Амазонки
Шрифт:
— Думаю, в этом нет необходимости, — попытался возразить Симон.
— А я думаю, есть, — повысил голос капитан, и Симон благоразумно отошел в сторону.
— Что тут произошло? — тихо спросил Джон у Симона.
— Она искала тебя, а Дуб решил высказать ей все, что он о ней думает.
— Ясно, — кивнул Джон. — Надеюсь, после этого жить он все же будет.
— Слушай, я даже не успел сообразить, как она его уже по палубе размазала, — восхищенным шепотом воскликнул Симон.
— За этой не заржавеет. Я видел пару раз как она тренировалась, с такой лучше не ссориться. А сильно Дуб ее оскорбил?
— Да не то чтобы оскорбил, — подумав, ответил Симон. — Просто обращался к ней на ты, ну, и вообще, на скандал нарывался.
— Успешно надо сказать нарывался, — вздохнул Джон. — Ладно, пойдем, посмотрим что с нашим боцманом.
С Джоном Хьяра увиделась только вечером, после ужина, он сам подошел к ней, когда она стояла и смотрела в темноту на палубе.
— Ты искала меня днем, — то ли спросил, то ли констатировал он.
— Искала, — согласилась Хьяра и замолчала, снова уставившись в темноту.
Джон посмотрел за борт, но было темно и совсем ничего не видно, посмотрел на девушку, но та продолжала что-то рассматривать в темноте, а потом не выдержал и спросил:
— Зачем искала?
— Зачем? — Хьяра поморщилась, пытаясь понять, о чем идет речь. — Ааа, зачем? Я хотела спросить, сколько я тебе должна за лекарство, — вспомнила она.
— И все? — удивился Джон. — Ничего ты мне не должна, считай это жестом доброй воли.
— А твоя добрая воля распространяется на всех или выборочно? — усмехнувшись, поинтересовалась девушка.
— Выборочно, — улыбнулся в ответ моряк.
— И все же, Джон, сколько? Не люблю быть обязанной.
— Хорошо, дай одну монетку, — поняв, что спорить с девушкой бесполезно, ответил Джон. Хьяра опустила руку в карман и вынула оттуда несколько монет, там были и золотая и серебряная и медная монетки. Джон собрался было взять медную, но Хьяра отдернула руку и протянула Джону золотую.
— Хорошо, пусть будет так, — согласился Джон. — Больше ты мне ничего не должна, так что можешь быть спокойна. Да, кстати, я хотел извиниться за Дуба, мы знаем друг друга с детства и он очень переживал за меня.
— Бессмысленно извиняться за другого. Ты в его проступке не виноват, а он от твоих извинений вряд ли раскается в содеянном.
— И все же не сердись на него.
— Не буду, — кивнула Хьяра и снова повернулась к морю.
— Можно спросить? Что ты там рассматриваешь? — после некоторой паузы спросил Джон.
— Море, — вздохнула девушка. — Я пытаюсь понять, что тебе там так нравится. Там же просто вода, много воды, глубокой и страшной воды. Что там можно любить?
— Это сложно объяснить, — улыбнулся Джон. — Море-это не только вода. Море для многих это жизнь. Море — это еда, работа, дом. Море — это свобода, это победа над силой, которая неподвластна человеку. Представь себе шторм, твой корабль швыряет как щепку, он тьфу, ничто для огромных волн, но ты побеждаешь волны, ты побеждаешь ветер, ты выживаешь, ты победитель.
— Но рано или поздно победа может оказаться не за тобой, а за морем. Это просто везение.
— Да, и тогда море станет могилой. Но это не просто везение, это мастерство корабельщиков, капитана, команды. Это победа людей над стихией. Это сложно объяснить, понимаешь, когда я стою на мостике или у штурвала, я могу вести свой корабль куда захочу, на своем корабле я царь и бог.
— Ой ли? — покачала головой Хьяра. — А я думала корабль плывет туда, куда ему товар доставить надо.
— Да, — согласился Джон. — Но я могу и не доставлять.
— А на что же ты тогда будешь содержать свой корабль и команду?
Джон поморщился, в чем-то Хьяра была права, но все же и не права одновременно, он просто не мог объяснить словами то, что чувствовал, когда управлял своим кораблем в море.
— И все же это победа. При помощи кораблей мы пересекаем, казалось бы, непреодолимые расстояния, бываем в местах, попасть в которые иным способом невозможно. Вот не было бы кораблей, и как бы ты до Севера добиралась?
— Если бы их не было, мне бы туда не надо было, — подумав, ответила Хьяра.
— Точно, — засмеялся Джон. — А раз корабли есть, ты едешь на Север. Посмотришь другую страну, узнаешь, как другие люди живут.
— А что бы ты делал, если б тебе не дали возможности выкупиться? — спросила девушка.
— Не знаю, — задумавшись, ответил Джон. — Сдох бы, наверное. Или сам бы на себя руки наложил или запороли бы насмерть. А ты?
— Что я? — не поняла Хьяра.
— Ты никогда не думала, что делала бы, если б в рабство попала? — спросил моряк.
— Думала, — ответила девушка. — Ну, во-первых, я бы приложила все усилия, чтобы туда не попасть, а во-вторых, нас еще в детстве учили, как убить себя, если понимаешь что перетерпеть пытки не получится и ты готова сдаться на милость хозяина. Но вообще мало кто в здравом уме решится напасть на амазонку, чтобы сделать ее своей рабыней. Это чревато.
— Неужели никто никогда не решался? — удивился Джон.
— Ну почему же, были такие, — ответила Хьяра. — Только больше их нет в живых, ни одного.
Рано или поздно того, кто решил пополнить свой гарем амазонкой, мы находим и тогда его ждет смерть, если только он еще жив, — пояснила девушка. — Но чаще всего мстить уже некому, потому что этого глупца убивает та, которую он решился поработить.
— Значит, сами вы в рабство попадать не любите, — усмехнулся Джон.
— Этого никто не любит, — ответила Хьяра: — Просто у кого-то хватает сил и возможностей защищать своих граждан, а у кого-то нет. И в Исламабаде и в Суре прекрасно знают, что тому, кто решится обидеть Предрайскую жительницу, несдобровать. А уж если кого-то из наших убьют, то за это можно потерять всю семью, включая детей и стариков, причем обидчик умрет последним.
— Жестоко.
— Зато действенно. К нам цепляются в основном приезжие, но и они очень скоро понимают, что делать этого не следует.
— Удивительная у вас все же страна. Вообще удивительно, что ваши мужчины до сих пор не взяли власть в свои руки.
— Ничего удивительного, — пожала плечами Хьяра. — Меня больше удивляет, почему в других странах женщины продолжают подчиняться мужчинам.
— Почему подчиняться? — удивился Джон. — Может, на юге женщину за человека и не считают, но у нас женщины совершенно свободны.