Алмазы Селона
Шрифт:
Напрасно Анахайм лихорадочно водил по толпе биноклем, пытаясь найти хотя бы одного свободного аборигена — таковых здесь не было. А он отдал бы сейчас любые деньги за счастье идти в обнимку с пьяным тимминсом по этой дороге, теряющейся в густой зеленоватой мгле, туда, где на горизонте, на границе с пустыней, высились смутные силуэты слетевшихся в Милагро модулей…
Заканчивалась посадка бегущих с Порт-О-Баска людей в четырнадцатый транспортный корабль. Он вместил в себя восемь тысяч беженцев, был переполнен до последней степени, и экипаж, требуя отменить посадку
Объявив об экологической катастрофе, вождь в одночасье отдал тимминсам приказ покинуть родину и рассеяться по планетам сектора. Поскольку вопрос о возможной потере контроля над ситуацией на Порт-О-Баске неоднократно и безуспешно дебатировался в правительстве, юридически к решению Фрайталя придраться было невозможно. Ответственность за исход событий теперь лежала на чинушах из Галактического Совета, и только от разумности и слаженности их действий зависело количество возможных жертв, которые могли появиться в результате паники и других, неучтенных, факторов. Все население Милагро бросилось покупать право покинуть планету в паре с тимминсом — говорили, что это самый безопасный способ.
Тринадцать кораблей, под завязку загруженных женщинами и детьми, уже вышли из зоны шестого условного эллипса орбиты Порт-О-Баска — теперь они были вне опасности, потому что на большем удалении от планеты хорны прежде ни разу не появлялись на модулях и кораблях.
Прибытие нового транспортного каравана ожидалось только через несколько часов. С орбиты готов был стартовать последний корабль, но беженцы, прорвав патрульное оцепление, окружили челночный модуль, который должен был доставить к кораблю еще одну партию беженцев. Тимминсы препятствовали его взлету — по требованию правительства сектора в нем должен был улететь Фрайталь, и среди аборигенов, еще остающихся в Милагро, началась паника. Несмотря на все уговоры патруля, старик, поддерживаемый под руки с двух сторон помощниками, вышел на пощадку высокого трапа перед огромным диском модуля.
Буря остервенело хлестала песчаными вихрями по опустевшему городу. Возбужденные крики людей, толпящихся далеко внизу, под ногами у вождя, сливались с воем ветра, норовящего повалить его на колени и швырнуть вниз. Ухватившись за поручни, Фрайталь хотел крикнуть, что он останется здесь, пока последний человек не покинет Порт-О-Баск, но его внимание вдруг привлекла широкая темная полоса по краю песчаного урагана, стремительно летящего на Милагро.
— Хорны! — раздались испуганные крики…
Они окружили многотысячную толпу и мгновенно все поняли: колонисты увозят тимминсов с собой, они оставляют диких кошек совершенно без защиты, даже без видимости защиты перед бурей, без последней робкой надежды на успокоение… Глотки хорнов исторгли яростный многоголосый вопль, и призыв вожака отомстить швырнул тысячи смертоносных тел на людскую толпу.
Они без жалости убивали колонистов, не трогая тимминсов, но вид разыгравшейся бойни лишал аборигенов Порт-О-Баска последних остатков разума.
Фрайталь плакал, стоя над погибающей толпой, и видел, как тимминсы в ужасе протягивают к нему руки с болтающимися на наручниках отгрызенными руками колонистов. Люди внизу тоже плакали и кричали, умоляя помочь…
В яростном мяуканье хорнов старик не слышал ни торжества, ни радости — только скорбь, и он вдруг понял истинную причину их поведения. Спасительное решение сверкнуло в его голове, как яркая вспышка молнии, и старик закричал во всю силу своих слабых, больных легких:
— Тим-ми-и-и!
Вожак сразу услышал его — будто только и ждал этого. Он рыкнул на стаю, приказывая остановиться, и, как на крыльях, взметнулся наверх, к Фрайталю.
— Тимми, иди сюда, малыш! — Вождь протягивал к хорну руки. — Иди, я поглажу тебе спинку…
Хорн упал на живот и, роняя с окровавленной морды слезы, окрашенные в розовый цвет, с обиженным мяуканьем подполз к старику.
— Вот так, вот так, — похлопывая его по спине, приговаривал Фрайталь. — Я уйду с тобой в пески, обещаю. Не бойся бури, буря — ерунда. И ветер, что так страшно воет, — ерунда. Непогода пройдет, как проходит все плохое. Солнышко скоро вернется к Порт-О-Баску, снова засияет на небе. — Хорн прижимался к нему и жалобно подвывал, изливая давние невысказанные обиды и страхи. — Со мной уйдут и другие, те, кто захочет, и мы снова заживем, как прежде…
Стая внизу возбужденно замяукала, а по людской толпе быстро пронеслась взбудоражившая всех новость: вождь уходит в пустыню.
— Тимми…тимми, — зашелестело тут и там.
Тимминсы гладили кошек по спинам, хлопали по бокам и удивленно переглядывались, опьяненные вдруг обретенной властью, а грозные хорны, только что сеявшие смерть и ужас, вновь обретя своих хозяев, жалобно мяукали. И их собственная покорность была для них тоже радостной.
Обхватив подставленную вожаком шею, Фрайталь шел медленно, но идти ему было легко, ведь возврат к прежней жизни сулил оздоровление нации, ее возрождение. За вождем потянулись многие — около трех тысяч тимминсов, окруженных ластящимися к ним кошками.
И никому уже не казалась страшной буря…
— Быстрее! — закричал офицер С-патрульной службы Нова-Горицы, ближайшей к Порт-О-Баску планеты, на завозившегося тимминса, который безуспешно пытался выудить из своих невообразимо грязных штанов ключ от наручников — ими к нему был прикован Анахайм.
Патруль сортировал колонистов, туристов и тимминсов, только что прибывших на транспортном корабле «Дайкон». Предпочтение отдавалось туристам — у всех были паспорта. Их без всяких ограничений ссаживали с корабля и обеспечивали им возвращение на родную планету. Колонистам и корнерам был отведен карантинный отсек станции, а аборигенов, как прокаженных, загоняли обратно на «Дайкон». Этих вычисляли по внешнему виду и цвету глаз — удостоверившись в отсутствии контактных линз.
…Ключ никак не находился, сзади напирала многотысячная толпа, в узком душном коридоре пересадочной станции Нова-Горицы не было никаких условий для содержания людей, поэтому власти старались провести сортировку беженцев ускоренными темпами, чтобы как можно скорее отправить «Дайкон».
— Вдруг в ботинок провалился? — торопливо предположил Анахайм.
Тимминс задрал ногу, собираясь разуться.
— Спятил, что ли? — разозлился офицер. — Может, ты надумаешь еще и ноги здесь вымыть?
— Офицер, разрежьте так! Я заплачу, — нервно попросил Анахайм. — Правда, только после того, как вы проведете идентификацию моей личности. Потому что с собой у меня ничего нет, сами понимаете… Но я готов.