Аляска золотая
Шрифт:
— Как это — что? — удивилась датчанка, чёрные волосы которой даже в этой непростой ситуации были уложены в идеальную причёску. — Разве Томас не сказал? Вот же забывчивый пострелёнок, весь в отца! Дети просят, чтобы им перед сном рассказали сказку. Я пробовала. Да они говорят, что всё не то, мол, только их папа умеет хорошо рассказывать сказки. Вот и рассказывай, сэр Александэр! И я послушаю заодно…
— Сказку? — оживился Петруша и широко распахнул свои ярковасильковые (Санькины!) глаза. — Да, папочка, расскажи, пожалуйста!
— Расскажи! — тоненьким голосом поддержала брата Катя.
Егор часто рассказывал детям на ночь сказки. Причём, те сказки, которые сам слышал и запомнил в своём двадцать первом веке, другихто он и не знал…. С одной стороны, это было неправильно. А, с другой, какая разница, если покойный Алькашар не соврал, и мир уже разделился на два параллельных, никак не зависящих друг от друга? В его вечернем репертуаре наличествовали братья Гримм, Ганс Христиан Андерсен, Астрид Линдгрен и даже Александр Грин.
В этот раз он рассказал сказку о «Стойком оловянном солдатике». Только вот концовку повествования он — самым бессовестным образом — изменил. В его варианте оловянный солдат и бумажная балерина героически спаслись из жаркого пламени, поженились, и у них родились детиблизняшки: маленький бумажный солдатик и крохотная оловянная балеринка…
Результат получился совершенно неожиданным. Дочка, выбравшись изпод одеяла, села на своей кровати и торжественно объявила:
— Папа, я всё поняла: оловянные солдатики — это мы! Ты, мама, я, Петрушка, тётя Герда, Томас, все остальные, кто плывёт с нами…
— Верно! — поддержал сестру Петька. — Стойкие и непобедимые оловянные солдатики! Мы всё выдержим, не утонем в море, не сгорим в огне, обязательно победим и вернём нашего Шурика!
«Понятное дело, это Томас Лаудруп, бывший на берегу при оглашении царского Указа, и со всеми остальными детьми поделился информацией», — невесело резюмировал внутренний голос. — «Эх, надо же было переговорить с ним! Впрочем, теперь уже поздно переживать, раньше надо было думать…».
— Хорошо, чтобы так всё и было, — вздохнула Герда, после чего уверенно добавила: — Так всё и будет! Потому, что детскими устами — говорит само Проведение…
К шведской эскадре, стоящей на якорях на траверсе стокгольмской гавани, «Король» и «Александр» подошли под зарифлёнными парусами уже на самом закате, когда на Балтийское море начал медленно опускаться плащ ночного тёмносиреневого сумрака. Корабли синхронно отдали якоря, и уже через пятьшесть минут после этого послушно замерли, остановившись между двумя шведскими фрегатами, чьи тёмные силуэты угадывались в отдалении.
На следующий день на борт «Короля» поднялся шведский офицер: толстый, вальяжный, с широченной синежёлтой треуголкой на голове, и в традиционных яркожёлтых ботфортах на ногах. Швед величественно прошествовал на капитанский мостик и, брезгливо выпятив вперёд нижнюю губу, громко поинтересовался причинами, заставившими два этих судна — под странными и неизвестными флагами — так близко подойти к славному городу Стокгольму, где ко всем иностранцам принято относиться крайне подозрительно.
В ответ на эту негостеприимную тираду Лаудруп низко и почтительно поклонился и протянул нелюбезному офицерику скромный, заранее развёрнутый пергаментный свиток. Швед быстро пробежал по тексту глазами, замер на несколько секунд, после чего громко сглотнул слюну и почтительно поинтересовался:
— Кто из вас, господа, является благородным сэром Александэром?
Егор, положив правую ладонь на золоченый эфес шпаги, молча сделал полшага вперёд, небрежно кивнул. Швед мгновенно сорвал с головы синежёлтую треуголку и, выставив вперёд правую ногу, принялся старательно подметать своим головным убором и без того чистую палубу «Короля». Только минуты через тричетыре он скромно поинтересовался — чем может служить высокородному и доблестному кавалеру, чьё благородное имя известно всей Швеции.
— Мы приплыли в гости к знаменитому и отважному королю Карлу, по его собственному приглашению! — важно известил Егор. — Вопервых, мы бы хотели незамедлительно войти в стокгольмскую гавань и отдать якоря у достойного причала. Вовторых, — достал изза обшлага рукава своего камзола небольшой светлокоричневый конверт, — необходимо срочно передать это моё послание шведскому государю.
Утром следующего дня, сразу после завтрака, у трапа «Короля» остановились две чёрные кареты с запряжёнными в них высокими и мосластыми лошадками. Рядом с повозками нетерпеливо приплясывали на месте злые чёрные кони десяти широкоплечих шведских драгун.
Из передней кареты на мостовую неуклюже, тощим задом вперёд, выбрался сутулый и седобородый господин, похожий на Дон Кихота — в исполнении великого русского актёра Черкасова.
— Сам благородный Ерик Шлиппенбах почтил нас своим вниманием! — торжественно объявил Егор, поднимаясь изза раскладного стола. — Готовьтесь, милые мои барышни, этот пожилой господин ужасно и хронически говорлив, молчать не умеет совершенно. Как назло, он неплохо освоил и английский язык…
В этот раз старый шведский генерал был одет не в стальные сероголубоватые и стильные латы, в которых он щеголял во время русского штурма Нотебурга, а в обычные чёрные одежды, отороченные местами тёмнофиолетовыми кружевами. Тем не менее, он всё равно смотрелся ужасно солидно и благородно.
Неутомимый внутренний голос на этот раз Егора удивил понастоящему, заявив: — «А ведь этот Ерик Шлиппенбах очень здорово похож на Координатора — из двадцать первого века! Мы с тобой, братец, генерала при штурме Нотебурга видели только в латах, с массивной кирасой на голове, тогда это сходство не бросалось в глаза. А сейчас, в штатском, совсем другое дело! Орлиный нос, тёмное морщинистое лицо, обрамлённое длинными седыми волосами, голубые всезнающие глаза. Если сбрить эту козлиную бородёнку, то и получится — вылитый Координатор! Может, генерал тоже трудится на службу SV? Типа — новый Алькашар? Будь осторожнее, братец…».
Оказавшись на борту «Короля», Ерик Шлиппенбах незамедлительно и планомерно атаковал Саньку и Гертруду, минут двадцать расточая длинные и цветастые комплименты, часть которых, впрочем, досталось и адмиралу Лаудрупу, узнавшему — не без толики удивления — о своих неисчислимых и замечательных достоинствах.
Покончив с этими старомодными церемониями, генерал важно известил Егора:
— Дорогой сэр Александэр, доблестный король Карл прислал за вами карету! Мой повелитель помнит о вас. Мало того, он осведомлён и о вашем рыцарском поступке — во время русского штурма крепости Нотебурга. Король хочет лично выразить вам свою благодарность…. Прошу, сэр Александэр, проследовать в карету! Кого вы можете взять с собой? Да, кого вам будет угодно, сэр! Наши кареты очень просторны, ибо мой король Карл, как это и положено настоящему рыцарю, очень гостеприимный и хлебосольный хозяин…