Шрифт:
Предисловие ко второму изданию
Предлагаемый роман написан в марте 1918 года, в станице Константиновской, на земле Войска Донского, при условиях не совсем обыкновенных. Армия, к которой я имел высокое счастье принадлежать, была уничтожена. Ее остатки, маленькая горсть офицеров и солдат, бродили где-то в закубанских степях, и мы, офицеры, скрывавшиеся по донским станицам и хуторам, ничего про нее не знали и питались самыми невероятными слуха-ми. Почты и газет не было, и, казалось, все погибло и никогда не воскреснет Россия.
Роман был напечатан в количестве одной тысячи экземпля-ров под названием «У подножия Божьего трона»,
С тех пор прошло три года. Русская армия исчезла, рассея-лась по маленьким гарнизонам Болгарии и Сербии, стала на погра-ничную службу в горах Македонии, Албании и Черногории. Ста-рые, заслуженные полковники, прошедшие всю Великую войну, участники многих сражений, должны были подчиняться как ря-довые молодым иностранным поручикам, и благодарить Бога и страну, давшую им приют и службу. Другие стали на работы, и наступили тяжелые серые будни.
И стал падать дух, и злая, черная тоска залегла на сердце. Кругом угрюмые горы, туман клубится по долинам, горные ска-лы нависли над пропастями, и все чужое, чужое…
И ничего своего. Никого своего, кроме кучки людей поста, таких же тоскующих русских офицеров и солдат.
Я приступаю ко второму изданию романа потому, что мно-гое из старого позабыто, исчезло из памяти… Позабыта и наша постовая служба и жизнь по маленьким гарнизонам в пустынях Центральной Азии.
А надо напомнить.
Великая война, длившаяся три года, а потом четыре года гражданской войны затмили прошлое и то недавнее, от которо-го мы удалены какими-то восемью-десятью годами, кажется нам давно прошедшим. Понятие о многом извратились. После войны армия нам рисуется как громадное количество, миллионы людей во времена мировой войны, потом сотни тысяч при генерале Де-никине, десятки тысяч при генерале Врангеле, собранные на од-ном клочке земли, сражающиеся, готовящиеся к сражениям, прислушивающиеся в тылу к тому, как идут сражения. Семь лет войны — семь лет походов, подвигов, побед и поражений, семь лет красочных скитаний от Восточной Пруссии через болота Полесья и Карпатские горы в Донские и Кубанские степи, в сол-нечный Крым, яркий Константинополь, жизнь среди пестроты островов Леванта, прозябание по заграницам сделали жизнь ка-ким-то суматошливым, тяжелым, но и ярким сном. И, когда остановились, стало казаться, что и жить нельзя. Когда рассея-лась армия по Мурским Субботам, Белым Церквам, Измаилиям, Плевнам и вместо кипящей и гомонящей массы в тысячи людей стали посты по 12 человек, училища, батальоны кадетских кор-пусов, и кругом шла чужая, равнодушная к России жизнь, то закралась в сердце неисходная тоска.
А как же было до войны? Как же жилимы сами, наши отцы и старшие братья тогда, когда стояли где батальоном, где ро-той, где постом в восемь человек по Камен-Рыболовым, Раздоль-ным, Хунчунам, Омосо, Нингутам, Копалам, Пржевальском, Кольджатам, Хоргосам, Игдырям, Давалу и прочим местам гр-омадной Азии и Закавказья?
Ни газет, ни общества. Чужие люди кругом, дикая приро-да, не наше небо.
А ведь жили. Жили годами изо дня в день, ожидая получения роты или производства в сотники, обмениваясь редкими письма-ми. И не только жили, но честно делали свое великое солдатское дело, боролись с разбойниками,
Был скромный быт, в котором в невероятно тяжелых и скучных условиях ковались те чудо-богатыри, которые три года побеждали лучшую в мире германскую армию, которые не поддались Хаму и четыре года стойко боролись с ним и, всеми по-кинутые, не сдались на позор, но рассеялись и стали на тяжелую жизнь, на каторжную работу.
Роман «Амазонка пустыни» почти, что не вымысел. Вымы-сел только «роман», но быт описан таким, каким он был. И этот героический быт показывает, что в поисках героев, школы духа для подрастающей молодежи не нужно ходить за границу. Жизнь, полная приключений, идет не только в таинственно-прекрасных пампасах и льяносах Америки, на страницах романов Майн Рида, Густава Эмара и Фенимора Купера.
Сильных духом и волей людей мы найдем не только среди ге-роев Джека Лондона, Киплинга, Марии Корелли, но в нашей по-вседневности, на скучной постовой жизни в пустынях и дебрях Центральной Азии родятся и воспитываются не пьяницы и бося-ки, но великие духом люди, Пржевальские, Корниловы. И те, кто пронес беды русской армии через пучины страданий, вынесет на своих плечах к свободе и счастью саму Россию.
Их убивали — но убить не могли, их избивали, мучили мука-ми лютых пыток, но их не избили. Над ними издевались, но веру их не поколебали. Они идут к нам из глубины веков, от скромных Максим Максимычей Лермонтова, от казаков Дежневых, от ходоков в «Пекиньское» царство, в таинственную Монголию, от тех, кто сумел из раздорливой удельной Руси соткать пышный ковер великой Российской Империи.
Нам все тычут пьянством, развратом, грязью нашего народа, вбивают в голову, что мы никчемные люди, дикари, навоз для более культурных народов, выродки, которым одно осталось-умереть.
За мною 35 лет жизни с этим народом, претворенным в сол-дата и казака. Пять лет скитаний и жизни на Китайской гра-нице и в Маньчжурии в обстановке глубокого мира и грозы Япон-ской войны, и я видел, как скромные постовые офицеры и их жены несли в самые невероятные дебри пустыни европейский уют и умели жить.
Когда рисуют маленький гарнизон — непременно выдвига-ют на первый план сплетни и дрязги, мелкие ссоры (а где их нет?) и тщательно замалчивают хорошее.
Что это, русская черта — самооплевание, уничижение паче гордости?
Нет, это черта интеллигентская — стыдиться быть рус-скими.
Передумывая и переживая свою прошлую жизнь, вспоминая сотрудников по службе на границе Небесной империи, у подно-жия высочайшей в мире горы Хан — Тенгри, которую киргизы на-зывают «подножием Божьего трона», я пришел к твердому убеждению: стыдиться нечему, но горжусь, что я русский!!!..
Пусть прошлое наших офицеров и солдат скажет тем, кто скучает теперь в Черногорской Битоли, в Прекмурье, среди Аф-риканских пустынь Измаилии, в пустынях Сахары, в Иностран-ном легионе — что жизнь такова, как ее создают себе сами люди.
Всяк своему счастью кузнец.
И в пустыне, и на ледяных пиках угрюмых гор, и в суете сто-личной сутолоки одинаково светит ясное солнце, и Божье око гля-дит на суету мирскую, и Промысел Господень направляет судьбы людей.