Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
Через час из актового зала вышел полковник Зорин поговорить по телефону.
Ребята шарахнулись было от двери, но тотчас снова доверчиво слетелись:
— Товарищ полковник, как там наши?
— Товарищ полковник, напишут?
У Зорина ласково затеплились глаза:
— Все в порядке.
— Через три года и мы писать будем! — мечтательно прошептал Самсонов.
— Готовиться надо уже сейчас, — посоветовал Зорин.
— Будьте спокойны, товарищ полковник, — страстно заверил Авилкин, — мы училище не подведем!
Минут за десять до начала экзаменов в младшей роте, к майору Тутукину подошла пожилая женщина в простеньком платье, с косынкой на голове.
— Мне начальник училища разрешил присутствовать на экзамене по истории, — деликатно сказала она.
— А вы кто будете? — с ноткой недоверия спросил командир роты.
— Колхозница, — просто ответила женщина и, открыв сумочку, протянула мандат депутата Верховного Совета СССР.
На этот раз, отвечая историю, ребята превзошли самих себя. Они не только безупречно излагали материал, но и держались с подкупающей естественной бравостью. Они так поворачивались, так щелкали каблуками, так вежливо предупреждали: «Ответ на вопрос окончен», или спрашивали разрешения начать рассказ, что капитан Беседа сидел, довольно потупив глаза, и только тихонько покашливал, когда Артем или Сеня заливались соловьями у карты.
Знатная гостья держала себя с достоинством, но не чинясь, и внимательно, словно изучая, присматривалась к ребятам.
А когда после экзаменов Веденкин воскликнул, потирая руки:
— Ну-с, подсчитаем урожай!
Она понимающе улыбнулась:
— У вас тоже урожай? — и после небольшой паузы сказала, обращаясь к капитану Беседе: — Хорошо отвечали… И очень мне понравилось, что они, знаете, мужественные. Я их такими и представляла… — Будто оправдываясь и объясняя свое появление в училище, гостья добавила: — Приехала учиться на курсы председателей колхозов и думаю: дай зайду посмотреть, какая у нас защита растет. Дело-то общее!
Июньская жара. На телеграфных проводах столько стрекоз, что провода кажутся колючими. Всех, кто проходит по училищному двору, тянет в тень четырех братьев-деревьев — их стволы срослись, кроны образуют огромный зеленый купол.
Первыми закончили учебный год младшие роты. Выпускникам оставалось сдать еще четыре предмета, когда во дворе училища появились подводы и автомашины из ближних колхозов — приехали за своими сыновьями и внуками мамы и бабушки.
Илюша Кошелев и Максим Гурыба, возбужденные, потные, тащат мешки с продуктами, укладывают их на подводы. На каникулы выдают месячный паек, а это целые горы кульков и банок.
Самсонов скромно протягивает старшему брату, приехавшему за ним, похвальную грамоту. Внизу золотыми буквами написано: «Тяжело в учении — легко в бою».
— Правильно сказано, — одобрительно говорит Самсонов-старший, внимательно изучая грамоту. Он не спешит с похвалой, а Сеньке не терпится услышать именно ее.
Павлик Авилкин вьется вокруг бабушки, не знает, куда ее усадить.
— Бабуся, а капитан наш сказал: «Вы теперь честный человек — трудились изо всех сил», — и благодарность мне вынес. Бабуся, а дома я, как приеду, сначала в форме ходить буду, в правление пойду, а потом в трусах буду ходить… К дедушке Степану на огороды загляну, расскажу, как мы здесь овощи выращиваем новым методом.
— Неужто? — заинтересовалась бабушка. — Это ты и мне покажи.
Ребята под руководством майора Кубанцева переписывались с учеными, проводили на участке опыты с ветвистой пшеницей, выращивали новые плодовые деревья, создали коллекцию картофеля (пятьдесят шесть сортов!), а осенью открывали в училище сельскохозяйственную выставку, приглашали в гости колхозников.
— Это ты мне покажи, — повторила бабушка и с любовью посмотрела на Павлика.
Она была в темном жакете, с Золотой Звездочкой на отвороте, от которой Авилкин не в состоянии был отвести глаз. Сняв с Павлика фуражку, бабушка заботливо стерла носовым платком пот с его лба. Ее лицо в такой же золотой пыльце веснушек, как и у внука, только потемнее, сияло от гордости.
— Пойдем сейчас! — вскакивает Павлик и тянет ее за руку.
— Да успокойся ты, суматошный, — говорит она нестрого, — оформим документы, тогда…
Подошел генерал, поздоровался с бабушкой, спросил:
— Вам далеко идти от станции домой?
— Нас встретят, — возбужденно сверкнул глазами Павлик и осекся: как бы генерал не подумал, что он выскочка.
— Ну-ну… — протянул генерал и поинтересовался: — Успешно закончили учебный год?
— Так точно! Троек нет!
— Вот это хорошо, — похвалил начальник училища. — Дома не забывайте, что вы суворовец, о своем училище помните.
— Никак нет, не забуду! — И вдруг прорвалось неудержимо: — Товарищ генерал, я, когда приеду домой, пуговицы начищу, ботинки начищу и… — Павлик вздернул голову, — в правление зайду, к председателю: «Афанасий Лукич, разрешите обратиться?» И доложу: «Я тогда по радио слово дал, теперь посмотрите: по дисциплине пять, и по учебе пятерки есть, и благодарность в личном деле!» — Авилкин перевел дыхание. — А потом на молотилке работать буду!
— Правильно, — одобрил генерал. — Возвратитесь в училище, расскажете мне, как отпуск провели.
— Слушаюсь! — сдерживая радость, вытянулся Павлик. — Разрешите готовиться к отъезду? — Получив разрешение, он пошел сначала солидно, но, когда скрылся с глаз генерала, помчался, пританцовывая, и чуть не свалил с ног Семена Гербова.
— Сема, мне сейчас генерал… Сема, мы с тобой еще увидимся? — И сразу помрачнел: — Ты уезжаешь… Навсегда?
— Увидимся, друг, еще увидимся, — успокоил его Семен. — Мы сейчас экзамены сдадим, потом получим отпуск и после него вернемся сюда за аттестатами и назначением.
Гербов старается казаться спокойным, но у него большая неприятность: в сочинении по литературе он сделал одну грамматическую ошибку и теперь не вправе рассчитывать даже на серебряную медаль, хотя в году имел по всем предметам пятерки, да и сейчас сдает так же.
Но Семен бодрится.
— До свиданья, — говорит он Павлику, — прощанье у нас впереди.
Кому не знакома эта сладкая и страшная минута, когда подходишь к столу экзаменаторов и протягиваешь руку за билетом? Кому не знакомы бешеные скачки мыслей в минуты обдумывания вопросов, когда кровь приливает к щекам, хочется выхватить, выхватить и как можно скорее записать из стремительно мелькающего в памяти потока формул, имен, дат план ответа — все, что успеешь, и кажется, что-то забыл, не успел, и ломается карандаш, и давит воротничок, а экзаменаторы смотрят выжидающе-строго? Но вот любимый учитель ободряюще кивнул, и от этого на сердце сразу делается по-особому тепло и приходит желанная уверенность.