Аляска золотая
Шрифт:
— Вопервых, один из плотников, — подумав с минуту, принял решение Егор. — Второй пусть доводит до ума корабельную шлюпку. Ещё добавим — в качестве судостроителей — мужа и жену Уховых и сержанта Васильева. Томас Лаудруп пусть с нами идёт, укрепляет — по ходу дела — юношескую спину и ноги…
— Вас понял. В свою же очередь, я оставлю здесь двух гренадёр, пусть их охотник Свен задействует — по своему усмотрению — в следующем рейсе ко второму промежуточному лагерю. А все остальные трогаются в обратный путь к Александровску. Пойдём налегке, поэтому до темноты мы должны добраться до навеса, расположенного рядом с Изумрудным озером, где водятся инги…. Там поужинаем, переночуем. Утром двинемся дальше. Если в дороге не случится ничего необычного, то к вечеру дойдём до побережья. Кстати, как вам, сэр командор, местная медвежатина?
— Вполне приемлемо! Только русские медведи будут пожирнее. Но тут уж — кому как! На вкус и цвет, как известно, товарищей нет…
Уже после полудня следующего дня, за пару минут до выхода в обратный путь, Егор выбрался на берег Сиреневого озера. Так просто выбрался: подышать свежим воздухом, поглазеть, как над сероватыми водами поднимаются вверх редкие нити светлосиреневого тумана.
На песчаной косе шла — под руководством адмирала Лаудрупа — сборка первого катамарана. Супруги УховыБезуховы и сержант Васильев были заняты приведением в рабочее состояние эскимосских воздушных поплавков. Айна, сидя на уже накачанном — до звона — светлобуром пузыре, крепко держала в своих тонких, но сильных руках другой воздушный мешок, в узкую горловину которого старательно дул её муж, стоящий на коленях на мелкой береговой гальке. Бока подполковника Ухова, обнажённого по пояс, ходили ходуном — словно меха походной кузни, шея (лица было не видно) угрожающе побагровела, по спине тёк обильный пот. Димка же Васильев обессилено лежал рядом, на пышном зелёном мху, безвольно прикрыв ладонью правой руки своё мёртвеннобледное лицо. Очевидно, первый поплавок надувал именно он, очень устал и теперь предавался заслуженному отдыху.
«Надо было уже давно смастерить обычный насослягушку! Из тех, которыми в двадцать первом веке накачивают резиновые лодки и всяких резиновых женщин», — недовольно высказался желчный внутренний голос. — «И конструкциято совсем нехитрая. Впрочем, Васильев и Ухов и так справятся. Здоровья в них — просто на удивление! Русская природная натура, как никак…».
Егор не стал отвлекать соратников от важных дел, лишь приветственно помахал рукой Гертруде — единственной, кто заметил его появление на берегу, после чего резко развернулся и бодро зашагал к ждущим его Йохансену и шведским гренадёрам.
Ничего необычного и неприятного — на этот раз — в пути не случилось, и до Александровска они добрались через сутки с хвостиком, без всяких приключений и в расчётное время — часам к шести вечера.
— Послезавтра на рассвете мы выступаем в очередной рейс, — сообщил драгунский капитан. — На завтра, как мы и договаривались с вами, объявляется день отдыха. Будем стираться, зашивать и штопать одежду, лечить мозоли на ногах, синяки и свежие ссадины на всех других частях тел. Потом обязательно займёмся огнестрельным и холодным оружием: разберём, почистим, смажем, наточим…. Послезавтра вы составите нам компанию, сэр Александэр?
«Успеем ли мы, братец, завершить все дела?», — забеспокоился не терпящий суеты и спешки внутренний голос. — «И с Александрой Ивановной предстоит обсудить окончательный вариант секретного плана предстоящей компании, и написать несколько важных писем…».
— Да, Йохансен, я иду с вами! — уверенно ответил Егор. — Время нынче очень дорого, каждый день на счету…
Он успел всё: и согласовать с женой все детали совместных действий — на обозримое будущее, и написать письма в адрес Николая Савича Ухова, Емельяна Тихого и Ганса Шлиппенбаха. Эти письма Сашенция должна была вручить адресатам в строго определённые моменты: Уховустаршему — грядущей осенью, обоим шкиперам фрегатов — ранней весной будущего года.
