Алое пламя в зеленой листве

Шатилов Кирилл Алексеевич

Кроме того, его порадовало, что с семьей Хейзита водит дружбу торговец Ротрам, о котором Шиган всегда был высокого мнения как о человеке честном и далеком от интриг, но все же не настолько, чтобы совсем в них не разбираться. Накануне, когда они совместными усилиями уложили опьяневшего Хейзита в постель, им довелось посидеть за столом вдвоем до самого закрытия таверны и обменяться мнениями о происходящем. Порасспросив об огненном штурме поподробнее, Ротрам, разбиравшийся в оружии получше любого виггера, предположил, что собеседник все же сгущает краски. Он отмел мысли о том, что в огненном штурме могли быть замешаны сами вабоны, как необоснованно мрачные, однако согласился с возможной целью появления Локлана на заставе: опасные времена, сказал он, рождают героев, а кем как не героем назовет молва предводителя заставы, давшей отпор опасному врагу. В этом смысле Граки, конечно, мешал планам Ракли — если таковые и вправду существовали — использовать как можно больше героических личностей, будь то живых или павших в бою, а заодно и рождаемые

ими или во славу им культы. На вопрос Фокдана, зачем все это человеку, власть и главенство которого никто не оспаривает, Ротрам понизил голос до шепота и философски заметил, что если сегодня — никто, то кому ведомо, что будет завтра. Он допускал мысль, что среди некоторых наиболее известных и почитаемых военачальников, добившихся определенных успехов в противоборстве с шеважа, но не удостоенных, по их мнению, подобающих почестей, могло возникнуть нечто вроде заговора и что усилия Ракли на протяжении последних зим были направлены на поиск и устранение вероятных зачинщиков. Фокдану такое объяснение поначалу показалось чистой воды выдумкой, однако, чем дольше он теперь о нем думал, тем охотнее был склонен с ним согласиться. Ведь он, как и все прочие эльгяр, не обремененные семьей, подолгу не покидал застав и толком не знал, какая и где складывается обстановка. Ракли же получал своевременные донесения отовсюду. Единственное, в чем Фокдан был по-прежнему уверен, так это в том, что, если заговор и существует, Граки не имел к нему ни малейшего отношения. Хорошо бы поскорее встретиться с Фейли и осторожно расспросить его на этот счет. Однако, насколько он знал, Граки вполне хватало того, что в его роду уже был герой — Кедик, его старший брат, проповедником культа которого стал верный Шиган. Фокдану с трудом верилось, что Граки мог затаить недовольство, поскольку для виггеров его склада все эти стычки с дикими обитателями Пограничья были не более чем заведенным порядком вещей. Примечательно, что накануне, когда Ракли расспрашивал его о подробностях той ночи, Фокдан не уловил даже намека на злорадство. Перед ним стоял погруженный в безрадостные думы воин, добившийся своего нынешнего положения не путем мелочных интриг и подножек, а доблестью и прямотой, иногда граничащей с жестокостью. И в этом Граки и Ракли были похожи. Вот только смог бы Граки, будь у него дети, принести в жертву одного из них ради чести рода, как сделал Ракли, когда казнил Ломма, своего младшего сына, заподозренного в заговоре против старшего, Локлана?

— Знаешь что, — сказал Фокдан, прервав свои размышления, когда они ступили на поскрипывающие доски моста, — полезай-ка ты на коня. Чем вести его просто так, давай уж лучше воспользуемся им себе на благо.

— В каком смысле? — не понял Хейзит.

— В прямом. Стража узнает его и будет задавать нам меньше вопросов. Тем быстрее мы попадем внутрь.

