Альтернативный солдат
Шрифт:
– Привет наследнице. Как дела? – спросил Стас.
– Ничего, – пожала плечами девушка. – Ты кто?
– Альтернативный служащий. Отрабатываю долг перед Родиной в богадельне.
– А-а… и как, нравится?
Стас пожимает плечами, вздыхает:
– Да так… не определился еще. Слушай, ты могла бы не курить?
– Вообще или здесь? – усмехнулась девушка.
– Тут, остальное по барабану. Меня зовут Стас, – спохватился он.
– Полина, – улыбнулась сквозь клубы дыма девушка.
Тлеющая сигарета с хрустом сминается в блюдце, в котором уже полтора десятка окурков.
– Я смотрю, ты без выхлопных газов не можешь, – говорит Стас, кивая на обугленные фильтры сигарет.
– Это не я. Шофер ко мне клеился, чирикал тут…
Стас опускается на раскладушку, взгляд скользит по лицу, на мгновение задерживается
– Ты здесь будешь работать?
Полина презрительно кривится:
– Не хватало еще… Сюда ни один нормальный человек не пойдет. Даже тебя вон и то… э-э… мобилизовали. Я тут только числюсь для стажа, – пояснила она. – Работать буду в другом месте.
– Наверно, в том самом, откуда проверяющие приехали? – понимающе улыбнулся Стас.
– Может быть. Разве плохо?
– Ну… не знаю, – уклонился от прямого ответа Стас. – Мне в любой конторе скучно.
За окном раздался визгливый смех, хлопнула дверь. От удара тоненько задребезжало плохо закрепленное стекло в окне, вестибюль наполнили звуки человеческих голосов, топот ног. Стас увидел несколько любопытных взглядов, лица санитарок расцвели двусмысленными улыбками. Полина тоже заметила «внимательных», пренебрежительно фыркнула:
– Я вообще работу с людьми не люблю. Особенно вот с такими…
– А чем собираешься зарабатывать на жизнь?
– Рисованием. Мне нравится писать картины, – с вызовом произнесла Полина.
Стас улыбнулся:
– Это хорошо, когда нравится… А я вот до сих пор не знаю, кем буду. За что ни возьмусь, все надоедает. Сюда вот попал, придется пахать три года. Невезуха!
– Но ведь ты мог отказаться?
– И что, идти в армию, терпеть издевательства дураков в погонах? А то еще лучше – пошлют убивать других. Нет, уж лучше здесь, – криво усмехнулся Стас. – А ты что рисуешь? – спросил он, чтобы переменить тему.
– Разное, – улыбнулась Полина. – Только я пишу не кистью, а… ну, в общем, есть такие программы, которые дают возможность художнику создавать композиции. Используется фотографии, аватары, отрывки из фильмов. Но это очень сложные картины, я так пока не умею.
– Так ты работаешь на компьютере? Вот никогда не думал, что на нем… в нем… блин, как правильно сказать?
Стас так удивился, что даже начал запинаться. Полина улыбнулась, лицо порозовело, в глазах появился блеск. Чувствуется, что приятно такое неподдельное внимание к ее увлечению.
– Я пока учусь рисовать в фотошопе. Так, небольшие картинки. Зато у меня уже приличная коллекция кистей, иконок, шрифтов в стиле web 3 и шаблонов. А еще скачала большой набор векторных и растровых клипартов. А еще я хочу рисовать в формате 3 G, но пока не очень…
Стас слушал Полину, поминутно придерживая челюсть рукой. Он и предположить не мог, что избалованная и капризная дочка вороватого директора может быть так увлечена творчеством. Стас слышал от других, да и сам знал, что такие «детки» предпочитают не работать вовсе. Папы и мамы устраивают любимое чадо в престижный институт. Например, нефти и газа, чтобы потом всю жизнь бить баклуши за хорошие деньги в администрации нефтяной компании. А что, чем плохо? Некоторые даже этими, как их… меценатами становятся! Когда все сральные комнаты в доме укомплектованы золотыми унитазами, у жены не хватает пальцев для перстней с бриллиантами, а шея покрыта мозолями от алмазных колье, то покупают спортивные клубы. Лохи думают – с подачи проституток журналистов – что это «поддержка отечественного спорта». Наивные простаки не понимают, что любой спортивный клуб – это машина для выкачивания денег с населения. То есть с вас, несчастные идиоты. Это вы, придурки, беснуетесь на стадионах, перед экранами телевизоров, а потом устраиваете драки с болельщиками соперничающей команды. И чем больше вас, дураков, тем богаче те, кто сидит на самом верху спортивной пирамиды. Удивительно, но термин «болельщик», имеющий явно медицинское происхождение, никого не обижает. Ты болен на голову, тебе засирают мозги, чтобы ты не задумывался о настоящих проблемах, это же очевидно, а тебе хоть бы что! Мало того, любой поклонник Спартака, Динамо – другой команды, это неважно – с полной уверенностью заявит, что все вышесказанное бред и чепуха, потому что думать он может о чем угодно. Это верно. Только вот что получается… В данном
– Ладно, Стас, мне пора, – поднялась со стула Полина.
