Амальгама миров
Шрифт:
"Ничего себе разгромчик", - мелькнуло у меня в голове. Я вспомнил, что Татьяна Васильевна должна возвратиться со дня на день, и объяснить ей все это безобразие вряд ли удастся.
– Проклятое натяжение, - бессмысленно бормотал старец, пока я поднимал его с пола.
Он гневным жестом отобрал у меня посох, как будто это именно я был виноват в том, что кресло оказалось непрочным.
– Сейчас принесу из кухни табурет, - пытаясь сгладить неловкость, поспешно сказал я.
Старик, несмотря на рост и мощное телосложение, выглядел усталым и
– Имеющий власть над неживым не нуждается в помощи слабых! неожиданно торжественно отчеканил гость и отстранил мою руку - Табурет придет сам.
Немедленно в коридоре послышался деревянный топот, и в комнату вбежал кухонный табурет. Тот самый, на который я обычно ставил закипевший чайник: многочисленные прожженные круги на прочном сиденье говорили, что такая привычка была не у меня одного.
Табурет услужливо подсунулся к старику сзади, и тот наконец с видимым облегчением сел.
– Ну!
– старик тяжело уставился на меня выцветшими голубыми глазами, словно требуя дальнейших объяснений.
В этот момент я решил, что спятил окончательно, и начал, по возможности стараясь не упустить гостя из виду, пятиться к открытой двери, но скоро обнаружил, что, хотя мои ноги исправно выполняют отступательные движения, сам я остаюсь на месте - любой знаменитый пантомимист вряд ли бы более успешно выполнил подобный трюк.
Видимо, решив, что с меня достаточно, старик грохнул посохом, и я замер, как новобранец перед ветераном-сержантом.
– Пойдешь туда и принесешь осколки!
– А Людмила?
– еще не понимая, куда "туда" меня отсылают, попытался возразить я.
– Захочешь - найдешь.
– Казалось, больше никаких объяснений не последует, но после долгой паузы гость наконец снизошел и представился. Дер-Видд. Верховный Друид и Хранитель Зеркал. Разве не видишь, что проход с той стороны закрылся? Пойдешь и принесешь осколки.
– Пойду и принесу!
Я помнил, что с сумасшедшими лучше не спорить, и с готовностью направился к выходу. Было уже не до Люськи - главное убраться у друида с глаз долой.
– Змея и Крест!
– неожиданно закричал старец и поднялся с табурета во весь свой немалый рост.
– Куда ты направился, смертный! Твой путь лежит туда!
Дер-Видд больно схватил меня за плечо и поволок к пустой раме зеркала.
От растерянности я почти не сопротивлялся, и друид на ходу нацепил мне на шею какой-то шнурок с замысловатой подвеской. После этого он также торопливо сунул в мой карман найденный им осколок зеркала.
– Соберешь все осколки. Запомнил? _В_с_е_! Да иначе, клянусь дубом и омелой, тебе и не вернуться, уж я об этом позабочусь. Зря не рискуй, помни, что смертен, но и не трусь, иначе ничего не найдешь. Время дорого, натяжение неустойчиво, - бормотал он, подталкивая меня сзади, пока я, словно в барсучью нору, протискивался в пустую раму, чувствуя себя отчаянно глупо.
Когда я влез в зеркало почти наполовину, будто холодная и плотная вода сомкнулась вокруг моей головы. Потом прямо перед своим носом я обнаружил вкусно пахнущую летнюю
Приставив острие к груди преследователя, я быстро понял, что вечно в таком положении мы оставаться не можем.
Судя по насмешливому взгляду кавалера, он вовсе не чувствовал себя побежденным.
Меня удивило, что недавний грозный противник оказался совсем юн: широкополая шляпа слетела во время падения, и рассыпавшиеся по плечам каштановые кудри делали его похожим на девушку, но больше ничего слабого и изнеженного в его облике не было - наоборот, взгляд темных глаз выдавал решительность и уверенность.
Табурет, не вмешиваясь в дальнейшие события, скромно топтался где-то сбоку.
Я физически не мог предпринять никаких спасающих меня действий.
Надавить острием сильнее? Об этом не могло быть и речи. Бросить шпагу и бежать? Понятно, что за этим последует.
Ладонь, сжимающая рукоять шпаги, противно вспотела, и я поклялся, что выдеру у друида все волосы из его длинной бороды, когда вернусь. Если вернусь...
– Что же вы молчали, Мастер?
– юноша легко отвел клинок и встал так проворно, что я не успел опомниться.
Взгляд кавалера упирался в мою грудь, и я машинально наклонил голову, заинтересовавшись тем, что так стремительно изменило поведение преследователя.
– У вас руна Зеркальной Двери! С этим вы властны идти куда угодно.
– Руна? Двери?
– бессмысленно повторил я, глядя на болтающуюся на шнурке подвеску.
– Эта?
– Я бы мог и сам догадаться, ведь с вами...
– юноша пристально посмотрел на табурет.
– Но почему вы молчали?
– Я молчал?
– от подобной лжи у меня даже перехватило дыхание.
– Да я орал, если угодно. Ты что, глухой?
– Так ведь все орут, - спокойно возразил юноша и изящно стряхнул прилипшую к колену травинку.
– Лезут, а потом орут.
– Слушай, - судя по внешности, юноше никак не могло быть больше двадцати лет, и я почувствовал себя увереннее, - а девушка здесь недавно не проходила?
– Девушка не проходила, но теперь я, кажется, понимаю, что произошло. Закрылась дверь?
– Больше ты ничего спросить не хочешь?
– меня уже мутило от глупого диалога.
– Что-то взрывается, исчезает девушка, потом приходит дряхлый старик и сует меня носом в зеркало, потом ты пытаешься меня убить. Еще этот табурет проклятый!
– Почему это я проклятый?
– немедленно возмутился табурет и даже подошел ближе.
– Хорош бы ты был без меня.
– Голос у него оказался скрипуч и ворчлив, таким голосом, по-моему, и должен обладать любой почтенный табурет, решись он заговорить.
– Овид шутить не станет. Правда, Овид?
– Какие уж тут шутки, если лезет кто не попадя.
– Овид деловито забрал у меня шпагу и сунул в ножны.
– Мы, послушники, потому и несем караульную службу, чтобы не нарушалось Натяжение. Но случается всякое. Так уже было один раз. Бац!
– и нет Атлантиды!