Алый, как снег
Шрифт:
— Ну, любезный? — нетерпеливо спросил Сварог.
Таксист проворно выскочил из машины и рысцой припустил куда-то вправо: там протянулись рядком шесть полукруглых окошечек (закрытых) со светящимися буквами «Кассы». Впрочем, «Кассы» светились бледно-зеленым гнилушечьим светом, а повыше горела красным большая надпись: «ПРОСИМ ИЗВИНИТЬ, БИЛЕТОВ БОЛЬШЕ НЕТ». Там тоже стояла кучка людей, человек в двадцать, но державшихся спокойнее и увереннее, чем не попавшие в театр зрители: те, даже аристократы, беспокойно толкались, иные пытались пролезть в первые ряды, как будто это могло чем-то помочь.
Яна усмехнулась:
— Пожалуй, придется и мне твою любимую Тарину послушать всерьез. Канилла с Томи от нее с ума сходят не хуже тебя, да и Канцлер, по точным данным, пару раз был замечен за вдумчивым слушаньем ее концертов…
— Послушай, послушай, — сказал
— А ты уверен, что билеты будут?
— Эта изнанка жизни… — вздохнул Сварог. — Да вот видишь — уже шлепает…
Таксист той же рысцой семенил к машине, а следом, отставая на несколько шагов, гораздо более степенно двигался усатенький субъект в элегантном костюме. Он остановился шагах в пяти от машины, изящно опершись на фасонную черную трость с вычурным набалдашником золотистого цвета (может быть, и золотым), а водитель распахнул правую переднюю дверцу, просунулся в машину и почтительно зашептал:
— Все в порядке, даур, извольте сами с ним уладить…
Сварог неторопливо вылез, подошел. «Черный маклер» держался так же степенно, всем видом показывая, что билеты он продает отнюдь не в дешевое варьете на окраине.
— Что можете предложить, далер? — тем же барским голосом осведомился Сварог.
— Все, что пожелаете, даур, — ответствовал субъект. — Правда, не так уж много осталось билетов, но есть и партер, и ложи…
Он привычным движением вынул из внутреннего кармана черную пластинку размером с книгу, очень тонкую, покрытую золотистыми крапинками, Коснулся ее боковинки — и возникло цветное изображение: театр без крыши, зрительный зал, надо полагать, скопирован с максимальной точностью: подковообразный, ряды малинового цвета кресел в партере, ложи в несколько ярусов. Субъект медленно пластинку повернул перед Сварогом, чтобы тот мог рассмотреть ложи сбоку. Вежливо спросил:
— Я полагаю, даур, вы предпочтете ложу, вы ведь с дамой? Красные огоньки означают уже проданные места, синие — свободные…
«Отличная у них тут техника, — подумал Сварог. — И ее, как обычно, живенько приспособили для темных дел и темноватых делишек…» Он присмотрелся к синим огонькам. Один из них горел напротив ложи в первом ярусе, расположенной у самой сцены. На нее Сварог и показал пальцем.
— У вас тонкий вкус, даур, — уже с долей услужливости сказал маклер. — Это королевская ложа, последний король ее специально обустроил для себя и своей… симпатии. Полная стоимость ложи — двадцать пять тысяч ауреев. Вы же понимаете: Театр Галерани, королевская ложа, сама Тарина Тареми…
И уставился цепко, пытливо, не без некоторого любопытства: ну-ка, что ты за меломан будешь? Не теряя времени, Сварог запустил руку в левый внутренний карман, ногтем большого пальца отделил, прикинув, подходящее количество бумажек и, достав деньги, стал неторопливо отсчитывать тысячные. Двадцать пять. Оставалось еще две кредитки. Подумав, Сварог все с тем же небрежным барством протянул и их торгашу, процедив:
— Вы меня очень выручили, далер…
Вот теперь того пробило то же холуйство, что и таксиста. Он, чуть изменившись в лице, поклонился не так уж низко, сказал почтительно:
— Приятно видеть, даур, что на свете еще остались настоящие господа…
И протянул Сварогу два билета: плотная бумага, слева изображено здание театра, справа — такое впечатление, каким-то старинным шрифтом, — название, обрамленное изящными завитушками. Ниже — незнакомая корона и крупная надпись тем же шрифтом КОРОЛЕВСКАЯ ЛОЖА.
— Желаю вам и вашей даме приятного времяпровождения, — сказал маклер, приподнял шляпу уже гораздо выше, поклонился и степенно направился назад, к кучке несомненных собратьев по ремеслу. Сварог посмотрел на обратную сторону билетов. Ну да, так и есть, именно там цена билета была обозначена. Две тысячи ауреев. Ухмыльнулся: нехилый навар достался прохвосту. Правда, ему наверняка приходится делиться — театральные кассиры, а то и мелкое театральное начальство не могут не быть в доле, да и полицию забывать не след, вон они прохаживаются, по двое с двух сторон… Все равно, не сухой корочкой питается…
Философски вздохнул про себя: ничего нового, по данным тайной полиции, во всех его столичных и крупных городах, где имеются респектабельные театры, — совершенно то же самое. Сыскная полиция испокон веков на таких вот субчиков смотрит сквозь пальцы: в конце концов, не грабят и не кошельки режут, деньги им отдают добровольно, а посади их —
Он фыркнул и направился к машине.
