Алый восход
Шрифт:
Взглянув на Дасти, Скунс спросил:
– Есть какие-нибудь следы?
Парень утер пот со лба. Покачав головой, ответил:
– Нет. Пока ни одного.
Скунс разломил плитку прессованного табака. Сунув одну половину в рот, пробормотал:
– Не могу поверить, что они пропустят нас к Сабине и не попытаются напасть. – Он протянул приятелю кусок табака.
Дасти нахмурился:
– А я вот не могу поверить, что мы спокойно гоним скот, когда должны были бы охотиться за бандитами.
Скунс усмехнулся:
– Неужели не видишь, что у нас нет выбора?
– Верно, нет. И это меня чертовски нервирует.
Дасти окинул взглядом стадо. Кивнув на Элизабет, ехавшую чуть поодаль, проговорил:
– Как ты думаешь, она действительно уедет и бросит нас? Скунс перегнулся через луку седла и сплюнул табачную жижу.
– Думаю, да.
– Джед не позволит ей уехать. Скунс снова усмехнулся:
– Ни один мужчина не сможет уговорить женщину, если она закусила удила.
Дасти покосился на приятеля.
– Но ведь он ее муж. Скунс пожал плечами:
– Они наговорили друг другу слишком много обидных слов. Слишком много даже для супругов. К тому же этой маленькой леди пришлось несладко. И хорошо, если она пока не знает, что ее ждет впереди.
Дасти пристально взглянул на Скунса, однако промолчал. Минуту спустя он все же отважился на вопрос:
– Ты же не думаешь, что он хочет, чтобы она уехала?
– Не знаю и не хочу знать. Но скажу тебе честно: мне будет ее не хватать.
Оба взглянули на изящную женскую фигурку, покачивавшуюся в седле. Трудно было поверить, что прошло всего четыре месяца с тех пор, как Элизабет появилась на ранчо.
Она сидела в дамском седле – элегантная, как принцесса, даже в своем пыльном сером платье и в потрепанной мужской шляпе. Спина ее была совершенно прямой, плечи развернуты. Руки непринужденно и изящно держали поводья.
Тут один из быков отбился от стада, и Элизабет, пустив лошадь легким галопом, без малейших усилий усмирила быка.
Скунс хмыкнул:
– Ты только посмотри на нее. Будь я проклят, если когда-нибудь видел похожую… Черт возьми, да я бы за шесть недель научил ее владеть лассо лучше, чем Рио.
Дасти улыбнулся:
– Думаю, немного найдется такого, чего она не умела бы делать.
– Жаль только, что она об этом не знает, – заметил Скунс. Выругавшись сквозь зубы, он погнал свою лошадь к голове стада – там бык-лидер пытался повернуть не в ту сторону.
Сначала все дни казались Элизабет каким-то нескончаемым кошмарным сном. И она действительно была словно во сне – не помнила, когда и что ела, не помнила, когда спала, а когда сидела в седле. Она знала лишь одно: ее муж собрал новое стало и теперь гнал его на скотоприемный пункт в Сабину, где агент должен был купить скот; после этого Джед собирался посадить ее на пароход, отплывающий в Алабаму.
Но время шло, и в один из дней Элизабет вдруг почувствовала, что жизнь возвращается к ней. В этот день она заметила, как удивительно, как завораживающе горят сухие ветки в костре. Она с восхищением смотрела, как тонкая струйка дыма поднимается в ясное голубое небо. А потом, когда уже стемнело, прислушивалась к голосам мужчин, объезжавших стадо. Она слышала и вой койота, и сейчас этот вой показался ей удивительно прекрасным – то был голос одинокого, но свободного существа.
Ее глаза открывались постепенно, день за днем, и она начинала видеть окружающий мир так, будто
Элизабет постепенно возвращалась к своим обязанностям кухарки, чтобы высвободить для Рио время – ведь ему следовало присматривать за стадом, и она стала прислушиваться к разговорам мужчин, иногда даже принимала в них участие. Кроме того, она взяла на себя некоторые обязанности погонщика и неплохо с ними справлялась, что и продемонстрировала сейчас Дасти и Скунсу.
Близился полдень, и следовало дать животным отдых, а также перекусить и напоить лошадей.
Дасти подъехал к Элизабет:
– Вот там есть ручей, миссис Филдинг, Рио уже направился туда с лошадьми.
Элизабет кивнула и повернула свою лошадь в указанном направлении. Она знала: мужчины рассчитывают, что на костре уже сварятся бобы к тому времени, когда они устроят стадо на отдых. К ее удивлению, Дасти поехал с ней рядом.
– Красивая местность, правда? – спросил он неожиданно.
Элизабет мечтательно улыбнулась. Почему она прежде не замечала этих ярких красок и чудесных теней? Почему не замечала этой красоты? А может, и замечала, но теперь забыла…
– Да, очень красиво, – согласилась она. – Кажется, сегодня стало чуть прохладнее.
– Похоже, что зима будет мягкой, – сказал Дасти. Какое-то время они ехали молча. Элизабет старалась подавить желание повернуться в седле и поискать глазами Джеда. Сегодня он все время перемещался. Она видела только движущуюся точку. Он то оказывался далеко впереди, потому что рыскал в поисках воды, то занимался другими важными делами. Но ни разу не приблизился к Элизабет и не сделал попытки ехать рядом с ней. Она была благодарна мужу за это – ей все еще тяжело было видеть его.
Во время отдыха, а также вечером, у лагерного костра, когда она сворачивалась в клубочек под своим одеялом и над головой у нее сияли звезды, ей не удавалось не замечать его, не удавалось не слышать его голос – и эти минуты были самыми тягостными. Воспоминания возвращались и уносили ее в прошлое – они мучили, ранили, терзали. В такие минуты ей хотелось закричать.
И с каждым днем ей становилось все труднее отвергать прошлое. Она пыталась захлопнуть дверь, ведущую в прошлое, пыталась не допустить, чтобы чувства взяли над ней верх, однако ей не удавалось убежать от воспоминаний, не удавалось похоронить преследовавшие ее чувства и мысли. Просыпаясь по утрам, Элизабет не могла удержаться от того, чтобы тайком не бросить на него взгляд, и она видела, как муж надевает сапоги, как приглаживает ладонью волосы, прежде чем надеть шляпу. Когда же Джед заговаривал с ней, благодаря за чашку кофе или объясняя что-нибудь, она старалась не смотреть ему в глаза. Она боялась увидеть в них то, что заставляло ее вспоминать недавнее прошлое. Ей не хотелось думать о прошлом. Ей не хотелось страдать и тосковать.