Алымов
Шрифт:
Часть I.
ПОДЪЁМ
Лесогорск, конец лета 1988 г.
Алымову не спалось. Уже которые сутки подряд нещадно болели передние верхние зубы под золотыми коронками, а вернее – то, что от этих зубов осталось. Давно бы пора заменить ставшее уже немодным золото на более престижный фарфор или правильнее – металлокерамику. А заодно и удалить сгнившие остатки некоторых зубов вместе с корнями. Но при одной только мысли о зубоврачебном кресле его прошибал холодный пот.
И, тем не менее, свою внешность, хочешь не хочешь, а требовалось облагородить как можно скорее. Ведь с завтрашнего
Пару дней назад после недолгих раздумий Алымов дал согласие занять неожиданно предложенную ему высокую должность, на этот раз окончательно и бесповоротно определившись, зачем и как проживёт он свою дальнейшую жизнь, которая до этого мало чем была примечательна. Сорокалетний весельчак и балагур, всегда любивший от души выпить и закусить, знаток и умелый рассказчик анекдотов, удалой драчун и плясун, душа любой пьющей компании и большой проказник по части женского пола, он легко вписывался в каждый новый коллектив, коих сменил за последние полтора десятка лет, с момента окончания института, великое множество.
Причина частой смены мест работы была прозаическая и во всех без
исключения случаях одна и та же – отстранение от занимаемой должности за пьянство. Поэтому способный, в общем-то, лесоинженер нигде и не вырастал выше предыдущего уровня, в лучшем случае достигая ранга второго или третьего заместителя руководителя какого-нибудь производственного предприятия районного масштаба. И в Лесогорском лесхозе, пропивая потихоньку скромную должность замдиректора по хозяйственной части, он так же, как и везде, не планировал долго засиживаться. Тем более что с началом грандиозных перемен, навеянных перестройкой в жизни страны, появилась надежда и собственную жизнь как-нибудь подправить в более интересное русло.
Масла в огонь, как говорится, подлил побывавший недавно в лесхозе и
взявший интервью в числе прочих и у Алымова журналист одной из местных газет. Побеседовав о перестроечных и ускоренческих веяниях на уровне государства, города и конкретного лесхоза, они хорошо выпили, совместив ужин с парной баней и банальным развратом с лесхозовскими управленческими работницами, по совместительству обслуживающими эту баню. Журналист рассказал немало интересного из жизни новоявленных богачей-кооператоров не только местного значения, но и столичного уровня. Из этих рассказов явствовало, что наступает поистине золотой век для людей с головой.
Алымов тогда крепко призадумался…
А через несколько дней судьба преподнесла ему подарок. Лесхоз навестила высокая комиссия, в составе которой, помимо руководителей города и области, были важные чины из Москвы. Один из этих «чинов», делегат прошедшего недавно Всесоюзного съезда народных депутатов, показался Адаму Альбертовичу знакомым. Приглядевшись, он не удержался и скромно спросил:
– Серёга, то есть Сергей Сергеевич, это ты, то есть вы?
Делегат съезда, немного растерявшись, озадаченно всмотрелся в говорящего и вдруг просветлел лицом:
– Адам, дружище!
По-мужски порывисто, крепко обнялись. Вспомнили совместную учёбу в Свердловском лесотехническом институте. Кратенько поговорили о незабываемом: однокашниках, весёлых студенческих пирушках и сопутствовавших им амурных похождениях. Договорились о встрече вечером в спецгостинице обкома партии.
