Амбров Кеон
Шрифт:
— Простите, — быстро сказала она. — Меня тоже захватила буря. В Норлее, должно быть, было ужасно. Никакого вреда нам не причинили. Я избавилась от этого лорша, когда он напал на моего младшего брата. Вот… злинньте плечо Крега.
Она подтолкнула мальчика вперед.
Три полицейских злиннили их, потом снова тело.
— Вы Райза, дочь Тига? — спросил констебль.
— Верно. Нам повезло. А это для тех, кто остался бездомным. — И она передала кошелек, который вложил ей в руку Крег. Кошелек весит правильно — не слишком тяжело, но достаточно,
— Но сержант, — возразил один из полицейских, — эта рана…
— Замолчи, Нески, — сказал констебль, беря кошелек. — Всякий дурак видит, что этот вор умер от удара в сердце… в порядке самозащиты. — Он записал это в свой рапорт. — Оттащите тело туда, где у вас мусор, я утром пришлю за ним команду мусорщиков. А теперь, — он злиннил Серджи, — что это за джен?
— Выброшен бурей, — ответила Райза, заявляя свои претензии на добычу.
— Да?
— Он принадлежит общине. Утром отведу его в Карре. Они хорошо заплатят мне, чтобы не выкупать его из тюрьмы. Они ценят своих прирученных дженов. Не понимаю почему: для убийства они не годятся.
Констебль рассмеялся.
— Если считаете, что сможете его продержать до утра, желаю удачи! Мне приходилось видеть, как они исчезают из запертой кладовки. Когда проснетесь утром, он скорее всего будет уже за стенами Карре. Пошли, парни, нам нужно патрулировать улицы. Мисс Тиг, на вашем месте я бы убрал добро с улицы.
Когда они ушли, Серджи чопорно сказал:
— Спасибо.
— Мы в расчете, — ответила Райза: если бы полицейские поняли, что Серджи убил грабителя, они уничтожили бы его на месте.
Стал бы он сопротивляться, мог бы, защищая свою жизнь, убить полицейского? Она не хотела этого знать — только надеялась, что утром джен действительно исчезнет. Она поняла, почему он назвал себя смертельным оружием… и все же, после того как они позаботились о лошадях и убрали с улицы вынесенное грабителями добро, Серджи пил чай за кухонных столом, на коленях его мурлыкал Гость, и выглядел и злиннился джем таким же безвредным, как Крег.
— Почему ты назвала кота гостем? — спросил он.
— Он ведет себя как гость, считает, что за ним должны ухаживать. Но после сегодняшнего вечера он — член семьи.
— Тогда ты должна будешь прихватить его с собой в Кеон, — с довольной улыбкой сказал джен.
— Ни я, ни Крег не собираемся в Кеон. Завтра ты отправишься в Карре, и больше я не хочу тебя видеть.
Крег переводил взгляд с Райзы на Серджи и обратно.
— Что на самом деле произошло, сестричка? Ты убила месяц назад, а теперь у тебя нет потребности. Что-то странное между тобой и этим дженом.
Серджи перевел дыхание, словно собираясь заговорить, но промолчал. Потом все же сказал:
— Ты все должна рассказать брату, Райза.
— Позже, — ответила она. — Крег, ты еще растешь. Ложись спать — на этот раз я говорю серьезно!
Она встала, взяла брата за руку и заставила его встать. И неожиданно поняла, что смотрит в его серые глаза снизу вверх. За месяц ее отсутствия он вырос, стал почти таким же высоким, как отец. А что если он станет дженом? Он все, что у нее осталось! Неужели придется потерять и Крега?
Когда Райза на следующее утро вернула Серджи в Карре — и не попросила награды, — у него сразу нашлось столько работы, что ему некогда было думать о девушке — проводнике и джанкте одновременно. Община раскрыла свои ворота перед жертвами урагана.
Карре — старейший район Норлеи. Его каменные здания потерпели лишь поверхностный урон. Ренсаймы — саймы, которые не были проводниками, — за три дня починили крыши и вставили выбитые стекла. Землю быстро очистили от обломков, и все теперь, если не считать большого количества больных и раненых, казалось нормальным.
Серджи, как первый товарищ Кеона, был направлен на работу с Йорном, сектуибом Карре. Часто после восьмичасовой смены с Йорном Серджи продолжал работать с другим проводником, пока не уставал так, что засыпал прямо на работе.
Оставшись после бури бездомными, многие дети ели и пили все, что могли найти, без разбора. А когда заболевали, гордость не удерживала их, как взрослых, вдали от ворот Карре, но проводники часто почти ничего не могли для них сделать. Десятки заболевали холерой — и жители общины страдали вдвойне: от утраты такого количества молодых жизней, и от сознания такого, что обязательно возникнут слухи, будто в общине детей убили.
Но Карре никому не отказывал. Некоторых детей удавалось спасти с помощью лекарств. А взрослых саймов спасали почти всех — кроме тех, у кого пострадали латерали.
Сильный ветер в многолюдном городе превратил оконные панели, кровельную дранку — любые острые предметы — в смертельно опасные орудия. Вытянуть руки, чтобы закрепить веревку, спасти ребенка, заткнуть щель под дверью, куда натекала вода, — все это означало обнажить уязвимые предплечья саймов, — и сотни саймов так были ранены. Некоторые, как Эрланд, умирали быстро. Другие отделывались лишь ушибами и через несколько полных боли дней или недель оправятся.
Но многие были ранены настолько серьезно, что использовали для залечивания хрупких латералей весь селин, затем испытывали потребность — и умирали от истощения, потому что излечение вовремя не происходило и раненые латерали не позволяли извлекать селин.
Иногда Серджи казалось, что это его наказание за то, что не спас Эрланда, — он часами сидел с умирающими саймами, своим полем смягчая их предсмертную агонию. На одном уровне инстинкт, требовавший смягчать боль других, заставлял его быть благодарным за эту работу, но проходили бессонные ночи и дни без ответа на письмо, которое он отправил в Кеон, Райза Тиг тоже не давала о себе знать, и Серджи начинал чувствовать себя попавшим в западню бесконечной смерти.