Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1
Шрифт:
Оно сочилось злобой. Злоба была его кровью, его сердцем, мозгом, желудком и печенью. И сейчас, когда добыча исчезла, казалось мне, он должен вот-вот лопнуть от распиравшей его ненависти или, по крайней мере, начать крушить всё вокруг...
Однако этого не случилось. Что-то ворча, чудовище выбралось из громадной ямы.
Все мои труды пропали даром. Более того, струи Ливня устремятся теперь к обиталищам тарлингов, те придут в бешенство... воистину, Хвалин ожидает жаркое предзимье.
Моё заклятье гасло. Я видел происходившее глазами Агаты, девочка угодила в руки Радуги, да ещё и к этой полубезумной Сильвии. О, да, чертовка невероятно
Всё, что я мог – это уронить голову на руки, закрыть лицо и тяжко вздохнуть.
Кара ещё не избыта. Моей силе положены строгие пределы. Я могу видеть, но не могу изменять. Я могу слышать, но бессилен спасти. Радуга страшится меня, но знает – в пределах своих башен она почти всесильна. Даже я не могу достать её там.
Но, во имя Заточившего меня, что же это за страх – Хозяин Ливня? Откуда он взялся и чьей волей сотворён? В мире либо действует ещё одно, по меньшей мере равносильное Радуге, сообщество чародеев, либо мы столкнулись с чем-то совершенно неведомым. Ах, какой же это соблазн – пустить в ход доступные мне заклятья познания, извлечь все, что возможно, из видения несчастной девочки-Дану, заполнить новые страницы моей летописи, занеся на них то, чего не лицезрел ни один из моих предшественников; но Агата в беде, и, раз начав её спасать, я уже не могу остановиться. Незримые, но крепкие нити связали нас с ней; спасаемого и спасающего соединяет куда большее, чем может показаться, и зачастую тот, кто спасает, потерпев неудачу, тоже гибнет, не в силах перенести гибели спутника.
Так и со мной. Только теперь я с ужасом начинаю понимать, что невольно вложил в это слишком много сил. Я чересчур уж вольно обошёлся с магией этого мира. А здешние хозяева такого не прощают.
Хозяева – это, конечно, не Радуга и не мельинский мальчишка на троне. Незрячие, нерассуждающие, они властвуют над потоками магии, что способны испепелять континенты и превращать моря в безводные выжженные пустыни. Не они заточили меня в сие узилище; но в их власти слепой яростью своей помериться с тем, чье имя не произношу даже я.
Мне ничего не осталось делать, как резким, отозвавшимся болью во всём старом теле усилием разорвать видение.
Бреди своей дорогой, Хозяин. Многажды разворачивалась она перед тобой; обильна была жатва. Надеюсь и молю всем оставшимся у меня, что ты не завернёшь в Хвалин. Чтобы разрубить поставленный девятью магами Арка щит, нужны воистину сверхчеловеческие силы. Не знаю, кто из смертных и бессмертных волшебников способен на такое. Не знаю.
В низком сводчатом подвале было до невозможности дымно. Жгли ароматный вереск; бросали в огонь пахучий тимьян; дорогой кореандр; корни тайных трав, что растут лишь в пределах Бросовых земель; сочащиеся драгоценной вязкой смолой чурбачки Дерева Слёз; широкие золотистые листья многосмертника; и ещё многое, многое иное.
Жаровни, курильницы, просто железные горшки с углями – в ход пошло всё, способное держать в себе огонь. Кое-где костры развели прямо на полу. Громадный же камин в дальней стене был, как ни странно, наглухо заложен грубым бутовым камнем. Кладка выглядела совсем свежей, точно мастеровые только что закончили работу. В дыму едва можно было продохнуть, да и то, если пригнуться к самому полу.
Привязанный к деревянной, увитой словно бы в насмешку
– Почему... ах-х-х-х... – отплёвывался и харкал человек, стальные браслеты на запястьях и лодыжках глубоко впивались в плоть, – почему вы ничего не спрашиваете? Ах-х-х-х... Почему?
В некотором отдалении от пытаемого на низенькой складной скамеечке сидел немолодой уже человек, почти старик, невеликого росточка, в заляпанном осенней грязью, латаном-перелатаном коричнево-серо-чёрно-буром плаще. Служка держал на серебряном подносе простую глиняную кружку с пенящимся пивом.
Со светлым мельинским пивом собственной Тощего Хэма пивоварни.
– Докладають, особливо от смеси кореандра с можжевельником корчит вражину, значить, – осклабившись, сообщил второй служка, что стоял на коленях одесную старца.
Тот кивнул, опрятно отхлебнув из кружки.
– Пусть ещё весеннюю хвою попробуют. Говорят, еще лучше действует.
– Ин момент! – выпалил служка справа. Напрягся, приложил большие пальцы к вискам и что-то быстро пробормотал.
– Почему... вы... не... спрашиваете?.. – донёсся отчаянный хрип с решётки. – А! О! Х-х-р-р-р... За меня дадут... ах-х-х-х... дадут выкуп! Уберите... дым!..
– Не ндравится, значить, вражине дымок-то наш, – ещё шире ухмыльнулся слуга-бормотун, выставляя на обозрение гнилые пеньки зубов.
– Не нравится, – эхом отозвался старик. – Ну, что, бросили хвою?
– Бросили-с, – тотчас доложился слухач.
– А-ах!! Оставьте! Оставьте-е-е! – завыл пытаемый.
– Проследить, чтоб до полного обалдения дошёл, – распорядился старик.
– Мрха-а-а... чего... чего нужно?
– Ещё не дошёл, – меланхолично заключил старик. – Фихте! Передай, чтобы, значить, ещё хвои добавили. И каркуна мокрого. Пусть поторопятся – мне он поплывшим нужен, этот хмурик.
– Почему... не спрашиваете?!. – в последний раз отчаянно выхрипел пленник, и голова его наконец запрокинулась. Некоторое время выждав, старик распорядился:
– Пусть его Ланцетник посмотрит. А то знаю я этих чародейников. Им притвориться, что тебе на стенку пописать.
Ланцетник оказался худющим и неимоверно длинным субъектом с редкой седой бородёнкой, облачённый почему-то в новенькую кирасу, всю исчерченную руническими надписями. Хрящеватые пальцы с жёлтыми ногтями осторожно отогнули веко впавшего в беспамятство пленника. Ланцетник что-то забормотал, выудил из сумки нечто вроде мышиной лапки и принялся водить ей по глазному яблоку схваченного. Тот не шевелился.
– Всо в пора-адке, экселенц, – скрипуче доложил он.
– Отвязывайте, – старик махнул рукой.
– Куда прикажете, ваше патриаршество? – осторожно осведомился служка Фихте.
– Как это – «куда»? В пыточную, конечно! Теперь он у меня всё скажет... Ланцетник! Приготовься, твой выход...
– Ваше патриаршество...
– Что, Фихте, уже штаны мокрые? – усмехнулся старик. – Семицветья испугался? Притихни, шкат, мы сейчас всю их камарилью можем за яйца взять. И серпом замахнуться. Понял?