Таксист уехал, получив щедрую плату, причем не обработанный — к чему? Что такого удивительного или подозрительного в том, что очередной богач выкинул бешеные деньги, чтобы послушать Тарину Тареми? Несомненно, таксисту капнет от маклера процентик за выгодного клиента, хотя наверняка небольшой. Да и маклер ничегошеньки не заподозрит: Королевскую Ложу, сомнений нет, продавали и до этого бесчисленное множество раз…
К ним с Яной отнеслись с величайшим решпектом. Те капельдинеры, что торчали снаружи, с другой стороны толпы, едва завидев билеты, засвистали, как Соловьи-Разбойники, и тут же у подножия лестницы раздались ответные трели. Толпа привычно, хоть и нехотя расступилась, Сварог с Яной прошли сквозь длинный коридор откровенно завистливых взглядов, перед ними откинули кусок шнура, и они поднялись к распахнутым дверям парадного входа, где седобородый старикан (судя по обилию золотых нашивок и шнуров, капельдинерское начальство) по очереди прищемил уголки обоих билетов какими-то хитрыми никелированными щипцами. На билетах после этого не осталось ни малейшего следа, но старикан начал кланяться, как заведенный, потом достал свисток, издавший уже совершенно другую трель. Подскочили еще двое «рядовых». Один деликатно забрал у Сварога пакет с книгами, вежливо заверив, что почтенному дауру он по окончании концерта будет возвращен прямо в ложе (никакого номерка не дал, видимо, такие тут порядки). И смылся. Второй, почтительно держась на шаг впереди, повел Сварога с Яной по коридору, куда выходили двери лож первого яруса. Многие были открыты, возле них курили и болтали великосветские дамы и господа. Сварог ожидал косых, высокомерных взглядов, но, к его некоторому удивлению, на них смотрели вполне благожелательно, как на своих. Причина, думается, ясна: подобные роскошные заведения, точнее, их посетители повидали немало эксцентричных миллионеров, каковые, всем известно, любят чудесить разнообразно и с размахом (Теперь Сварог уже понимал, что они с Яной, по здешним меркам, одеты довольно простенько). Когда-то в Равене, что далеко ходить, герцог Браул, богач и коллекционер драгоценностей, любил расхаживать по лучшим ювелирным лавкам в облике даже не гильдейского, а замурзанного фригольдера, в потрепанной одежке и дырявых сапогах (с набитыми золотом карманами). Поначалу швейцары его, естественно, гнали в шею — и тогда «фригольдер», довольно ухмыляясь, принимался пересыпать из горсти в горсть золото. После чего, понятно, был со всем почтением допускаем к прилавкам. В конце концов, его повсюду стали узнавать, но он еще несколько лет развлекался, переезжая то в Снольдер, то в Латерану, то в Балонг…
Действительно, последний здешний король умел радоваться жизни: два золоченых, обитых малиновым бархатом кресла у барьера ложи, еще два у изящного столика, в углу — огромный низкий диван, застеленный шитым золотыми нитями покрывалом. Одним словом, все что душеньке угодно. Жизнерадостный, должно быть, был малый. Интересно, что с ним случилось и каким образом монархия стала республикой?
Столик и сейчас был накрыт для двоих: Три бутылки вина, одна — неплохого здешнего келимаса (Сварог в одной из кофеен уже успел его попробовать — в научных целях, а как же), фрукты, пирожные, тонко нарезанные и красиво разложенные ветчина, сыр, копченая рыба, еще что-то… Перехватив взгляд Сварога, капельдинер конфиденциально сообщил на ухо: господин даур и после концерта может здесь оставаться, сколько ему угодно, хоть до утра, не первый случай и даже не сотый (при этом он дипломатично намекнул, что потребуется некоторое вознаграждение — и столь же дипломатично был заверен, что оно воспоследует). Подумав, Сварог сунул ему пятнадцать ауреев, учитывая специфику места. Тот поблагодарил и улетучился.
— Все продумано, — фыркнула Яна. — Посмотри.
Он посмотрел. Ложа была декорирована тяжелыми шторами из того же бархата, разве что темно-синего, позволявшими надежно отгородиться от посторонних глаз.
Что его ничуть не удивило: он читал где-то, что подобные ложи были оборудованы в лучших европейских театрах галантного восемнадцатого века, а на Таларе и сейчас имеют место быть.
Стояли там и хрустальные пепельницы, лежали пачки дорогих сигарет — но Сварог и не думал подходить к столу: чересчур уж большой пошлостью было бы пить или курить на концерте Тарины Тареми. Тем более что до начала оставалось меньше квадранса.