Действительно, когда они входили под низкие своды первых ворот, образованные деревянным надвратным домиком, метко прозванным в народе каркером, [18] то есть «тюрьмой», их окликнули. Проявивший бдительность эльгяр в длинной кольчуге и круглой каске сбежал по узким ступеням лестницы, выложенной из камня с противоположной от моста стороны укрепления, и преградил им дорогу. Вчера в этом месте Фокдан проехал совершенно беспрепятственно. «Вот что значит дневная усталость в сравнении с утренней бодростью», — подумал он, делая приветственный знак. Стражник ответил ему тем же, но поинтересовался:

18

Речь идет о сооружении, подобное которому в средневековой Европе называлось «шателет» или «бастилия», а в случае временной постройки — «бастид». Оно преграждало подступы к замку и представляло собой своеобразную крепость в миниатюре, снабженную подъемным мостом и воротами. Деревянная постройка возводилась на двух каменных опорах-башнях с внутренними или внешними лестницами. Могла как являться частью крепостной стены, так и стоять отдельно в случае, если охраняло переправу через ров, сам по себе являющийся преградой.

— По какому делу? К кому?

— По какому, не скажу, а к кому, пожалуйста. К Локлану. Знаешь такого? Ладно, давай, брат, не задерживай нас, а то смотри, Ракли осерчает.

— Ты меня тут не пугай, — хмыкнул стражник, однако посторонился. — Ехать-то знаете куда?

— Да уж не впервой.

Фокдан похлопал коня по крутому боку, и они тронулись дальше. Последняя из обычных построек осталась на той стороне рва, а здесь все поросло низенькими кустами, среди которых вилась неширокая тропинка, правда, мощенная хорошо утрамбованной галькой. Тропинка вела через просторное поле к высокому, в полтора человеческих роста, частоколу из плотно подогнанных бревен с заостренными маковками. Если бы Хейзит не бывал здесь раньше, он бы решил, будто тропинка упирается прямо в частокол и бедной лошади придется с разбегу преодолевать этот опасный барьер. Однако хитрость строителей заключалась в том, что в частоколе имелась почти незаметная для непосвященных подъемная калитка, открывавшаяся усилиями двух эльгяр изнутри.

Обычно калитка оставалась поднятой с утра до позднего вечера, но сегодня Фокдану снова пришлось вступать со стражниками в перепалку, чтобы их впустили.

— Похоже, коня я мог бы оставить матери, — сказал Хейзит, спешиваясь, чтобы не задеть калитку головой. — Его здесь все равно не признают.

— Откуда ты знаешь? Может быть, без него нас бы сейчас вообще слушать не стали. Впечатление такое, что тут уже вовсю готовятся к осаде.

За частоколом, до самого подножия утеса, на котором громоздился замок, тянулось еще одно поле, только лишенное кустов и называемое «ристалищным». Предназначалось оно для ежедневных упражнений мергов и прочих виггеров, составлявших постоянный гарнизон замка. Здесь же располагались многочисленные конюшни. Местами поле было изрыто неглубокими траншеями для скачек с препятствиями, кое-где виднелись ряды укрепленных на столбах квадратных мишеней для упражнений лучников и арбалетчиков. Неподалеку от калитки путники увидели недавно установленные деревянные человекоподобные фигуры с беззащитно раскинутыми в стороны руками. С десяток копейщиков отрабатывали на них выпады. В стороне несколько тяжелых пехотинцев в полном обмундировании, разбившись на пары, упорно старались зарубить друг друга здоровенными деревянными мечами.

— Полюбуйся на этих умников, — сказал Фокдан. — Мне всегда грустно смотреть на людей, которые занимаются тем, для чего не предназначены.

— Когда я был здесь в последний раз, виггеров в замке было гораздо больше, — заметил Хейзит.

— Думаю, это потому, что многие из них побросали свои деревянные мечи и тупые стрелы и перебрались в башни и на стены.

— Или ушли в Пограничье.

Фокдан неопределенно пожал плечами.

