Алракцитовое сердце
Шрифт:
– Мы же все правильно сделали, дядя Деян?
– Калиша требовательно дернула Деяна за рукав.
– Правильно? Но почему тогда.... все равно.... Почему-у-у....
– Вы молодцы. И сделали все правильно, кроме того, что не послушали милорда Ригича и прибежали сюда, не дожидаясь утра.
– Деян заставил себя улыбнуться девчонке и ласково потрепал ее по голове.
– К сожалению, Калиша, в сказках... в сказках есть правда, но и вымысла много. Господин чародей - не Господь Всемогущий: помогает только кому может и как может.
"И как захочет", - добавил
– Конечно, правильно! Вы нас очень выручили, маленькие.
– Эльма, отведя Малуху к лавке, поманила девочек.
– Идите, обнимите мать: вместе слезы солоней, но горе слаще.
Через мгновение Калиша и Нура, забравшись на колени к Малухе, уже ревели в три ручья вместе с ней. Телом никто из них не пострадал, но увиденного и услышанного за ночь с лихвой хватило бы и на то, чтоб надломить дух и крепкому мужчине.
– Этот милорд Ригич взаправду колдовать может, Деян?
Солша пристально уставилась на него единственным открытым глазом: другой заплыл так, что не осталось даже щелочки.
– Он чародей. Но не "господин добрый чародей", - ответила вперед Деяна Эльма.
– Так что держите с ним ухо востро.
Голос Эльмы за время, что она утешала Малуху, вновь обрел теплоту и мягкость, но взгляд оставался прежним: неживым, холодным.
– Да, тетушка, все так, как говорит Эльма, - подтвердил Деян.
– А где твой второй пострел?
– спросил он - и тут же ужаснулся своего беззаботного тона: ведь мальчишка мог и...
– Жив-здоров. Весь в своего беспутного папашу пошел.
– Солша покачала головой, не то одобрительно, не то осуждающе.
– Ни стыда перед Господом, ни страха. Вырос малой. Во, гляди, чем занят!
Деян усилием воли заставил себя взглянуть в ту сторону, в какую указывала Солша: на дом Химжичей. Окна теперь были темны, но в распахнутую калитку пыталась протиснуться процессия почти столь же чудовищная, как та, что еще недавно направлялась в дом. Джибанд, на полроста возвышавшийся над плетнем, волочил за ноги два трупа, а мальчишка Солши с горделивой улыбкой сидел у великана на шее и масляным фонарем подсвечивал ему путь.
– Кенековы мерзавцы!
– Выражение разбитого лица Солши могло сойти за гримасу ярости, достойную Голема.
– Наших всех, живых и мертвых, уже снесли к знахарке во двор... Моя Талима тоже там. Живая, хвала Господу, - вздохнула она, утерев здоровый глаз.
Деян не стал ей говорить, что слова "вырос малой" мало подходят к тому, чем занимается ее сын, и что имя его отца Кенек назвал среди погибших.
– Бабка ваша как? Не зашибли?
– спохватившись, спросила Солша.
– Обошлось. Надеюсь, до утра проспит, - поспешил успокоить ее Деян.
– Из наших... кто?
– тихо, так, чтоб не могли расслышать Малуха и девочки, спросила Эльма.
– Даришу насмерть замучили, сволочи. И Лесоруб погиб, - так же тихо ответила Солша.
– Застрелили. За своих баб вступился, да куда ж ему, старику? Когда они еще с ружжами... И битых-перебитых не счесть. Дальше что будет - ох, и думать страшно.
– Она скосила здоровый глаз на приоткрытую дверь и осенила себя амблигоном.
– Ох, страх! А малым все ж вздремнуть надо хоть чуть, и вам обоим тож. И бабушку вашу отседова забрать... В доме у меня - будто медведь прошелся, но сарайка теплая, и сена натащить можно.
Эльма, приличия ради, сначала отказалась, но упираться не стала. С какой стороны ни посмотри, а детей действительно надо было устроить где-нибудь в тепле и подальше от чародея.
– Уложишь их сама?
– смущенно попросила она Солшу в конечном счете.
– Я хочу зайти к Илле; может, чем смогу помочь.
– Я с тобой, - быстро сказал Деян.
– Да там и без вас народу тьма, - сперва начала возражать Солша, но потом махнула рукой.
– Ну, дело ваше, не мне вас учить.
– Значит, мы с Деяном вас проводим. Все равно по пути, - сказала Эльма, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом.
В доме снова заскулил Кенек; торжествующий волк-охотник превратился в побитого пса.
Глава пятая. Чародей
Деян шел как мог быстро, стараясь не отстать от Эльмы: девушка почти бежала, не глядя под ноги.
Все было далеким, чужим, смутным, как в густом тумане: безумное бормотание Шалфаны, когда ее выводили из дому; улица, расчерченная темными полосами там, где Джибанд волок мертвецов; мягкий голос Солши, успокаивающей старуху.
Заполненный полураздетыми людьми двор знахарки Иллы; невозмутимый великан Джибанд, перекладывающий мертвецов так, чтобы они не мешали проходу; горбатая неумеха Илла, мечущаяся из дома во двор и обратно и больше глазевшая на Джибанда, чем занятая лечением.
Не уместившиеся в доме раненые, лежащие и сидящие под навесом для сушки трав на укрытой одеялами земле, - стонущие, плачущие, обращающие к небесам молитвы и проклятья; толпящаяся рядом родня и два ружья, приставленные к стене. Мертвецы на земле...
Внучка Киана в разорванном до самой шеи платье, рыдающая над дедом. Киан-Лесоруб, будто все еще следящий остекленевшими глазами за топором на поясе Джибанда. Пятеро мертвых дружков Кенека со сломанными шеями и раздавленными черепами, которых никто и не подумал прикрыть: великану с его силищей оружие было без надобности.
"Здесь пятеро. Значит, считая Кенека и тех двоих - всего восемь подонков. Мы смогли бы дать отпор сами, не будь все в таком раздрае... И Лесоруб мог бы не лежать здесь, не будь он безоружен".