Аляска золотая
Шрифт:
Егор нервно подёргал щекой. Лаудруп, конечно же, был моряком опытным: плавал в Балтийском, Северном и Средиземных морях, ходил к Исландии и Шпицбергену, посещал Канарские острова и португальский остров Мадейру. Но всё это, даже и вместе взятое, являлось сущей ерундой — перед предстоящим маршрутом. Не испугается ли шкипер, не раздумает ли?
— Проходим проливом ЛаМанш, — осторожно начал Егор. — Доходим до южной оконечности Португалии, после чего пересекаем Атлантический океан. Далее, вдоль южноамериканского побережья идём на юг, проходим Магеллановым проливом…
— Ничего себе! — присвистнул Лаудруп. — Потом — что? Между делом проходим — с востока на запад — Тихий океан?
— Зачем?
— Красивый и замечательный маршрут! — чуть насмешливо одобрил Лаудруп. — Шансов, что в конечном итоге останемся живыми, совсем мало. Впрочем…. Золота много в тех дальних краях, сэр Александер? Это хорошо…. Обратно пойдём тем же путём?
— Золота там хватит на всех! — пообещал Егор. — И Шурку выкупить, и ещё останется вдоволь. Разделим всё почестному, не сомневайся…. Что потом будем делать? Я ещё сам не знаю. В Охотске встретимся с адмиралом Бровкиным, заберём Шурика. Намоем золота, сто пудов — для русского царя — сгрузим в том же Охотске. Дальше? Можно будет пойти на запад и, обогнув Африку, обосноваться гденибудь в тихой и благословенной Европе. А, вдруг, какиенибудь земли, что встретим по дороге, нам приглянуться? Ладно, потом и разберёмся! Через годика тричетыре…
— Ясли я правильно понял, сэр Александэр, наша первая остановка будет в порту моего родного Копенгагена?
— Нет, шкипер, держим курс прямо на древний город Стокгольм! — огорошил Лаудрупа Егор.
— Как — на Стокгольм? — брови датчанина поползли вверх. — Но там же шведы! А на подходе к Стокгольму дежурит их многопушечная эскадра…
— Ничего страшного, Людвиг! В 1699 году на Митаве я встречался со шведским королём, и у меня есть бессрочная путевая охранная грамота за его подписью. При предъявлении этой бумаги все подданные Карла обязаны незамедлительно сопроводить меня — до самой столицы Швеции.
Утренний туман рассеялся, и балтийская водная гладь, покрытая лёгкой рябью, весело заискрилась под лучами ласкового августовского солнышка. Подгоняемые лёгким бризом корабли, обогнув длинный мыс, ограничивающий кёнигсбергскую бухту с севера, взяли курс на шведскую столицу. На северозападе из вод залива гордо выступали одиночные голые скалы, над которыми кружили беспокойные белые чайки. За тёмносерыми скалами угадывались смутные очертания неизвестного парусника.
— Как там наш Шурочка? Следует, наверное, со своим дядей Алёшей на восток. Может, уже и Тулу проехали…. Ты прав, Саша, так для нашего мальчика будет безопаснее. А на сердце, всё равно, очень тяжело, — крепко прижимаясь к его плечу, горестно прошептала Санька, и Егор почувствовал, как на кисть его руки упала крохотная горячая капелька, за ней — вторая…
Егор бережно обнял жену за нежные плечи, осторожно коснулся губами её светлольняных, почти платиновых волос.
— Ничего, ничего. Я сейчас успокоюсь, — пообещала Санька и неожиданно сменила тему: — Саша, а ничего, что мы плывём в Стокгольм? Ну, Швеция ведь воюет с нашей Россией, а мы вот направляемся в гости к их Карлосу. Нехорошо это както…
— Вопервых, мы не собираемся выдавать шведам никаких русских государственных и военных тайн, — после непродолжительного молчания ответил Егор. — Просто попросим предоставить нам — на взаимовыгодных условиях — пару крепких кораблей. Для нашего серьёзного путешествия нужна и соответствующая эскадра. Вовторых, в Северное море предстоит выходить датскими проливами — Каттегатом и Эресунном —
Ветер — час от часа — крепчал. Старенький «Король», словно подвыпивший русский мужик, начал раскачиваться с одного борта на другой, скрипя и постанывая при этом тоненько и жалобно. Багровое вечернее солнце испуганно спряталось в сизых грозовых тучах, появившихся невесть откуда.
— Енсен, морда ленивая! Живо убрать топселя! — прикрываясь рукавом камзола от солёных брызг забортной воды, скомандовал Лаудруп и пояснил Егору. — До Стокгольма осталось миль пятнадцатьсемнадцать. По такому ветру, да на ночь глядя, не будем рисковать лишний раз. Встанем на траверсе столичной гавани, рядов со шведскими сторожевыми фрегатами. А в порт зайдём уже завтра, если ветер стихнет, да разрешение получим надлежащее…
На капитанском помосте появился Томас Лаудруп, требовательно постучал Егора по спине, строгим голосом («В свою матушку Герду пошёл!», — насмешливо отметил внутренний голос), сообщил:
— Дядя Саша! Вам непременно надо спуститься вниз, в каюткомпанию! Непременно и незамедлительно!
В каюткомпании царил вязкий полумрак, с которым настойчиво боролись два масляных фонаря, оснащённых высокими стеклянными колпаками. Санька обессилено откинулась в широком кожаном кресле, ножки которого были намертво приколочены к палубе. Глаза жены были закрыты, голова обессилено моталась из стороны в сторону, побелевшие кисти рук отчаянно сжимали подлокотники кресла. Из дальней части помещения неожиданно раздавались булькающие звуки: это, забившись в угол и крепко сжимая в своих руках медный тазик, хрипло и безостановочно блевала японка Наоми. Герда же держалась на удивление спокойно, тихонько покачивая на руках уснувшую Лизу Бровкину.
Егор повернул голову в другую сторону, старательно высматривая в сером полумраке своих детей.
Катенька скорчилась на узкой кровати, плотно завернувшись в одеяло, изпод которого высовывалось её испуганное личико, вернее — создавалось такое впечатление — только остренький носик и голубые испуганные глазёнки.
— Папочка, мне очень страшно! — отчаянно выдохнула дочка. — Мы что же, скоро утонем? Тётя Герда говорит, что нет. Но кораблик так стонет и плачет, жалуется, что очень сильно устал, что не может больше…. Папочка, мы не утонем?
— Нет, конечно же, родная! — заверил Егор, целуя девочку в бледный лобик.
На второй кровати, стоящей у противоположной стены узкого помещения, сидел, сложив ноги потурецки, его сын Петруша. Мальчик, закрыв глаза, плавно раскачивался из стороны в сторону, его светлорусые, почти платиновые волосы («И этот — копия своей мамы!», — одобрительно высказался внутренний голос) были нещадно растрёпаны, подбородок предательски дрожал, по щеке сползала одинокая слезинка.
— Что же теперь делать? — жалобно спросил Егор у толстушки Герды.