Вечером и решилась судьба Адама Алымова, неожиданно ставшего частицей некоего братства, разъединить его с которым отныне могла, вероятнее всего, только смерть. Но о смерти ли думается, когда перед тобой вдруг открываются необозримые возможности, когда ты уже не один, не сам по себе, а под надёжной защитой, гарантированно сыт и скоро будешь обеспечен всем, о чём раньше мог только мечтать? И голову ломать особо ни над чем не надо, только чётко выполняй свои новые обязанности, до конца и с полной самоотдачей играй роль, тщательно прописанную для тебя умными людьми. Эти люди помогут тебе самоутвердиться, достичь высот, которых вполне заслуживаешь вопреки мнению окружавших тебя до сих пор ничтожеств. А ещё – дадут тебе возможность реально помочь в чём-то своим близким, родному городу и даже целой области, по своей специфике давно имевшей право на автономию со всеми вытекающими отсюда выгодами. И тогда народ поймёт и оценит тебя, Алымов, по-настоящему. Ты станешь всеобщим любимцем и авторитетом номер один!
Через день после отъезда высоких столичных гостей Адам Альбертович был приглашён на беседу в обком КПСС, где секретарь по промышленности сделал ему предложение избраться для начала вторым секретарём городского комитета партии, то есть курировать отныне всю промышленность и строительство города.
Сразу огульно соглашаться Адам, по совету своего бывшего однокашника и нынешнего покровителя Сергея, не стал. Попросил денёк-другой на раздумье. Во-первых, надо было показать свой взвешенный, основательный подход к принятию столь важных решений. Во-вторых, ему и в самом деле был страшноват резкий переход от ничем особо не обременённой разгульной жизни к строгой партийной и самодисциплине, к повседневной ответственной работе. Но и отказываться от поступившего предложения было глупо, так как второго такого случая в жизни может и не представиться. А главное, после беседы с убывшим в Москву Сергеем, являющимся теперь для Алымова чем-то вроде полубога, занимающего в столице высокую должность и вне всяких сомнений принадлежащего к какой-то глубоко законспирированной таинственной силе, наверняка влияющей нынче на судьбы страны гораздо реальнее, чем официальная власть, Адам уже себе как бы и не принадлежал. Да и не считал нужным принадлежать. Он дал Сергею слово, по сути – клятву. И был, можно сказать, счастлив.
Однако ж, для ощущения полного счастья Алымову всё-таки чего-то не хватало. Какой-то малой, но досадной в своей заковыристости малости, от которой трудно отмахнуться, на трезвую голову во всяком случае. Хотя и довольно смутно, а догадывался он, какой ценой придётся со временем заплатить за такой подарок судьбы. Ведь бесплатным на этом свете не бывает, вопреки расхожему мнению, даже сыр в мышеловке. Так или иначе, с некоторой тоской резонно думал он, платить в этой жизни приходится за всё. И тут же без возражений с этим соглашался: надо, так надо. Простым мужицким умом, подкреплённым честно полученным когда-то высшим образованием и неплохим жизненным опытом, Адам понимал, что чем больше он теперь получит от жизни, тем больше, вероятнее всего, придётся потом отдать на сторону богатств области. Но область-то большая, хватит надолго. А вот подлежит ли обратному выкупу проданная однажды душа? На этот вопрос, относящийся к более тонким материям, ответа он пока ещё не знал…
Поднявшись по привычке в полседьмого утра, так и не сомкнувший всю ночь глаз Алымов, проклиная неудачную наследственность (в его роду все были с плохими зубами), нехотя, изо всех сил затягивая время, засобирался к стоматологу. Когда через долгих два с лишком часа борьбы с самим собой – идти не идти – он уже совсем было вышел из дома, успел расслышать звонок телефона. Судя по характерному прерывистому дзиньканью, это был межгород. Возвращаться не хотелось, отчасти из-за отбивавшей всякую охоту с кем-либо разговаривать ноющей зубной боли, отчасти из-за страха перед дурной приметой: вернулся – удачного пути сегодня не будет. Но, уже дойдя до калитки, Алымов резко вспотел: а вдруг это Сергей из Москвы? И опрометью кинулся назад в дом. Телефон молчал. Но не успел Адам отдышаться, как межгород затренькал снова. Мгновенно снятая трубка тут же технически безупречно донесла до алымовского уха приятный, доброжелательный, чёткой дикции женский голос:
Конец ознакомительного фрагмента.