Ещё он забрал — для срочных нужд — у городского головы Александровска трёх бывших солдат Александровского полка и двух дополнительных плотников, велев напоследок:
— На зимовку в Александровске должно остаться минимум людей: ты, Антипка Ерохин, да ещё тричетыре человека из приболевших и хилых. Всех же остальных — русских солдат, крепостных, шведских гренадёр, которые сейчас прохлаждаются в лазарете, — постепенно начинай перемещать за Чилкутский перевал, к первому промежуточному лагерю, в распоряжение капитана Йохансена. Последняя людская партия должна выйти к озёрам во второй декаде сентября месяца, когда созреет и будет выкопана картошка. Немного картофеля оставь и для зимующих в Александровске. Помнишь, как пользовать эту чудоягоду, чтобы не донимала цинга? Ещё — в отношении тех трёхчетырёх субчиков, которые останутся с тобой и Ерохиным. Они, кроме всего прочего, ещё являются и резервом. Вот зимой прибудут первые собачьи упряжки с золотым песком (помнишь, как золото надо принимать и куда его складировать?), а погонщики, к примеру, сильно устали, или просто — слегка обморозились в дальней дороге. Вот эти троечетверо и должны заменить выбывших погонщиков! Обучи их всему…. Что у нас, кстати, с собаками и санями?
— Всё путём, Александр Данилович! — заверил старик. — Одни сани уже готовы, к снегам ещё парочку смастерим.
— А хватит ли собак на три полноценные упряжки?
— Хватит! Своих двенадцать, да ещё по приказу мадам Айны атабаски привели шесть прирученных волков. Вернее, трёх молодых волков и трёх шустрых волчиц.
— Как же собаки уживаются с волками?
— Нормально ладят! Айна, прежде чем уйти за Чилкутский перевал, немного пообщалась — и с нашими псами, и с индейскими подопечными. Слушаются её животные беспрекословно…. Так что теперь у собак с волками установились крепкая дружба и полное взаимопонимание. И нерки мы для четвероногих друзей навялили в достатке. Вяленая нерка и моржовое мясо — лучший собачий корм!
После короткой паузы Егор дал Уховустаршему последние, самые важные наставления:
— Теперь, Савич, слушай внимательно! Вопервых, всё, о чём мы сейчас говорили с тобой, передай Антипу Ерохину. Дословно передай! Он твой заместитель, и должен быть в курсе всех дел. Или почти всех…. Вовторых, в октябре месяце, уже перед отплытием фрегатов на Тайвань, Александра Ивановна вручит тебе письмо…
— От кого — письмо? — засомневался старик.
— От меня, Николай Савич! От меня!
— Дык, Александр Данилович, ты мне всё объясни на словах — прямо сейчас. Зачем — письмо?
— Надо так, Савич! Ты, короче говоря, прочти очень внимательно моё послание, и сделай всё так, как там будет написано. Если что сразу не поймёшь, то спросишь у Александры Ивановны, она тебе подробно и доходчиво объяснит — что да как. Всё ясно? Ну, и ладушки! Ладно, сейчас обниматься не будем, отложим до завтрашнего рассвета. Да, про это письмо ты Ерохину, да и всем прочим, ничего не говори…
Поздним вечером Егор попрощался с женой и детьми. Впервые их ждала такая долгая разлука — месяцев на десять, а то и на все двенадцать.
Впрочем, уважаемые читатели, мы эту душещипательную сцену, пожалуй, пропустим. У нас с вами, друзья мои, всётаки авантюрный роман, а не слезливая дамская мелодрама…
По беспокойным водам Сиреневого озера ходко шёл, рассекая двумя направляющими «лыжинами» мелкие серые волны, небольшой, но очень симпатичный катамаран. Изредка громко и радостно хлопал на попутном ветру светлобежевый треугольный парус, во все стороны — от четырёх закреплённых по бокам плавсредства воздушных поплавков — летели весёлые брызги.