Альтернативная реальность
Шрифт:
– Чего пан желает?
На пороге стоял... вол. Ну, конечно же, не в прямом смысле слова - тягловая скотина, которую парами здесь запрягали в телеги. Нет. Однако хозяин постоялого двора, несомненно, напоминал это животное.
Черты лица, глаза, нос, шея, массивный торс и руки - все под стать. Разве что не хватало рогов, да еще кольца в носу. Хотя об этом с первого взгляда судить трудно. Зато сомневаться в ином не приходилось: силы, упрямства и самоуверенности - с избытком.
На нем была роба из грубой ткани, потертый кожаный передник, растоптанные сапоги. Надень еще на голову маску - вылитый
– Так что пан желает?
– повторил он вопрос, повысив голос.
– Га?
– Мне б, хозяин, комнату ... на несколько дней.
Я сразу понял, что сказал что-то не так. Оказывается, у быка случаются изумленные глаза. Именно так он на меня посмотрел. Как на безнадежного идиота.
– Какую комнату? Чего пан хочет?
Похоже, "вол" начинал злиться. Почувствовали это и мои слуги, потихоньку отодвинувшиеся мне за спину.
Пришлось на полную задействовать телепатию и внушение. Подкрепив их "магией" серебра я все же получил желаемое. Пусть это была всего-навсего небольшая каморка с деревянными нарами и сплетенной из "очерета" рогожкой у печки, небольшим столом и двумя табуретами - но по критериям местного отеля она вполне могла считаться люксом.
Ведь с тех пор как "коллеги" заслали меня погостить к предкам, только раз с Улитой я ночевал под крышей. Но то был случай особый. Вот бы мне оказаться сейчас рядом с ней!
В памяти сразу всплыли ее руки, губы, полная упругая грудь, запах мускатного ореха... Я неожиданно поймал себя на мысли, что именно мускатный орех, а не изысканные духи, серебряная окантовка сосков и светящиеся кончики ресниц. Улита, а не Жаклин! Что со мной? Вживаюсь в образ или потихоньку схожу с ума?
– Пане, нам бы чего перекусить, - вполголоса сказал Данила, прервав бессмысленный самоанализ.
– Добро, Грыцю, сбегай глянь, как там устроили наших коней, и заходи в шинок.
Шагая в харчевню, уже думал не о женских прелестях, а о том, что на глазах тает мой золотой, в смысле серебряный, запас. Нужно срочно что-то предпринять...
У двери шинка вяло спорили подвыпившие казаки:
– Дожились, хай ему грець! Уже и здесь нам нет места...
– Какого беса дразнил Кочергу... Не видел, он и без того злой...
– Да пошел ты!.. Танцует гнида возле панов,.. а мы... мы с тобой для него последнее быдло...
Протиснувшись между ними, отворил тоскливо скрипнувшую дверь. В нос мигом ударил тяжелый дух дешевого табака, алкоголя, жареного мяса.
Ступив в полутьму, огляделся. Данила дышал в спину. По идее, я должен чувствовать себя здесь хозяином, вершителем судеб, поскольку мог легко "околдовать" присутствующих, но почему-то вел себя, словно юнец, впервые переступивший порог борделя.
Так дело не пойдет! Отогнав робость, взял себя в руки.
В полутемном, освещаемом лишь несколькими свечами зале, с низким, давящим на мозги потолком, стояли с десяток грубо сколоченных столов. И не менее топорной работы лавки и табуреты.
Большая часть зала пустовала. Немного подумав, облюбовал место у стены. Отодвинув тяжеленный табурет, уселся, небрежно закинул нога на ногу и оперся спиной о грубо отесанные доски. Рядом, робко потупив глаза, опустился Данила. Раскраснелся. Видать, в шинке тоже впервые.
Увидев на столе дурно пахнущие глиняные "чарки", крошки хлеба,
Кроме подвыпивших казаков и мастеровых, больше налегавших на "горилку" чем на закуски, чуть в стороне, почти в углу, сдвинув столы, расположилась довольно-таки любопытная компания.
И чем больше я к ней "прислушивался", тем интереснее становилось.
На столе помимо "горилки", кваса, жареных гусей, колбасы, сала, огурцов и хлеба лежали карты. Но игроки брать в руки их не торопились, желая прежде перекусить. И надо заметить, отсутствием аппетита не страдали.
Их было шестеро: два польских шляхтича, свысока поглядывавших на прочих, русский купец и три казака, один из них выделялся важным видом и более богатыми одеждами.
Здесь же, рядом, крутился напоминающий кочергу худой высокий шинкарь и две его раскрасневшиеся полногрудые помощницы.
– Многие лета Государю нашему Петру Алексеевичу!
– стоя поднял "настоящий" стеклянный стакан длиннобородый купец.
– Виват! Виват! Виват!
Иван Смирнов... Торгует пушниной в Киеве, Лубнах и Полтаве. Здесь, так сказать, по долгу службы. Надеется, дав взятку полковнику Искре, "скосить" часть налога. Тот, вытирая длинные усы и поглядывая на купца из-под густых бровей, вроде и не против. Но с одной стороны - хочет денег побольше, а с другой - опасается, что дело дойдет до ушей полтавского полковника Ивана Левенца. Коль тот узнает - несдобровать...
– Храни, Святая Дева, короля нашего Августа! Виват!
– произнес тост младший из двух поляков, Михась Волевский.
Старший же, не только по возрасту, но и по чину, Анжей Вышнегорский хмурится и в основном помалкивает. Ему не нравится ни место, ни собравшаяся компания. Пришел сюда по приглашению полковника Искры поиграть в карты. Есть у него такая слабость, да и деньги позарез нужны...
Поглядывая на окружающих, в том числе и на меня, зло скрипел зубами, слал безмолвные проклятия: "Быдло! Пся крев! Вокруг одно быдло! Черти б вас побрали... Хлопы!"
Но проклятия его, меня особо не впечатляли. Намного важнее было то, что выудить из его мозгов оказалось не так уж просто. От напряжения у меня на лбу выступила испарина. Похоже, и Анжею пришлось не сладко. Он то и дело жмурил глаза, трогал рукой затылок. Лечил внезапно напавшую "хворь", как положено знатному господину - горилкой.
Но муки мои, несомненно, того стоили. Шляхтич был фигурой далеко не праздной. Служил при дворе короля Станислава Лещинского и ехал в Батурин к самому гетману Мазепе с тайным посланием. А в Полтаву его занесло по просьбе старшего брата, задолжавшего местному ростовщику Манише двести золотых червонцев. В залог Тадеуш, очевидно, будучи не в себе, кроме долговой расписки оставил фамильную драгоценность - перстень с голубым крестообразным бриллиантом. ? "Печать Иисуса". Привезенный еще прадедом из крестовых походов, он передавался из поколения в поколение, от отца к старшему сыну. Больше того - как Священная реликвия разыскивался Ватиканом. Похитителям грозило вечное проклятие и отлучение от католической церкви.