Алошка
Шрифт:
В старых дырах шум, шум.
В старых дырах,
В старых норах
Шум и шорох,
Шум и шорох...
И я сразу понял: он шел выполнять тети Верино задание. Меня он даже не заметил.
Вот прошел Иван Иваныч мимо большого желтого дома с балконами, мимо детского сада, где в окнах флажки и игрушки, мимо деревьев, мимо магазина с синей вывеской... И пропал за углом.
Иван Иваныч смотрел вверх. Он, наверно, думал - это кто-то большой звонит, тете Вере спать не дает.
Он думал, кто-то большой, а это вовсе не большой. И я стал смотреть вниз: я знаю, куда смотреть.
Прошмыгнула кошка по мостовой. Я загляделся на нее, а меня в ногу кто-то - толк-толк.
– Алошка?!
Нет, это толстый голубь. Он просто шел пешком.
– Где ты, Алошка?
Я завернул за угол. Там по тротуару вперед-назад ходил добрый молодец Иван Иваныч в своих семимильных сапогах. И все распевал:
Тары-бары-бум-бум,
В старых дьфах шум, шум...
Вдруг рядом ОЧЕНЬ ГРОМКО ЗАЗВОНИЛО. Иван Иваныча не стало слышно.
Прямо навстречу доброму молодцу бежал Алошка.
А на улице - никого. А фонари горят.
Что делать?
Я как подпрыгну! Как побегу!
Как обгоню доброго молодца Иван Иваныча.
И схватил Алошку.
А он из кулака вывертывается. И тут меня нагнал Иван Иваныч.
– Ах ты удалец-сорванец, кого поймал-изловил?
– Это Иван Иваныч спрашивает.
– Я птичку изловил, - говорю.
– Почто не щебечет?
– У нее крылышко болит, - говорю.
– Почто не полечишь?
– Я, - говорю, - дома вылечу.
– Ну ладно, - сказал Иван Иваныч, - Передай низкий поклон Вере Акимовне.
– Передам, - сказал я и побежал изо всех сил с Алошкой к нашему дому.
А он притих в кулаке, как воробышек. Разжал я пальцы, поглядел: а он спит. Устал, наверно. Набегался.
– Эй, Алошка!
– Ну что?
– И глазки открыл.
– Это ведь тебя Иван Иваныч искал. Знаешь, как я за тебя испугался.
Он сел на моей ладони и колокольчик рядом поставил. Ножки вытянул, ручками за мой большой палец ухватился: ручки холодные.
– Апчхи!
– А потом говорит: - ЧиХОчиЧУ чиДОчиМОЙ!
– Что?.. Что?
– Домой, - говорит, - хочу. Замерз. Вот что.
– А зачем ты так говоришь: "Чи-чи, чи-чи"?
– А это мой тайный язык.
– А меня научишь?
– ЧиНАчиУчиЧу! Научу!
Я накрыл его другой рукой, чтоб теплее было.
– Давай-ка я тебя побаюкаю.
– И я запел, как моя бабушка поет:
Спи-тко, усни,
Мое дитятко,
Спи-тко, усни
Малешенько.
Бай да люли!
Бай да люли!
А он там, в руке, тихонько засмеялся и ногой по звоночку - бум!
– но не очень громко. Так мы и пришли домой.
ТЕТЯ ВЕРА ЗАСКУЧАЛА
Динь-дон, дон-динь, динь-дон, дань! Наступил новый день. Алошка еще спит в своей маленькой кроватке. А я хожу на цыпочках, чтоб его не разбудить.
Мама ушла на работу, бабушка - в магазин. А тетя Вера никуда не уходит. Вот никуда не уходит! Села у окна и стала громко-громко скучать.
– Ой, я бедная девица, Вера Акимовна - сказала тетя Вера. И вздохнула.
– Какая у меня на сердце тоскакручина. Ой! Ни словами сказать, ни пером описать. Никто, ну никто меня больше в кино не зовет. Видать, никому не нужна красота моя ужасная.
Тетя Вера отошла от окна, включила пылесос и так махнула железной трубкой, что пыль столбом.
– Эх!
– крикнула тетя Вера.
– Сива-грива растрах - нется, тоска распадется. Уходи, - говорит, - не мешайся здесь. Видишь, я уборку делаю.
И я скорее побежал к домику, к моему хорошему Алошке.
– Алошка, - крикнул я в самое оконце, - выходи!
А он не ответил.
– ЧиАчиЛОчиШКА!
– позвал я его на нашем тайном языке. И вдруг тихонечко из-под стола что-то пискнуло.
Я поскорее полез под стол и там, в самом уголочке, нашел Алошку Он был весь в пыли: и волосы, и рубашка, и штанишки А нос прямо черный.
– Ты что гам делал, дурачок?
– спросил я.
– Тес!
– зашептал Алошка.
– Когда тетя Вера машет этой штукой, я всегда прячусь: а вдруг и меня затянет?!
Я поставил Алошку на стол, он стряхнул со штанишек пыль.
– А ну-ка пошли мыться, - сказал я.
– ЧиНЕ чиХочиЧУ!
– закричал Алошка и как спрыгнет на пол. И побежал.
Но я сразу догнал и потащил его, чумазого в ванную...
И пока я его тер, мыл, полоскал, Алошка, не переставая, пищал: "ЧиНЕ чиХОчиЧУ! ЧиНЕ чиХОчиЧУ!.."
– Не плачь, Алошенька, - сказал я.
– Меня тетя Вера еще не так мочалкой натирает.
Алошка перестал плакать. Он залез ко мне на плечо и погладил ухо. Но тут опять по квартире разнеслось тети Верино пенье-скучанье:
О, где ты? Где ты, добрый молодец Иван Иваныч?
Целый день ты на счетах пощелкиваешь,
Уж скорей бы ты вышел на пенсию!
У Алошки руки задрожали, он отпустил мое ухо.
– Слышал?
– спросил я.
– Ата, - сказал Алошка.
– Это еще что, - похвалился я.
– А когда тетя Вера меня ругает, так на соседней улице слышно.
– Она сердитая, - сказал Алошка.
– Тес! Она...
– прошептал я, - злая волшебница.
– Настоящая?!
– удивился Алошка. И спросил шепотом: - А что она может сделать?
– Что хочешь. Может волка и медведя позвать. Они тебя за бочок схватят.