Алтарь для Света. Том 2
Шрифт:
– Ты - Мать?
– Ее голова перекатилась на другую сторону и теперь она разглядывала меня совершенно под другим углом.
– Как в твоей маленькой бестолковой головке сложились вместе два этих слова?
– Ласково улыбаясь, змеей прошипела она.
Это была не злость. Не издевка. Искренний интерес опасного хищника, решающего с каким соусом тебя нынче подать ко столу.
Темнота была вполне приемлемым местом, - успела подумать я, прежде чем ляпнуть:
– Вас это не устраивает?
– Меня это разочаровывает. Точнее я разочарована в себе дитя, что так и не смогла донести
– Она отпрянула в сторону и минуя меня, подошла к самой границе зала, где за гладким камнем пола, осталась темнота. Я не шевелилась, провожая ее взглядом.
– Ты только глянь, - указала она куда-то вглубь плотоядного пространства, пульсирующего подобно сердцу живого.
– Что там происходит?
Я начала усиленно всматриваться в зияющую черноту изгибающихся теней, но то что видела Мать, неясным образом ускользало из моего поля зрения. Поэтому я неопределенно мотнула головой, предположив, что вопрос риторический. Такой ответ женщине, очевидно, пришелся не по нраву. Стукнув каблуком по серебристому стыку, она повернулась ко мне. Делая упор на каждое слово женщина повторила:
– Что. С тобой. Происходит?
– А с тобой? Что ты за Мать?
– запоздало спохватилась я. То что какое-то создание потустороннего мира собрало из обрывков моих воспоминаний образ женщины из Ковена, еще не означает, что я должна его слушаться. - Не помню, чтобы кто-то из них разговаривал подобным образом.
Женщины насмешливо вскинула брови. Оскалилась. И одним щелчком пальцев повергла иллюзорный мирок в хаос.
Свист. Крики. Рев.
Я рухнула на колени, зажимая руками уши, прекрасно понимая, что ничем мне это не поможет. Невидимая игла обжигающего огня резанула по перепонкам, разрывая их изнутри. Все звуки смешались, переплетаясь в неистовой, душераздирающей симфонии мучительной боли, терзающей изнутри.
Я взвыла.
Когда первая волна схлынула, я лишь успела сделать один глоток воздуха, прежде чем ощутить следующий прилив начавшейся пытки. Между отчаянными криками, наносящими удар не хуже меча, я слышала могильное завывание разволновавшихся душ, затаившихся у кромки притихшей темноты. Пробирало оно до самых косточек, забираясь под кожу и проникая в кровяные сосуды, чтобы змейками страха бежать по венам прямо к сердцу.
– Хватит, - осипшим голосом взмолилась я, когда появилась очередная пауза. Потрескавшиеся губы лишь застыли в немой мольбе. Слово с трудом сорвалось с губ.
Звуки пропали.
Оглушенная внезапной тишиной, давясь собственным криком, я отняла руки от головы. Поднесла растопыренные пальцы к глазам. Рубиновые подтеки, вязкими каплями стекали по бледной коже, образуя невероятно знакомые узоры. Я изумленно разглядывала их, забыв, что хотела сосредоточится на собственном дыхании или стуке сердца, которых все равно не было. Только алые разводы на осколках вечности.
Сквозь гипнотическое марево кровавых пятен прорвался голос, насильно выдирая из когтей застывшей тишины.
– Я могу говорить на понятном тебе языке, а могу вещать подобно конклаву духов предков. Так скажи, твой выбор очевиден или требуется еще одна демонстрация?
– Нет. - Ответила я, поднимая голову, чтобы взглянуть на Мать.
Она не выглядела злорадно. Хищный оскал не блуждал на ее лице. Глаза не сияли превосходством. Ничего поэтичного. Ничего выдающего в ней победителя. Только непоколебимое спокойствие в духе памятников второго века до основания Империи. Один в один.
– Прошу принять мои извинения, Мать.
– Проговорила я. Честно, искренне, от души. Даже гордость покорно молчала, признавая неотъемлемую власть Матери.
Я поднялась на ноги.
– Принимаю, - отозвалась женщина.
– Продолжим. Как ты дошла до такой жизни, что присвоила себе чужой статус?
– Что?
– я еще не отошла от мандража и кровавых галлюцинаций, замерзших на пальцах рук, чтобы так резко возвращаться к допросу.
– Статус, дитя, статус! Назвать себя Матерью, будучи тобой - да что уж, практически кем угодно!
– самоубийство. Настоящее, Китра. Добровольное и осмысленное, без каких-либо "но".
– У меня был план, - неуверенно возразила я.
– Умереть. Об этом я и говорю. Ворваться в альма-матер Сестер ради возвращения мелкого Отражения? В самом деле? Это показалось тебе разумным?
– Погоди, - подняла я руку вперед, стараясь отгородиться от режущих слов.
– План не был произведением гениальности, но был лучшим из возможных.
– Из возможных скрытых способов довести себя до смерти, Китра. Ты не слышишь меня, глупый ребенок. Я знаю, что с тобой происходит. Ты сбегаешь, как десятки и сотни раз до этого. В кои-то веки твоя жизнь начала выравниваться, как ты в ужасе хватаешься за первый шанс скрыться от возможности приближающегося счастья. Очень, слабой, хочу заметить, возможности. Но разговоры о мальчиках давай оставим для твоих подружек, которых ты вскоре потеряешь, если продолжишь вести себя подобным образом. Они живые люди, девочка моя. У них есть свои мечты, надежды и желания. А это гораздо больше, чем есть сейчас у тебя. Этим людям есть что терять.
– Мне тоже, - слабо попыталась возразить я.
– Эрин..
– Эрин нет.
– Вышло резко и жестко.
– И ради общего блага всех здесь присутствующих, надеюсь, никогда больше не будет.
Я растерялась, не зная, что ответить и о чем промолчать. Мать заставляла меня думать о том, о чем вспоминать совершенно не хотелось. Она ударила по всем болевым точкам, без какого-либо шанса на ответный маневр. Оставила меня растерянную, безоружную, со вскрытой гнойной раной поперек сердца. От таких ударов ни юмор, ни сарказм не спасают.
Я мысленно заворчала, но где-то глубоко в душе промелькнуло странное чувство спокойствия. Я ведь смирилась. Не знаю когда и как, но смирилась. Нет, не потеряла надежду найти свою самую лучшую и самую дорогую на свете подругу, а просто устала гоняться за ускользающей тенью, бледнеющей на переломе сменяющихся дней. Давно пропало чувство потери, угас огонек азартной охоты за тайной. Осталась монотонная рутина, тянущаяся из города в город. Башня библиотеки Старого города была последним пристанищем для затянувшегося в веках поиска. Я могла бы отговориться тем, что у меня попросту не было времени заглянуть туда, но врать себе самой сил уже не осталось.