Алые погоны (повесть в 3 частях)
Шрифт:
Немного позже Веденкин сказал:
— Я умею по глазам определять, кто не подготовил задание. Признавайтесь лучше сейчас же сами!
Это было уже слишком! Ребята недоверчиво заулыбались, хитро переглянулись: «Ну и майор, нашел чудаков — признаваться!»
— Не верите? — спросил Веденкин. — Я вам докажу… Суворовец Авилкин Павел!
Авилкин обреченно поднялся с парты. Лицо его побледнело, и от этого волосы казались рыжее обычного, почти красными.
— Не успел! — Его зеленоватые глаза беспокойно забегали. — Задачки решал, математик много задал.
— Суворовец Гурыба Максим!
— Я… книгу читал, — забормотал Максим, — о Батые… Из второй роты на один вечер дали. Честное слово, товарищ майор…
— Продолжать? — грозно повел глазами преподаватель, но ребята уже уверовали в его «чародейские» способности.
— Довольно! Довольно!
— То-то… Сегодня Авилкину и Гурыбе по единице не поставлю, а дальше — пеняйте на себя! Если что-нибудь помешало выучить урок, придите ко мне в перемену и честно скажите. Причина уважительная — вызывать не стану…
Рассказывая в учительской об этом рискованном эксперименте, Виктор Николаевич Веденкин, посмеиваясь, признался:
— Мог бы, конечно, ошибиться, — не угадать грешников. Но ведь они себя сами с головой выдают! Ленивый, если не готовил урока, прямо в глаза глядит, да еще и руку тянет. А если прилежный не успел выучить, — места за партой не найдет, руки не знает куда спрятать и краснеет, и бледнеет, глаза на учителя боится поднять.
Майор Веденкин перелистал классный журнал, обвел пристальным взглядом притаившихся ребят и медленно произнес:
— О Минине и Пожарском расскажет нам… — он сделал длительную паузу, — суворовец Самсонов Семен!
Сенька Самсонов — самый маленький и самый невнимательный в классе, с белыми, как у кролика, волосами на круглой головенке и такими же бровями и ресницами. Он всегда погружен в мир своих забот, в котором редко находится место заданному уроку. Он вечно роется в парте, пристраивает там какие-то хитрые дверцы, планки, собирает кривые гвозди, кусочки смолы, костяные ручки от зубных щеток и все это складывает в известном только ему одному порядке. Именно пристрастие к собирательству определило его прозвище — «интендант».
Самсонов вышел к столу учителя, взял в руки указку и остановился у карты, локтями поддерживая брюки, свисающие гармошкой. Злые языки говорили, что Семен променял во второй роте ремень на батарейку для фонаря. Он довольно долго стоял молча.
— Я вас слушаю! — майор строго сдвинул брови, делая вид, что не замечает отсутствия ремня.
Самсонов, склонив голову набок, добродушно посмотрел на Веденкина, на карту, на потолок и, наконец, стал разглядывать указку, безмятежно улыбаясь широким ртом.
— Вы сегодня будете отвечать? — с негодованием спросил Веденкин.
Самсонов продолжал располагающе улыбаться, но молчал. Не мог же он признаться, что вчера весь вечер мастерил под доской парты войско из желудей.
— Садитесь. Единица! Не к лицу суворовцу так относиться к учебе. И чтобы на следующем уроке был у вас ремень, — сердито сказал майор.
Самсонов вернулся на свое место и сел, не меняя добродушного выражения лица. Колы и двойки не производили на него большого впечатления. Он сейчас же стал обдумывать, как из ореховых скорлупок сделать щиты для своих воинов.
Веденкин опять обвел глазами класс и вдруг заметил, что Дадико Мамуашвили, черноглазый мальчик со смуглыми щеками, помрачнел и насупился. Толстая нижняя губа Дадико горестно оттопырилась.
Учитель был озадачен. Отвечал Мамуашвили обычно хорошо. Неужели он боится, что его вызовут?
— Что с вами, Мамуашвили? — как можно мягче спросил Виктор Николаевич.
В ответ послышался тяжелый вздох.
— Подойдите ко мне, — подозвал Веденкин Дадико.
Мамуашвили приблизился к столу, опустил черные глаза.
— Чем вы огорчены? Может быть, урок не подготовили?
— Никак нет… подготовил, — негромко проговорил мальчик. — Нам… капитан Беседа сказал… Мы должны быть один за всех… и все за одного… А вы Самсонову кол поставили… А я…
Как ни крепился Веденкин, он не смог сдержать улыбку.
— Ваше отношение к неудаче товарища очень похвально, Мамуашвили. Но ведь горе в том, что Самсонов по лености не ответил, да и сейчас, как видно, ему все нипочем!
Все головы повернулись в сторону Семена. Он безмятежно копошился в парте, что-то перекладывая, и был застигнут врасплох.
— А как вы сами, Мамуашвили, ответите на мой вопрос о Минине и Пожарском?
Глаза у Дадико мгновенно ожили, и он бойко, с легким приятным акцентом начал отвечать. Получив пятерку, Дадико, сияя, сел за парту, вспомнил было о товарищеском долге, хотел вызвать на своем лице огорчение, но не сумел.
В конце урока, когда до сигнала осталось минуты две, Веденкин объявил:
— Суворовец Кошелев Илья, завтра, в воскресенье, я приглашаю вас к себе домой, в гости. Зайду за вами в двенадцать часов дня.
Илюша от неожиданности и радости покраснел. Он не нашел, что ответить, и молча встал, одергивая гимнастерку. Все смотрели на Кошелева, словно он получил награду, и только Авилкин хихикнул:
— Подумаешь… в гости!
Но всем было ясно, что это от зависти, и каждый, конечно, хотел бы оказаться на месте Илюши. Однако то, что выбор Веденкина пал именно на Кошелева, никого не удивило. Илюшу любили за скромность и простоту, за то, что был он хорошим товарищем.