Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
По замыслу капитана Боканова, заранее договорившегося с командованием артучилища, эта экскурсия должна была показать суворовцам образец идеального воинского порядка и чистоты.
Все шло именно так, как хотелось Боканову. В сияющих чистотой спальнях дневальные так ловко и четко докладывали дежурному офицеру, что Пашков восхищенно шепнул Лыкову:
— Здорово!
— А порядок какой! — так же тихо ответил Лыков, оглядывая ряд заправленных коек. — Нам еще далеко до этого…
— А трудно придется, когда курсантами станем, — пробормотал Пашков.
— Да, здесь, детка, не то, что у нас, — зная, что Пашков побаивается строгостей воинского режима, сказал Лыков.
Страстный почитатель строевой службы, Лыков старался запомнить все: как щелкают курсанты каблуками, поворачиваясь кругом, как, придерживая шашку на бедре, подбегают они к офицеру при оклике, как держат руку у шапки.
Мысленно он решил, что он тоже будет «припечатывать» подошвы, а докладывая, приставлять правую ногу к левой замедленно, словно приволакивая, — получалось как-то особенно небрежно-молодцевато.
В артиллерийском парке Лыкова поразило равнение стволов и лафетов орудий, казалось только что сошедших с заводского конвейера, но уже украшенных боевыми звездами побед.
Высокий худощавый лейтенант со шпорами на слегка кривых ногах провел суворовцев в конюшни. Здесь тоже царил идеальный порядок, — желтел глинобитный пол, поблескивали термометры на столбах. Тишину нарушали кони мерным хрустом да перестуком копыт. Лейтенант подошел к стройному красавцу коню, над которым висела дощечка с надписью «Строптивый», любовно погладил его черный, словно лакированный, круп и попросил, обращаясь к Лыкову:
— Дайте, товарищ суворовец, носовой платок, — посмотрим, нет ли на конях пыли?
Лыков торопливо полез в карман, но тотчас смущенно спрятал платок обратно, — он был далеко не первой свежести.
— Ну, хорошо, — лейтенант сделал вид, что ничего не заметил. — Если у вас платок далеко, я свой достану! — и офицер развернул кипенно белый платок. — На каком коне проверим? — спросил он у Лыкова.
— На этом, — Василий кивнул на вороного, почему-то решив, что на нем скорее, чем на других, будет обнаружена пыль.
Офицер несколько раз провел платком по крупу коня, но платок не утратил своей белизны.
Потом они пошли смотреть рубку лозы. День был холодный, ребята даже в шинелях поеживались, а курсантам и в гимнастерках, видно, не было холодно. Наклоняя то вправо, то влево гибкие тела, они точным взмахом сверкающего клинка срезали лозу, чуть подавшись вперед, брали препятствие, красивой рысью проходили по кругу. Все тот же лейтенант, подъехав на коне к суворовцам, спросил с вежливой улыбкой:
— Не хочет ли кто-нибудь из вас показать умение верховой езды?
Это была обычная любезность хозяина, не рассчитанная на обязательное согласие гостей, скорее даже предусматривающая отказ. Но Снопков смело шагнул вперед, поднял вверх круглое лицо.
— Если разрешите. — Он немного пыжился, чтобы казаться взрослее и выше.
Рядом со Снопковым, подбадриваемые взглядами товарищей, встали Лыков, Ковалев и Гербов. Все они были в училище на хорошем счету у преподавателя верховой езды капитана Зинченко и сейчас с замирающим сердцем ждали ответа, поглядывая то на лейтенанта, то на Боканова.
Капитан колебался. Ему и хотелось, чтобы они показали свою выучку, и было немного боязно, как бывает боязно отцу, увидевшему сына на высоком дереве и решившему все же не окликать его: пусть, мол, лазит, смелее будет.
Когда подвели четырех статных скакунов, ребята в первое мгновение оробели. В училище им приходилось иметь дело с флегматичными, покорными лошадками.
Выжидающе смотрели сотни глаз курсантов. Секунда — и суворовцы вдели носок в стремя, взлет — и маленькие черные фигуры вросли в седла. Сначала они сделали пробежку по кругу. Впереди четверки, привстав по-казачьи на стременах, легко скакал Снопков. Лицо его раскраснелось, глаза сияли. За ним, старательно припоминая наставления капитана Зинченко, тяжеловато шел Лыков, сдерживая грызущего удила лобастого коня.
Ковалев, тонкий и стройный, был, пожалуй, изящней всех. В его посадке чувствовался будущий хороший наездник.
Гербову достался тот вороной, круп которого вытирал своим платком офицер. Вороной капризничал, вертелся, своенравно перебирал ногами, и Семену приходилось обуздывать его.
Стойку с перекладиной поставили в нескольких шагах от курсантов.
Первый взял препятствие Снопков, взял и оглянулся на своих, — видели, мол, не посрамил училища! Лыков, преодолев препятствие, откинулся в седло немного грузно, но сразу выпрямил корпус и подобрал поводья. Легко перескочил через перекладину конь Ковалева. Гербов набрал разгон. Все ближе и ближе препятствие. Семен ослабил поводья, конь взлетел, и в это мгновение Гербов увидел среди бойцов, стоявших неподалеку от курсантов, полицая Ковальчука, который выдал фашистам его отца.
В какую-то долю секунды перед Семеном встала картина: родное село, окруженное лесом… На площади остановилась машина. Из нее вышел эсэсовец — именно такой, каким их описывают в десятках книг, — долговязый, светловолосый. Приказал Ковальчуку согнать народ… Приволокли отца, один глаз у него был выбит… Ковальчук таскал поленья для костра и все кивал гитлеровцу заискивающе: «Я шнель, шнель, пан…» Полицай схватил отца за воротник, прошипел, скрипнув зубами: «Сейчас я тебя, с-сука, изжарю, будешь знать как раскулачивать!» Но отец, собрав силы, вырвался и закричал: «Скоро наши придут, отомстят за меня. Бейте гадов, товарищи!» Вспыхнул огромный костер… Семену казалось, что огонь жжет его собственное тело, дым выедает глаза, раздирает горло…
Поводья выскользнули из рук Гербова, он сделал неверное движение и полетел через голову коня на землю. Боканов бросился к нему. Но Семен сам поднялся, потирая колено, глянул в сторону бойцов.
— Ушибся? — встревоженно спросил Боканов.
— Ничего. — Гербов выпрямился и тихо сказал: — Товарищ капитан… Только туда не смотрите… Он меня не узнал… Рядом с курсантами, в шеренге бойцов, четвертый справа, стоит полицай Ковальчук, — тот, что сжег моего отца…
— Может быть, ты ошибся, только похож? — тихо спросил Боканов, кладя руку Семена себе на плечо и делая вид, что хочет помочь ему.