Альпийский узел
Шрифт:
Публика в учреждении была разномастной: противники режима, уголовники, гомосексуалисты, проворовавшиеся чиновники. Кого-то расстреляли, других выпустили… С тех пор Себастьян Курц стал ярым противником режима. Жил в Вене, в Гуфштадте, в Абервельде, работал в подпольных ячейках, вызволял из беды евреев – делал все, что мог в окружающих его обстоятельствах. А теперь готов сотрудничать, выполнять любые приказы – если советскому командованию требуется помощь. Кается – в коммунистической партии не состоял, но всячески ей сочувствует.
– Спросите у людей, товарищ, – Себастьян Курц бесстрашно смотрел майору в глаза, – они расскажут, кто я такой. Последние полтора года жил на полулегальном положении, дважды пользовался поддельными документами – их производила подпольная типография в Гольдштау… Познакомьтесь, этих парней зовут Тобиас и Феликс, – представил он двух молодых людей, прибывших с ним. – Они убежденные антифашисты, я ручаюсь за них, как за самого себя. Феликс учился на медика в Вене, состоял в антивоенном подполье. А когда гестапо разгромило организацию, бежал в Абервельд и жил здесь по подложным документам. Тобиас местный, член коммунистической партии, один из немногих, кому посчастливилось выжить, работает электриком…
Молодые люди не отличались болтливостью, смотрели настороженно, не знали, как себя вести. Феликс был темноволос, имел правильное лицо с лучистыми глазами, казался хрупким – возможно, это было обманчивое впечатление. Тобиас – ниже его на полголовы, старше на несколько лет, не любил бритье и опрятный вид. Он не прятал глаза – смотрел пристально, изучающе.
– Можете на нас рассчитывать, – добавил Курц, – мы всегда готовы помочь. Если выдадите оружие, будем благодарны, не выдадите – поймем.
– Повременим с оружием, – хмыкнул Гордин. Он с интересом разглядывал новых союзников. – Вам что-нибудь известно, товарищи, о существовании секретной лаборатории, работавшей в Абервельде? Может, ходили слухи или знаете что-то фактическое?
Мужчины задумались, потом переглянулись и вразнобой пожали плечами.
– Товарищ майор, мы не собираемся ничего утаивать, нам это незачем, – сконфуженно сказал Курц, – но мы пока не понимаем, о чем вы говорите. В городе были разные объекты, здесь стояла воинская часть, работал госпиталь, на западной окраине были военные склады. Точно известно, что за городской чертой собирались строить концлагерь, но эти планы, к счастью, не сбылись…
– Ладно, забудьте, – отмахнулся Андрей. – Для вас есть первое задание, товарищи. Поедете с нашими людьми, будете опрашивать местных жителей. Вам объяснят, чего мы хотим. Операция не боевая, надо поработать головой и проявить терпение.
Мужчины оживились. Они и не рассчитывали, что их сразу бросят в бой под знаменами Интернационала.
Яшу Лапчика, как единственного среди сотрудников, знающего немецкий язык, майор инструктировал особо. Взять Романчука, Несмелова (их вид, по крайней мере, не отпугнет местных), добровольных помощников, пять бойцов при полном вооружении – и выдвинуться на полуторке в северное предместье.
– Вот дорога, – Гордин показал на карте, – здесь возвращалась колонна, здесь она вошла в город. Ее не могли не заметить – это два здоровых грузовика. Куда она направилась? По каким улицам? Если проявить въедливость, можно отследить ее путь. Тактично опрашивать местных жителей, люди Курца помогут. Задача несложная, товарищ лейтенант, вперед. И бойцов проинструктируйте, чтобы вели себя вежливо, местным не хамили и ногами двери не открывали.
Разведка убыла.
Взрыв в городе прогремел как гром среди ясного неба! За сквером, там, где начиналась плотная застройка, встало облако дыма. Капитан Волынцев, грязно ругаясь, первым побежал через парк. Часть бойцов осталась в магистрате – два отделения привели в состояние повышенной готовности, остальные тоже побежали к скверу.
Обвалилась часть здания из бурого кирпича, где еще вчера работала полиция безопасности и СД. Немцы, уходя, оставили сюрприз. Провалился пол на втором этаже, сломались и осыпались стены. Взрыв произошел во время осмотра здания. Об опасности бойцов предупредили, те действовали осторожно. Мину поставили хитрую, с замедленным детонированием. Клеммы замкнулись, когда открыли дверь в крыле, где работало гестапо. Боец попался сообразительный, всполошил товарищей истошным криком. Большинство людей успели выбежать из здания. Двое остались под завалами. Их извлекли сравнительно быстро. Один погиб, другому раздробило бедренную кость. Пострадавшего отвезли в больницу.
Волынцев ругался, потрясал кулаками: ведь он предупреждал!
– Предупреждали, товарищ капитан, – развел руками молодой взводный. – Потому и не все погибли, а только один.
Центральную часть городка теперь патрулировал весь личный состав. Здание полицейского участка осмотрели с особой осторожностью, выявили и нейтрализовали заложенную взрывчатку. Бойцы недовольно ворчали: эти штуки могут оказаться где угодно.
– Всем трудно, товарищи бойцы, не только вам! – покрикивал взводный. – Ничего, поживем и на пороховой бочке!
В подвале полицейского участка обнаружили страшную находку. Бойцы доложили взводному, взводный – Волынцеву, а тот на всякий случай решил поставить в известность майора Гордина.
Подвалы под зданием были глубокие, уходили в подземелье, как в преисподнюю. Лучики света блуждали по влажным каменным стенам. Взору предстали полтора десятка расстрелянных людей. Они валялись вповалку у дальней стены – в момент расстрела падали друг на друга, так их и оставили. От увиденного волосы встали дыбом. Свет фонарей блуждал по искаженным лицам, по глазам, тускло светящимся болью и тоской.
Все расстрелянные были в штатском, большинство – мужчины, только две женщины, среднего возраста. Молодых почти не было – люди в годах, но не очень пожилые. Только одному мужчине было за семьдесят – морщинистый, худой, с торчащими клочками седых волос. Смерть они принимали безропотно – встали у стены, где по ним и открыли огонь. Глубина подвала была приличная, на улице стрельбу не слышали. В подвале стоял неприятный запах – пока еще не густой, но уже явный, вызывающий острое желание бежать.