Алракцитовое сердце
Шрифт:
– Надеюсь, не настолько, как старуха или как...
– Деян невольно взглянул в сторону Кенека, - мой бывший друг. Поэтому я и пришел сам.
– Да у вас здесь, я смотрю, всех подряд величают сумасшедшими, - хмыкнул Голем.
Кенек о чем-то жалобно заскулил, но Деян выбросил его из головы, стараясь в полутьме - две из трех разожженных ламп погасли - лучше разглядеть чародея и понять, почему тот тянет время бессмысленными вопросами, не желая переходить к главному.
– Предлагаешь сделать с тобой то же самое, что и с ним?
– Голем кивнул в сторону
– И что же я с ним такого сделал, чего бы он не заслуживал?
– Ты до сих пор не убил его, хотя он того заслуживает, - сказал Деян.
– Но я не могу понять: почему? Потому что он все еще тебе нужен? Или потому как тебя об этом попросила Эльма?
– Попросила?! Да она набросилась на меня, как дикая кошка! Вечно я не могу сладить с женщинами.
– Голем рассмеялся, но смех его отдавал горечью.
– Я зря сказал ей, что оставлю его вам; но что сказано, то сказано. И я еще днем обещал, что не причиню вреда за слова, которые мне не понравятся. Но ты не поверил мне и лгал, не отводя взгляда. А теперь снова требуешь от меня обещаний. Зачем, если ты все равно не веришь моему слову? Такие нынче обычаи у свободных людей?
– Это из-за того, что...
– Деян запнулся: перед кем и за что он собрался оправдываться? С какой стати?!
В памяти вновь возник двор горбатой Иллы - и разгоравшийся внутри пожар вырвался наружу.
Злость на себя за испытанный на миг стыд, на презрительно ухмыляющегося чародея, на Кенека и его дружков-подонков - она застилала глаза, жгла горло. Сдержать ее было невозможно; Деян и не хотел сдерживаться.
– Когда-то ты был правителем этих земель; но сколько веков прошло с тех пор, как ты исчез?
– выкрикнул Деян.
– Ты можешь насмехаться над нами, убить всех нас, уничтожить здесь всё. Говоришь так, будто мы - скот, а ты - пастух. Но я не встречал ни одного пастуха, который сперва бросил бы стадо, а потом возмущался бы, что его овцы ведут себя не так, как ему угодно. По-твоему, мы скот?! Тогда и ты не лучше. Но мы - не скот, и ты - не пастух, колдун. Не тебе судить нас за то, каковы мы! Не тебе...
– он замолчал, лишь когда увидел чародея прямо перед собой. Голем, упираясь кулаками в оконную раму, нависал над ним, как готовый сорваться вниз камень.
– "Не мне" - что?
Лицо чародея побелело больше прежнего, глаза пылали гневом. И что-то еще, какое-то другое чувство было в его взгляде: неясное, непонятное - и оттого еще более жуткое. Будто сам Владыка Мрака касался мира вместе с этим взглядом.
"А я ведь еще не успел ничего сделать...
– Деян заставил себя сидеть неподвижно, не отодвигаясь от Голема ни на пядь.
– Сорвался хуже Эльмы. Дурак".
– Оставьте его, милорд Ригич, - вдруг забормотал от печи Кенек.
– Деян и раньше был не в себе. Чудной. Он не понимает, с кем говорит... что говорит... Оставьте его, милорд. Деян, проси прощения, глупец!
Деян скосил глаза: Кенек отчаянно жестикулировал уцелевшей рукой, призывая его прислушаться; стоило думать - это была такая благодарность за то, что по старой дружбе не поддержал затею с кочергой.
Голем не обратил на потуги Кенека ни малейшего внимания, продолжая жечь Деяна взглядом.
"Каленое железо таким, как он, без надобности, - неужели ты не понимаешь, Кен? Извиниться перед ним? Поздно... И я не могу. Я не должен... я не стану лебезить перед ним лишь потому, что он может изувечить меня или убить. Я - не ты, Кен", - Деян подмигнул Кенеку, который в ответ замахал еще отчаянней. Даже в Кенеке Пабале оставалось что-то человеческое. Он был мерзавцем и трусом - но даже он не был скотиной, лишенной души и разума.
– Ты явился из ниоткуда, чтобы исчезнуть в никуда, когда получишь то, что тебе нужно, Голем.
– твердо закончил Деян.
– А мы, наши отцы, деды и прадеды жили здесь и выживали из века в век. Это наша земля. Наш дом. Даже если мы смешны и достойны осуждения - не тебе смеяться над нами, и не тебе нас осуждать!
Стало очень тихо.
– Дурак, - пробормотал Кенек, - ты и правда не понимаешь...с кем связался.
– А ты, мразь, умнее и понимаешь больше?
– Голем бросил на него короткий взгляд через плечо и вновь обернулся к Деяну.
– Редко когда мне приходилось выслушивать столько оскорблений зараз. И от кого? Ты мелешь языком про то, кем я себя считаю и чего хочу, на что я имею и не имею права, - на том, должно быть, основании, что я не дал твоему бывшему дружку перерезать тебе глотку?
– Я бы не стал...
– неуверенно начал Кенек, но поперхнулся и замолчал, когда чародей наградил его еще одним взглядом.
– Может быть, мне подать ему нож и уйти?
– На лице Голема вновь появилась кривая ухмылка.
– И пригласить сюда вашу подругу? Занятная получится сцена! Но я обещаю не смеяться. Этим я заслужу твое высочайшее одобрение, молодой человек?
Деян сглотнул. Голем наклонился к нему так близко, что Деян видел каждую отметину на его лице, мог разглядеть в уголках глаз багровую сетку лопнувших сосудов. Сочащийся мраком взгляд чародея гасил ярость и вместе с ней уничтожал всякую решимость сопротивляться, лишал воли.
Этой ночью Голем явился в Орыжь не по собственному желанию: его позвали на помощь, и он спас их. Если б чародей не вернулся - сам Деян наверняка был бы мертв, а Эльма...
Каким бы Голем ни был чудовищем, какова бы ни была его вина в случившемся, по какой бы причине он не решил вмешаться, - они были обязаны ему.
Это меняло многое. И в то же время ничего не меняло. Пастух, отгоняя волков, заботится не об овцах, а о своем кошельке и желудке, и в нужный день и час сам пустит скотину на мясо.