Алтарь победы

Абдуллаев Чингиз Акифович

– Это уже гораздо более приятная новость.

– Были приняты особые меры предосторожности. Его заставили даже снять Коран, который подарил ему Фотограф. Проверили и сняли всю одежду, заставив переодеться в другую. И долго вели через пещеры, где были пробиты проходы. Очевидно, они использовали направленные взрывы – у них много отличных минеров и саперов.

– Похоже, – согласился Эйссинджер. – А мы часто гадаем, куда исчезают люди и грузы, после того как они войдут вроде бы в небольшую пещеру. Очевидно, у них есть свои проходы под горными склонами, о которых мы даже не подозреваем. Но вернемся к нашему главному оппоненту. Какой он из себя? Альпинист сумел описать его внешность?

– Он уверен, что этот человек загримировался

перед встречей с ними. У него был парик, высокая мусульманская чалма, накладные усы и борода. Рост примерно сто восемьдесят сантиметров. Он сказал именно так – вы же знаете, что они измеряют рост как европейцы, в метрах и сантиметрах. Не очень смуглый человек, правильные черты лица, очень хорошая речь. Но по-арабски говорил слишком правильно. Альпинист считает, что этот человек пуштун или пакистанец, скорее второе. Возможно, из числа выпускников элитного военного училища. Хорошая выправка. Когда говорит, становится понятно, что много лет провел в Новой Англии, возможно в Бостоне. Сейчас мы проверяем всю полученную информацию, чтобы вычислить этого типа.

– Как они его называют между собой?

– Идрис аль-Исфахани. Понятно, что имя вымышленное. Но сейчас мы пытаемся его вычислить. Ведь это тот самый Козырной валет, который испортил нам столько крови.

– Будьте осторожнее. Он не должен понять, что мы начинаем его поиски сразу после их встречи с нашим агентом. Как вы его оцениваете? Я имею в виду Альпиниста. Кажется, вы были склонны не очень доверять ему?

– Я и сейчас ему не очень доверяю, – признался Рассел. – Он работал в Азербайджане, а там очень сильное влияние северных соседей. Вы знаете, что, по нашим аналитическим данным, в среде профессионалов разведки, спецназа и контрразведки очень сильны коммунистические убеждения, которые не могли выветриться за несколько лет.

– Ну и что? – равнодушно спросил Эйссинджер. – Давайте предположим самое худшее – его завербовали русские и в душе он убежденный коммунист. Не понимаю, чем это нам помешает. Русские – наши союзники в этой войне цивилизаций, а левые взгляды агента не смогут сделать его лучше или хуже. Для меня важнее другое: является ли он ценным источником информации и можно ли с его помощью предотвратить возможные последствия того страшного террористического акта, который явно готовят его «друзья»? И на оба вопроса я отвечаю более чем утвердительно – а значит, он нужен нам и нашим друзьям.

– Мы делаем все, чтобы каждый его шаг, каждый разговор, даже каждый вдох были зафиксированы нашими сотрудниками и их аппаратурой, – сообщил Рассел. – Даже если он захочет сыграть в двойную игру, то у него ничего не получится. Мы обложили его со всех сторон.

– И правильно сделали, – кивнул Эйссинджер. – Значит, определим наши главные задачи. Вся наша агентура в Центральной Азии должна исходить из того, что так называемый день «Х» может произойти в самое ближайшее время. Два, три, четыре месяца, не более. Это во-первых. Во-вторых, поиск возможной лаборатории, где сейчас работают профессор Бегум Гюльсум Сайед и отнюдь не погибший Хозван Джабри. Наконец, в-третьих, попытка вычислить, кто скрывается под именем Идриса аль-Исфахани, которого мы назвали Козырным валетом. В-четвертых, поиски напарника Альпиниста, внешность которого нам хорошо известна. И в-пятых, постоянный контроль за передвижениями и встречами самого Альпиниста, чтобы не чувствовать себя идиотами в тот момент, когда последний попытается от нас улизнуть. Если, конечно, попытается. Как видите – у нас много первоочередных задач. Но самая важная цель всей нашей работы – попытка вычислить и установить, где, когда, кто и каким образом нанесет удар по нашей цивилизации.

