Алракцитовое сердце
Шрифт:
"Проклятая погода!"
Деян уселся на землю напротив чародея и распустил ворот куртки. Дышалось тяжело; болело и требовало отдыха, казалось, все тело. Голем с задумчивым видом вертел в руках маленькую серебряную фляжку. Приглядевшись, Деян смог разглядеть отчеканенный на ней узор: если взглянуть прямо, тот походил на раскидистый куст, если чуть искоса - на оленьи рога.
– Что это?
– Яд.
– Чародей спрятал фляжку во внутренний карман жилета.
– Или лекарство: тут уж как посмотреть на проблему.
– А в чем
– В том, что его мало.
Подошел Джибанд, до того с нескрываемым интересом осматривавший и ощупывавший корни вывороченных деревьев.
– Мастер, а это... оно... всюду так это?
– От избытка чувств он всегда терял способность к связной речи.
– Что?
– Ну... это.
Сообразив, что его не понимают, великан указал сперва на корни, затем на живую раскидистую елку.
– Да, всюду. "Это" называется корни: чтобы дерево жило, они должны быть укрыты в земле, - с видимой неохотой попытался объяснить чародей.
– Кор-ни.
– Великан, старательно шевеля губами, повторил незнакомое слово.
– В земле. Прячутся, как мышь, чтоб их не съели?
– Нет. Им нужна земля, чтобы питать дерево... Дерево так ест.
– А-а.
– Великан уставился на свои руки, как часто делал, когда о чем-то задумывался.
– Поэтому мертвых людей тоже зарывают в землю? Чтобы живые люди могли есть?
Чародей застонал.
– Мастер?
– нерешительно окликнул великан.
– Нет! Нет, Джеб: люди здесь вообще ни при чем. Хватит пока вопросов: подумай лучше над тем, что тебе уже рассказывали раньше.
– Но...
– Хватит!!!
– рявкнул чародей.
– Сегодня больше никаких вопросов. Понял?
– Ладно, мастер.
Великан, насупившись, отошел в сторону.
Чародей достал флягу; уронил, выругался, поднял. Руки его дрожали так, что он едва смог отвинтить крышку. Остро пахнуло чем-то пряным.
– Пошли!
– После пары глотков чародей заметно воспрял духом.
– До темноты нужно уйти за большак.
Деян молча встал, посчитав за благо тоже пока воздержаться от вопросов.
Чародей шел впереди. Великан то догонял "мастера", то отставал, и постоянно оглядывался. Сперва Деян подумал, что Джибанд приглядывает за ним по приказу чародея, но, оказалось, у того был собственный интерес.
– Могу я спросить?
– Великан дал чародею уйти вперед и пошел рядом, но все равно говорил шепотом. Впрочем, шепот его слышен был бы и за два десятка шагов.
– Спрашивай.
– Почему мастер не хочет со мной говорить?
– Почему твой мастер не хочет с тобой говорить?
– в замешательстве переспросил Деян, ожидавший продолжения разговора о деревьях и похоронах - но никак не расспросов о Големе.
– Да. Почему он...
– Я понял, - оборвал его Деян.
– Но...
Он взглянул на чародея: тот не подавал виду, однако наверняка все слышал.
– Честно признаться, я не знаю, Джибанд, - сказал Деян чистую правду.
– Не имею ни малейшего понятия. А ты сам как думаешь?
– И я не знаю.
– Великан нахмурился.
– Потому что я неправильный человек?
– Нет. Думаю, не поэтому.
Деян не без удивления понял, что вновь говорит правду: полной уверенности он не чувствовал, но если б дело было в этом - чародей бы, пожалуй, вовсе не разговаривал бы со своим созданием.
– Но почему тогда?
– Не знаю, - повторил Деян.
– Может быть, он просто в дурном расположении духа. Спроси лучше о чем-нибудь другом, Джибанд.
Великан замолчал, понуро склонив голову, но, едва вышли на заросшую колючим кустарником прогалину, оживился:
– Почему тут нет деревьев?
Джибанда интересовало все, что попадалось ему на глаза. Расспрашивал он с детской непосредственностью, но с взрослой дотошностью, и умозаключения делал порой чрезвычайно странные и занятные. Впечатление все это создавало жутковатое, но Деян рад был отвлечься.
Последний раз он выходил к тракту много лет назад, незадолго до злосчастного падения со скалы. Многие места изменились до неузнаваемости, но какие-то выглядели как прежде, и память услужливо подбрасывала картинки: вот Халек Сторгич разводит костер под старой двуглавой сосной, Кенек и Барм спорят, можно ли есть змей; вот он сам - пытается наловить котелком юрких серебристых рыбешек...
Тогда им всем казалось хорошей идеей сбежать от родных и поглядеть на большой мир.
– В воде живет ры-ба?
– переспросил великан, следом за Деяном подойдя к ручью.
– Почему только в воде?
Странно было говорить с кем-то, кто никогда не видел рыбы.
– Так уж дело обстоит.
– Деян, выплеснув остатки старой воды, опустил пузатую тыквенную бутыль-флягу в ручей. Вода в нем, как и много лет назад, была ледяная.
– Понимаешь, нельзя одновременно приноровиться и к воде, и к земле, и к воздуху.
Словно в насмешку над его словами, на кочку неподалеку опустилась утка и принялась деловито чистить перья.
Деян прикрыл глаза, ожидая, пока наполнится фляга. От холода сводило пальцы. Птицы здесь не боялись людей; и тогда, тринадцать лет назад, Эльма сумела подбить такую из рогатки, чем спасла всех "путешественников" от голодной ночевки. Но спасти от порки по возвращению - увы!
– их не мог никто, даже сам Господин Великий Судия, поскольку наказание было вполне заслуженным.
– То есть нельзя одинаково хорошо приноровиться ко всему разом, - тряхнув головой, поправил сам себя Деян.
– Рыба ловчее всех в воде, медведь - на земле, птица - в небе; так уж заведено.