Алмазный эндшпиль
Шрифт:
Дымов, привыкший, что московские дворы метут безропотные кроткие таджики, спасовал перед ее напором. Он отступил и поискал глазами машину.
– Убираешься здесь, убираешься, а придут и все равно нагадят, – с нарастающей ненавистью предсказала дворничиха. – Все засрут! Заплюют, загадят и кучами обложат!
– Ничего ж плохого не случилось, – попытался Дымов урезонить грозную бабу. – Что вы, ей богу… Подумаешь, карамель! Перегниет, польза будет.
И тут же понял, что сказал он это зря.
– Я щас эти карамельки
И Валентин Петрович позорно бежал. Вслед ему доносились ругательства, из которых самым мягким было «жирное рыло», а он мчался, переваливаясь, через двор, проклиная и Хрящевского, и Ольховскую, и всю эту затею.
Рядом притормозила машина.
– Валентин Петрович, я вас звал-звал, – сконфуженно сказал водитель. – Садитесь скорее. А что это за мегера за вами бежит?
– Езжай давай! – заорал Дымов. – Вопросы он еще задает…
Когда двор Ольховской остался позади, а Валентин Петрович осушил бутылку минералки, он немного пришел в себя. Теперь можно было спокойно обмозговать то, что сказала старушонка.
«Очарует, очарует», – передразнил Дымов Анну Андреевну. – «Отдала даром „Голубого Француза“ и сидит вся очарованная. Тьфу, дура!»
– Я с ней лично побеседовал, Николай Павлович, – отчитался он перед Хрящевским. – Бабулька не совсем еще в маразме – помнит, что камушек ей передала мамаша.
– Мамаша, мамаша, родная ты душа… – пропел Хрящ и больно ткнул Дымова пальцем в грудь: – С бабулькой разобрался, м-м?
Начальник службы безопасности растерялся.
– А надо было, Николай Павлович? Вроде указаний не поступало.
– Да шучу я, шучу! Зачем ее трогать? Пускай живет, старая, небо коптит. Считай, она свою историческую роль выполнила. Теперь дело за нами.
Дымов понял, что шеф уже выработал стратегию и тактику. Хрящевский всегда принимал решения очень быстро, а в этот раз тянуть было нельзя: слишком уж гладко все складывалось у Вермана и Генриха Краузе.
– Звать моих ребят на инструктаж? – понятливо спросил он.
– Зови. Тех, кто поумнее. Дельце-то, можно сказать, ювелирное!
И затрясся от хохота, довольный получившимся каламбуром.
Но в итоге вышло все вовсе не ювелирно. Хрящевский даже не стал дожидаться вечера, чтобы тихо провернуть все возле дома Семы Дворкина. А на помощника, благоразумно предложившего не рисковать, наорал так, что в кабинете стены дрожали.
– Пока мы ждем и коту яйца крутим, Верман двадцать раз успеет передать Краузе «Француза»! Тебя перевозчик о чем предупредил? Что у них все решено, осталась ерунда – документы подготовить! Так какого хрена нам выжидать?! Верман сейчас сидит у юриста, его придурковатый рыжий племянник второй день не появляется в салоне, значит, там сейчас только Дворкин и эта баба, Марецкая!
– И Белов.
– Так Белов-то вам не помеха, идиоты! Отправляйтесь туда и выполняйте все, как договаривались! Живо, живо, живо!
Хрящевский упал в кресло и крикнул в спину Дымову:
– Только перевозчика предупреди, что вы нагрянете! Пускай отрепетирует свою роль заранее!
В «Афродите» было тревожно и безлюдно. То ли покупатели что-то чувствовали, входя в опустевший магазин, то ли день выдался необычный, но только все поспешно разбегались, едва пробежав взглядом по полупустым витринам.
Моня с утра даже не появился в салоне: исчез по своим таинственным делам. Яшка, к удивлению Майи, и вовсе пропал. Когда она спросила о нем у Семы, тот отделался невнятным бормотанием, и Марецкая решила, что все-таки Верман отправил племянника подальше, с глаз долой.
«И правильно, – думала она, – нечего мальчишке здесь делать. Слишком серьезная пошла игра».
Но без Яшки стало совсем грустно. Они с Дворкиным остались в салоне одни. Правда, еще был Антон, но тот оккупировал кабинет Вермана и в самом магазине не показывался. Так что его словно и не было.
Сема забросил свою работу: слонялся по салону без дела, вздыхал и поглядывал в окно – не идет ли Верман. Но устрашающе огромный черный джип с затонированными стеклами, остановившийся напротив входа, первым заметил не он, а Майя.
Джип и джип – мало ли машин ищет стоянку на оживленном проспекте, где в каждом доме по два магазина! Но ей стало не по себе. С заднего сиденья выбрались двое широкоплечих мужчин в костюмах, одернули пиджаки, синхронно посмотрели налево-направо и стали подниматься по ступенькам.
Моня Верман не держал в штате охранника. В соседнем здании очень удачно находился пункт вневедомственной охраны, и после нажатия кнопки бравые ребята с автоматами прибывали в течение двух минут. Майя и сама не знала, что заставило ее встать поближе к одной из «тревожных» кнопок и спрятать руки под витрину. Был бы рядом Моня – непременно сделал бы ей замечание. Руки консультанта должны быть видны посетителю!
Двое в пиджаках вошли в салон. Один придержал рукой тревожно зазвонивший колокольчик, второй направился к Семе.
– Семен Львович, вас просит подъехать один ваш знакомый, – без выражения произнес он.
Странный посетитель стоял к Майе спиной, и ей была видна только широкая спина, распиравшая тесный пиджак, и вытянутая, как баклажан, голова.
– Какой знакомый, голубчик? – удивился Дворкин. – Вы о чем?
– Семен Львович, ну не надо, – попросил мужчина.
Майя, стоявшая напротив, заметила, как Сема изменился в лице. Визитер что-то держал в руке, и это «что-то» было хорошо видно Семе, но совсем не видно ей.