– А в интернате ты чем занимаешься?
– Да ничем, – отмахнулась девушка, – заполняю квитанции на белье, журнал учета больных веду… раз в месяц.
– Ты в палаты заходила?
– Была как-то… а что?
– Да ничего, – произнес Стас, отводя глаза.
Девушка уловила заминку.
– Ты наверно думаешь, что только тебе жалко стариков, а другим наплевать, да? – спросила Полина. – А ты знаешь, что почти у всех есть дети, которые неплохо зарабатывают и вполне могли бы содержать престарелых родителей, которые тоже получают немалую пенсию. Но дети засунули своих пап и мам сюда, где чужие люди приглядывают за ними, получая гроши от государства. И с этим ничего поделать нельзя.
Она подошла к выходу, пальцы легли на рукоять двери.
– И еще… Родители бывают разные. Тебе может быть и не нравится мой отец, а я его люблю, потому что он все делает для меня. А вот какими родителями были эти старики, – кивнула она в сторону палат, – еще неизвестно.
Стукнула дверь, Полина ушла. Стас сидит, взгляд устремлен в окно. В воздухе еще плавают остатки сигаретного дыма, перемешиваясь с запахом косметики, за стеклом опять барабанит дождь и ветер треплет остатки листвы. Самое унылое время года, осень, словно подводит итог кратковременной жизни. В щелях на подоконнике скорчились мертвые мухи, в остатках паутины колышется забытая пауком бабочка. Деревья сбросили ненужную листву, готовясь к приходу лютых холодов. Даже бодрые синицы тихо сидят в укромных местах и напрасно озираются голодные коты в поисках свежего мяса – его не будет. Остались только помойки.
После полуночи Стас незаметно для себя задремал. Тишина, за окном слышно монотонное постукивание ветра. Батарея излучает тепло и раскладушка кажется уютнее и мягче перины. Но спать нельзя. Не то что бы ожидается нападение грабителей на остатки ужина в столовой, просто дежурная санитарка по второму этажу отличается пакостным характером и какой-то патологической бессонницей. Зовут ее Марьяна Сергеевна, это та самая санитарка, которую Стас увидел в первый день службы – Кукса-Клыкова тогда заставила ее убирать лужу после веселой старушки. По ночам, от не фиг делать, она бродит по этажу, заглядывает в палаты, может подняться выше и подкараулить дежурную мужского отделения, когда та задремлет. Каждое утро Клыкова читает докладные записки в журналах наблюдения от ночных дежурных. Пишут всегда одно и то же – происшествий не произошло, но эта мегера всегда найдет повод для сочинения красочной истории о каком ни будь жутком – по ее мнению! – происшествии. Поэтому в интернате ее все недолюбливают и зовут Марьяна или еще короче – Марька. Чувствуя, что война со сном вот-вот закончится поражением, Стас бредет в вестибюль. От дверей ощутимо тянет холодом, крашеные стены угрюмо отсвечивают блеклым огнем уличного фонаря, шаги звучат гулко и неприятно. «Эх, ужастик бы посмотреть. Что ни будь вроде «Техасской резни бензопилой», – думает Стас, мысленно подыскивая союзников по борьбе с дремотой. Но увы, кофе закончилось, ноутбук остался дома, придется ждать воскресенья. Возможно, Валериан отпустит на побывку.
– Умыться пойти, что ли? – бормочет Стас и в этот момент на лестнице раздаются шаги. Неторопливые, какие-то шуршащие, словно ноги неизвестного обмотаны газетными листами. Это лунатик, решает Стас и отступает в темноту. Он слышал, что страдающих сомнамбулизмом нельзя пугать, это может сильно травмировать психику или вовсе с перепуга коньки отбросят. Шаги приближаются, шуршание становится все громче, слышно прерывистое сопение, как будто незнакомец тащит на плечах тяжеленный мешок с картошкой. Приоткрытая дверь медленно уплывает в темноту, узкая щель выхода на лестничную площадку превращается в черный портал, за которым скрывается неведомый параллельный мир и блеклый луч дежурного освещения падает на человеческую фигуру, будто высвечивая рентгеном расплывчатый контур. Раздается короткий вздох, в звенящей тишине слышится радостное шипение: