Алый флаг Аквилонии Спасите наши души
Шрифт:
– А почему «увы»?
– из-за моего плеча спросил неугомонный лейтенант Чечкин.
– Потому, молодой человек, - с некоторым раздражением ответил Константин Монидис, - что они оба полностью подпали под влияние других охотников и не желают слушать моих наставлений. Когда я состарился, меня стали терпеть только из-за ножа. Пока я жив, им можно пользоваться, а если я умру или меня изгонят, то священная вещь должна будет отправиться вслед за мной. Таковы местные верования.
– Ну хорошо, Константин Антонович, - кивнул я, - мы остановимся на ночевку тут поблизости, и сегодня сделаем
– Господин офицер, какие у вас могут быть дела в этом диком мире?
– спросил мой собеседник.
– Ведь тут просто некуда идти. Повсюду одна только безобразная дикость и люди, которые ничего не хотят менять в своей жизни.
– Во-первых, - сказал я ледяным тоном, - должен поставить вас в известность, что в тысяча девятьсот семнадцатом году в России случилась социалистическая революция, после чего господа закончились и остались одни товарищи. Впрочем, лично для вас и для людей вашего клана этот факт ничего не меняет, просто имейте его в виду. Во-вторых - нам есть куда идти. В этом мире нашлись люди, которые смогли сломить нежелание местных
менять существующие порядки и сумели организовать в этом диком месте свое государство, которое назвали Народной республикой Аквилония, что в переводе с латыни означает «страна северного ветра». Мы смогли связаться с руководством этой республики с помощью радио, и эти люди пригласили нас присоединиться к их обществу.
– Извините меня, госп... то есть, товарищ офицер, - стушевался Монидис.
– Простите, я не знаю вашего имени и звания...
– Капитан-лейтенант рабоче-крестьянского красного флота Голованов Николай Иванович, - отрекомендовался я, приложив ладонь к пилотке.
– Николай Иванович, простите за любопытство, а где расположена эта Аквилония, в которую вы так стремитесь?
– спросил мой собеседник; похоже, сообщенная мной новость его весьма приободрила.
– Где-то на реке Гаронна в окрестностях французского города Бордо, - ответил я.
– Но так вы никуда не придете!
– воскликнул Монидис.
– Босфор и Дарданеллы непреодолимы по всей длине своего течения. Вы можете не надеяться, что вам удастся найти место, где вы сможете переправиться на другой берег. Нет, это совершенно исключено!
– А нам и не нужно никуда переправляться, - сказал я.
– Сейчас мы проводим разведку русла Босфора, чтобы понять, сможет ли пройти по нему наша подводная лодка, которая пока стоит на якоре у истока. Если результат этого похода будет положительным, то мы вернемся к своему кораблю и направим его в реку, а если нет, то сообщим о своем решении в Аквилонию и пойдем пешком до устья, а они, как только на Гаронне закончится ледоход, направят за нами корабль.
– Знаете что, Николай Иванович, - мой собеседник задумался, опираясь на посох, - я ведь в прошлом тоже моряк, хоть и не военный. Скажите, а какова осадка вашей подводной лодки?
– Три метра, а по-старому полторы сажени, - ответил я.
– Могу вас уверить, - сказал Монидис, - что на фарватере Босфора нет мест с глубинами менее трех саженей. И с Дарданеллами то же самое, хотя те места
– Мы видели такие места, - сказал я, - но надводный ход нашей «Малютки» - четырнадцать узлов при вполне приличной управляемости, так что думаю, что мы справимся.
– Я тоже на это надеюсь, - тяжело вздохнул мой собеседник, - и буду молиться за ваш успех. Николай Ива нович... у меня к вам есть одна просьба, как у одного русского человека, закинутого Божьей Волей на чужбину, к другому такому же человеку.
– Я слушаю вас, Константин Антонович, - ответил я.
– Я старый человек, - произнес он, - мне все равно скоро умирать. На сыновей этот мир наложил свою тяжелую лапу, и они у меня выросли полными балбесами, зато у меня есть дочь Ната - не только красавица, но и умница. Я немного учил ее всему, что знаю сам, в том числе и русскому языку, чтобы у меня была возможность с кем-нибудь перекинуться на нем хоть парой слов. Прошу вас, госп... товарищ капитан-лейтенант, возьмите ее и отвезите в эту самую Аквилонию. Боюсь, что, когда я умру, Нату просто прогонят из клана.
– Погодите, Константин Антонович, - оторопев, произнес я, - как прогонят?
– Тут есть такой обычай, - сказал мой собеседник, - что девушка, рожденная в клане, должна или выйти замуж в другой клан, или ее изгоняют на верную смерть, ибо в одиночку даже мужчина протянет на местной природе не более недели, а женщина и того меньше. Незамужняя бобылка для местных - это просто лишний рот безо всякой пользы. С замужеством у моей дочери не задалось: недавно ей стукнуло двадцать лет, а по местным меркам это уже почти старость. Хотя бы до сорока лет тут не доживает почти никто. Я со своими сединами - это величайшее исключение, и пока мою дочь терпят только потому, что она ухаживает за стариком, еще нужным клану. А потом - с глаз долой, из сердца вон.
Я подумал и... согласился, решив, что, должно быть, дочка у товарища Монидиса получилась не особо кондиционной по внешним данным, раз уж ее никто не берет замуж.
И тут старейшина позвал: «Ната, Ната!», и от кучи местных баб отделилась довольно миловидная девица -светло-русая, синеглазая, ростом под метр восемьдесят, общим обликом напоминающая «девушку с веслом» из парка Горького. Широкими мужскими шагами она направилась в нашу сторону. Я-то ничего, на женский пол не падкий, а вот лейтенант Чечкин так и обомлел.
– А с чего это, гражданин Монидис, вашу дочку замуж никто не взял?
– спросил он, не отводя взгляда от статной девахи.
– Красавица же...
– Слишком высокая и умная, - вздохнул тот, - а ни в том, ни в другом смысле ни один местный мужчинка не захочет смотреть на свою половину снизу вверх.
– Ну хорошо, Константин Антонович, - сказал я, - обещаю вам, что с нами ваша дочь будет в полной безопасности, по крайней мере, по женской части. Все остальное зависит от неизбежных на море случайностей, над которыми мы не властны.