отвисла челюсть. Он ни на секунду не усомнился в том, что бриллиант настоящий.
– Да вы что, Николай Павлович, – выдавил он наконец. – Вы посмотрите на него! Невооруженным глазом же видно…
– Мне ничего не видно, – отрезал Хрящ, – а тебе и подавно не может быть. Давно ли ты в минералах начал разбираться?
– Неужели вы думаете, что немец решил восемь кислых отвалить за фальшивку?! – нашелся Дымов. – Он, конечно, чудак, но не настолько же!
Хрящевский бережно положил бриллиант на место и в задумчивости провел ладонями по зализанным волосам от лба и назад.
– Чудак, но не настолько же, – медленно повторил он за помощником. – Это ты верно сказал, Валя. Немец камень проверил, не мог не проверить!
Валентин перевел озадаченный взгляд с шефа на бриллиант и обратно.
– Тогда в чем дело, я не пойму, Николай Павлович?
– А ты уверен, что брильянтик тебе не подменили? Например, Верман положил в ячейку фальшивку? Или в хранилище лежал один камень, а Верман подсунул тебе другой! А? Может такое быть?
Дымов слегка побледнел. Он торопливо прокрутил в памяти все, что случилось в банке, и облегченно выдохнул:
– Нет, Николай Павлович, совершенно точно – нет! Я ни на секунду от еврея не отворачивался. Он только выдвинул ящик, а бриллиант я сам взял.
– Уверен?!
– Уверен!
Дымов был тверд и стойко выдержал тяжелый, подозрительный взгляд Хряща. Но
– Давайте его отправим на экспертизу, если сомневаетесь. Пускай вам геммологи наверняка скажут.
– Вот уж нет! – отказался Хрящевский. – Людишки все болтливые: если кто-нибудь узнает камень, у нас с тобой могут быть большие проблемы. Не мы одни за ним охотились.
– А никто не узнает! – заверил Дымов. – Лабораторную экспертизу мы делать не станем. Достаточно убедиться, что это и в самом деле бриллиант. Наш геммолог из «Падишаха» может это проверить. Если он скажет, что бриллиант, то все ясно – это «Голубой Француз». А если…
Тут он споткнулся.
– А если это стеклышко красивого синего цвета, – продолжил за него Хрящевский очень спокойным голосом, – то кое-кому мы это стеклышко вставим вместо глаза.
Геммолога доставили быстро. Молодой широкоплечий парень, больше похожий на футболиста, чем на геммолога, выслушал задание, понятливо кивнул, разложил инструменты и вежливо попросил ему не мешать.
За пятнадцать минут, что он изучал «Француза», Дымов весь извелся. Он раз за разом прокручивал в голове тот момент, когда ячейка в хранилище банка сама выехала из шкафа и он своими собственными руками достал бриллиант из свертка. От бесконечных повторений ему начало казаться, что он и в самом деле отвернулся, и по спине Дымова тонкой струйкой побежал холодный пот.
Хрящевский сидел в кресле, пощипывая нижнюю губу. Она распухла, покраснела, и Валентин Петрович избегал смотреть в лицо шефу: казалось, что у того вместо губы полоска сырого мяса.
Наконец из соседней комнаты раздалось деликатное покашливание. Геммолог появился на пороге.
– Ну что? – хладнокровно осведомился Хрящ. – Без предисловий, сразу к делу.
Дымов замер.
– Бриллиант, – констатировал парень. – Огранка «маркиз», вес…
– Стоп, стоп! – Хрящевский поднял ладонь. – Этого уже не надо. Молодец, больше от тебя ничего не требуется.
Геммолог ушел. Хрящ поднялся и снисходительно похлопал Дымова по плечу:
– И ты тоже молодец!
Валентин Петрович выдохнул и обмяк.
– А теперь разыщи мне Краузе! – приказал босс. – Будем с ним делать бизнес по-русски!
Часом раньше Моня Верман вывалился из дверей серого здания, хватая воздух ртом, словно вытащенная из воды рыба. В офисе Хрящевского работали кондиционеры, а снаружи от асфальта поднималось тепло, и прогретый воздух пах жарой и бензином. У Вермана появилось ощущение, что он только что выбрался из ада и понемногу возвращается к жизни. Но ад все еще оставался за спиной, совсем близко – подними голову, и увидишь отблески дьявольского пламени из окон. Кто-то мог бы сказать, что это солнце отражается в стекле – но только не Моня! Моня знал, что за огонь в действительности вырывается с восьмого этажа.