Рассел угрюмо кивнул в знак согласия.

– Возможно, нам нужно вспомнить про других агентов, которых мы так безуспешно пытались внедрить в ближайшее окружение Козырного валета, – предложил Эйссинджер. –

Сначала ваш кандидат Маджид аль-Фаради, который сейчас живет в Великобритании. Он ведь одно время работал с профессором Гюльсум Сайед. Пусть попытается «реанимировать» свои прежние отношения, но под нашим жестким контролем. Если, конечно, это получится. Нужно продумать разговор с ним с точки зрения его психотипа. Затем другой кандидат, Асиф Шахвани. Он ведь, кажется, из племени белуджей. Значит, недолюбливает пуштунов и пакистанцев. Я уже не говорю о его откровенной ненависти к иранцам. Вот вам и данные, которые позволяют чувствовать себя гораздо увереннее, используя слабости наших подопечных. Белуджи ведут с иранцами непрерывную войну, курды воюют с турками, а шиит Маджид аль-Фаради наверняка недолюбливает суннитов. Нужно активнее использовать предоставившиеся нам возможности. Подумайте об этом.

– Я соберу наших аналитиков, – кивнул Рассел.

– Мы дадим указание во все аэропорты, по всем границам, во все морские порты, – сообщил Эйссинджер. – Кроме обычных проверок, будут и специфические. Мы снабдим наших сотрудников иммиграционной службы и таможенников специальными радиационными радарами. Но все эти меры не дадут конкретного результата, пока мы не узнаем, где и когда будет нанесен главный удар. И ради этого знания, мистер Рассел, я готов ночевать в вашем офисе еще несколько месяцев, которые остались в нашем распоряжении. Надеюсь, что вы и ваши сотрудники полностью разделяют мой энтузиазм.

Нью-Йорк. Штат Нью-Йорк. Соединенные Штаты Америки. За полтора месяца до дня «Х»

Сначала был Лос-Анджелес, невообразимый конгломерат городских кварталов, где на улицах легче было увидеть какого-нибудь экзотического зверя, чем встретить пешехода. Впервые попавший в такой невероятный город, он прожил здесь только несколько дней. Потом был Сиэтл. Этот город понравился ему гораздо больше. Здесь было спокойнее, не чувствовалось такого дикого напряжения городской жизни, как в Лос-Анджелесе, люди были менее суетливы и даже иногда здоровались на улицах друг с другом. Но и из Сиэтла ему пришлось уехать уже через два дня в Нью-Йорк, где он должен был обосноваться. К этому времени на его счет была переведена необходимая сумма для покупки небольшого магазина в Ривердейле, районе Северного Бронкса. На соседней улице удалось арендовать квартиру.

Бронкс был известен как место проживания ирландцев. Но, кроме них, в трехэтажных домах часто селились сотрудники различных африканских и азиатских посольств, а в самом Ривердейле когда-то был построен большой дом для сотрудников советского посольства. Потом здесь жили представители многих новых государств СНГ, которые на первых порах арендовали квартиры в бывшем здании советского диппредставительства, а только затем разъезжались по всему городу.

Если Южный Бронкс, населенный афроамериканцами, считался почти закрытой территорией, куда даже сотрудники полиции не всегда рисковали отправляться в одиночку, то Северный был более цивильным и спокойным.

Только попав на Манхэттен, Физули понял, почему Нью-Йорк не может считаться обычным городом. Это была целая цивилизация со своими правилами, традициями, устоявшимися обычаями, районами, где компактно проживали итальянцы, ирландцы, евреи, русские, афроамериканцы, поляки. Даже по плотности населения и территории Нью-Йорк превосходил многие государства мира, а по концентрации известных людей, живущих здесь, возможно, был на одном из первых мест в мире.

Физули не решался признаваться даже самому себе, что более всего его поразил Манхэттен, ставший символом американского образа жизни, благосостояния великой страны, ее мощи и достижений. Гусейнов бывал в различных городах Европы, учился в Москве, проходил стажировку в Германии, любил невообразимый Стамбул, но Нью-Йорк превосходил все, что он когда-либо видел, своей концентрацией энергии и рационализма.