Вскоре они подъехали к последнему серьезному пропускному пункту, за которым начиналась крутая каменная лестница, огражденная по бокам невысокими стенами с бойницами и называвшаяся поэтому «предмостным укреплением». Пропускной пункт имел форму барабана, на который забыли натянуть кожу, то есть состоял из сплошной круглой стены, был лишен крыши и впечатлял любого вошедшего количеством лучников, лениво прохаживавшихся по замкнутой галерее и с интересом поглядывавших вниз. В стене было двое ворот: одни, через которые путники вошли, другие — ведущие на лестницу в гору.

Сперва могучего телосложения стражник с увесистым топором, больше смахивавшим на остроносую кирку, отобрал у них поводья коня, а второй, не менее внушительного вида, вооруженный длинной дубиной с торчащими во все стороны железными шипами, осведомился, куда и зачем они собрались.

Почувствовав, что Хейзит от такого приема опешил и не знает, с чего начать, Фокдан ткнул себя пальцем в грудь, обращая внимание стражников не то на ее ширину, не то на зеленый потрепанный камзол, форму виггеров, служивших на лесных заставах, и в не слишком любезных выражениях дал понять, что если их сейчас же не пропустят к Локлану, то в ближайшее время обоим придется вынимать из седалища то самое оружие, которым они тычут в лицо уважаемым гостям.

Угроза не возымела ожидаемого действия. Вероятно, богатыри оказались не робкого десятка. Смерив Фокдана с головы до ног свирепеющими взглядами, они дружно схватили его за руки и попытались повалить на землю. Их ждало разочарование, поскольку Фокдан был еще сильнее, чем выглядел, так что оба отлетели к противоположным дверям и не сразу вскочили на ноги. Когда же они преодолели земное притяжение, чаша весов склонилась вовсе не в пользу выхватившего из-за пояса кинжал Фокдана и повисшего на его руке Хейзита, потому что с галереи крикнули, что сейчас будут стрелять в любого, кто шелохнется. В доказательство серьезности кто-то из лучников выпустил стрелу точно под ноги Фокдана, и она, выбив пучок оранжевых искр, вонзилась между булыжниками мостовой.

Неизвестно, чем бы закончилась эта неожиданно яростная стычка, если бы ворота, перед которыми отряхивались раскрасневшиеся от возбуждения стражники, не открылись и в их проеме не возникла до боли знакомая Хейзиту фигура пешего мерга. Даже если бы сейчас тот был в шлеме, а не держал свою железную луковицу по привычке на сгибе руки, Хейзит безошибочно узнал бы аби’мерга Норлана.

Не моргнув глазом при виде происходящего, он молча вышел в центр круга, выдернул из-под ног Фокдана стрелу и, подняв бледное лицо с подрагивающей бородкой, негромко сказал, обращаясь к застывшим на галерее лучникам:

— Враг может быть ближе, чем мы думаем, но не настолько близко, чтобы стрелять в своих братьев по оружию, — и добавил, поворачиваясь к охранникам: — За бдительность вам будет объявлена благодарность, но за бездумное нападение на гонцов из Пограничья вас ждет строгое наказание.

Только сейчас он повернулся к удивленным таким поворотом событий «гонцам» и встретился взглядом с Хейзитом.

— Кажется, я уже имел удовольствие видеть вас вчера при значительно более приятных обстоятельствах, — сказал он спокойным голосом и протянул окончательно смутившемуся «знакомому» руку: — Вот только нас забыли представить. Я — Норлан.

Он не назвал своего звания, предполагая, что собравшиеся здесь люди сами прекрасно разбираются в количестве и цвете лепестков.

— Хейзит, — ответил Хейзит, пожимая узкую, но сильную кисть. — А это Фокдан. Мы оба прибыли с заставы Граки и должны срочно встретиться с Локланом. Если, конечно, он может нас принять.

— Так что же мы тогда здесь стоим? — продолжал Норлан, терпеливо наблюдая, как Фокдан засовывает кинжал обратно за пояс. — Примите у гонцов Граки коня, — бросил он через плечо успевшим поостыть стражникам и, больше не обращая ни на кого внимания, пошел вперед, указывая дорогу.