America Latina, или повесть о первой любви
Шрифт:
Чуть выше по течению можно встретить очень редкую птицу — крохаля Mergus ostosetaceus. Он живет только на тех реках, где есть водопады, потому что выше водопадов нет хищных рыб, опасных для утят.
Вернувшись в большой, душный город Foz de Iguazu, я сел в автобус и всю ночь ехал сначала на северо-восток, потом на северо-запад по светло-зеленым полям и кирпично-красной земле. Эта часть страны настолько освоена, что называется просто Campos, «поля». Здесь уже прошли первые дожди, но было очень жарко и пыльно. Плодородный краснозем, terra roja, покрывает почи весь юг Бразилии, позволяя снимать рекордные урожаи кофе и сахарного тростника. К утру мне удалось добраться до Пантанала — низменной равнины в верхнем течении реки Парагвай, на стыке границ Бразилии, Парагвая и Боливии.
В течение сухого сезона Пантанал выглядит как травянистая равнина с маленькими рощами и множеством озер, а во время дождей превращается в море с отдельными островками. Множество туристов приезжает сюда посмотреть на богатейшую фауну, которая по составу близка к амазонской, но гораздо более доступна для наблюдения. Большинство обитателей Пантанала можно увидеть прямо с шоссе, идущего через болота к городу Corumba. Фосетт описывал этот городок как логово порока и разбоя, но я с большим недоверием отношусь к его сведениям — по многим причинам.
Начало ноября — самое удачное время, потому что вдоль реки вода уже поднялась, а на более высоких местах еще сухо. Поэтому на западе Пантанала уже появляются виды, проведшие сухой сезон под землей — водяные хомячки Kunsia и двоякодышащие рыбы Lepidosiren, а на востоке вся живность по-прежнему сконцентрирована вокруг небольших озер и прудов, буквально забитых рыбой. К такой луже может собраться сразу несколько сотен аистов — стройных лесных (Mycteria americana) и могучих ябиру (Jabiry mycteria). Ябиру похож на африканского марабу, но чисто-белый с черной головой и шеей. У него такой могучий клюв, что непонятно, как с такой тяжестью можно летать. Но аист летает довольно ловко и даже убивает прямо с лета шустрых молодых кайманов.
Никогда бы не подумал, что на ограниченной территории может прокормиться столько кайманов. На берегах прудов они лежат буквально штабелями, по нескольку десятков на водоем размером с теннисный корт. Здесь живут два вида: обычный Caiman crocodilus и широкомордый C. latirostris. Было бы очень интересно узнать, какие между ними экологические различия. Если судить по форме челюстей, первый должен есть больше рыбы, а второй — черепах и улиток (местные улитки Pomatias gigas по величине и прочности панциря почти не уступают черепахам). Но для проверки моей гипотезы пришлось бы убить и вскрыть несколько кайманчиков, а я отношусь к ним со слишком большой симпатией.
Другого обитателя прудов увидеть труднее. Гуляя по шоссе поздно вечером, иногда видишь впереди как бы темную струйку жидкости, медленно текущую поперек дороги.
Это анаконда — небольшая парагвайская (Eunectes notaeus) или молодая гигантская (E. murinus). На ровной поверхности они не извиваются, а лишь переступают брюшными чешуями, так что издали кажется, что они плавно скользят вперед, словно улитки. Если подойти к змее, она замирает, но при попытках взять ее в руки следуют яростные выпады. Взрослые гигантские анаконды, длиннее трех метров, наверное, чувствуют себя слишком тяжелыми для путешествий — я ни разу не видел их дальше двух шагов от воды. Один раз попалась очень крупная змея — метров семь или восемь — но она, как и остальные, нырнула, едва я подошел.
В течение многих лет считалось, что самая длинная змея — азиатский сетчатый питон, а все рассказы об анакондах длиннее 8 м — басни. Один американец обещал премию в 1000$ за экземпляр, превышающий 10 м. В течение 50 лет деньги оставались невостребованными и за это время превратились в довольно скромную сумму, но в 1989 году была добыта анаконда в 11,46 м — на полметра длиннее, чем рекордный питон.
Эту змею трудно назвать симпатичной — у нее маленькая головка с рыбьими глазками, как у нашего водяного ужа — но ее движения исполнены особой неторопливой грации, особенно в воде, где ей не мешает чудовищный вес. Ныряя в озерах Пантанала, я убедился, что анаконда — один из самых быстрых пловцов среди змей, способный иногда догонять рыб, а не ловить из засады.
Среди кайманов и анаконд бесстрашно разгуливают капибары и самые красивые из южноамериканских оленей — необыкновенно изящные болотные (Blastocerus dichotomus). Они почти не боятся человека. Хотя почти весь Пантанал разбит на фазенды и используется под пастбище, местные жители в последнее время на редкость заботливо относятся к фауне и ревностно охраняют даже кайманов. И это в Бразилии, которую во всем мире считают главным виновником уничтожения тропических лесов и редких видов! На самом деле народ тут уже очень глубоко проникся экологическими идеями, а вырубку лесов ведет, мягко говоря, не от хорошей жизни. В печати постоянно идут яростные дискуссии по поводу того или другого нового проекта. Но бразильцев очень обижает, когда Запад обвиняет их в покушении на будущее всего человечества и дает не всегда корректные советы.
В островках леса водятся два очень редких попугая-ара: голубой с желтым Ara glaucogularis и фантастический Andorhynchus hyacintus. Это чудо природы длиной в метр, сине-фиолетовое с желтыми кольцами вокруг глаз и клюва. Вместе с ябиру гиацинтовый ара служит эмблемой Пантанала, даже местная автобусная компания называется в честь него «Andorhynchus» и красит свои автобусы в соответствующий цвет.
По вечерам тут можно увидеть необыкновенное зрелище. С востока приходит очередная гроза, и на фоне иссиня-черной тучи летят, уходя от дождя, освещенные закатным солнцем тысячные стаи птиц — белые аисты, розовые колпицы, синие ара, а также утки, гуси, цапли и ибисы всех цветов. Буря длится не больше получаса, и снова начинается жара.
Через каждые два-три километра шоссе проходит по мостам, под которыми полгода сухо, а полгода течет вода. Поскольку других укрытий от дождя и солнца в Пантанале мало, местная фауна активно использует нижнюю сторону мостов, причем под каждым из них одни и те же виды располагаются на строго определенных местах.
Центральная часть пролета облеплена гнездами ласточек, края — постройками ос, которые не так боятся гостей. Между осами и ласточками селятся летучие мыши, которых тут не меньше двух десятков видов (больше всего воронкоухов Natalus).
Особенно красивы Lasiurus — взрослые желтые, детеныши красные, а подростки всех переходных оттенков, так что колония мышек кажется выставкой елочных игрушек.
Я тоже поставил палатку под мостом. Ночью было так жарко и влажно, что пришлось выбраться наружу, несмотря на комаров. Где-то через час меня разбудил легкий шорох и холодное прикосновение к виску. Я почувствовал, как очень крупная змея ощупала мне лицо языком, а потом прижалась боком к щеке. «Анаконда, — подумал я, вспомнив почему-то „Кролики и удавы“ Искандера, — сейчас обработает». Тихонько взяв фонарик, я включил его и увидел здоровенного полоза Pseudoboa. Он грелся у моей щеки до утра, а потом тихонько слинял.