America Latina, или повесть о первой любви
Шрифт:
На следующий день я перебрался в национальный парк Emas, расположенный на плато Мату-Гросу северо-восточнее Пантанала. Это море высокой травы, из которой повсюду торчат красные термитники. Только вдоль рек тянутся сухие леса, над которыми маячат круглые кроны самой высокой в мире пальмы Orbignia (до 75 метров).
Эмас буквально набит редкими видами, которых очень трудно увидеть в других местах. Следы ягуара, оцелота, гривистого волка попадаются на каждом шагу. Еще больше здесь «бразильских волков» — крупных лисиц Dusicyon thous. В лесах то и дело слышишь птичьи голоса обезьянок — маленьких игрунок (Callitrix) и тамаринов (Saguinus), которых тут четыре вида, все разноцветные. По валяющимся на земле тонким иголкам можно найти место, где кормится в кроне дерева бразильский дикобраз (Gnatomys). В самых непроходимых зарослях стайками по пять-шесть зверей бродят смешные кустарниковые собаки (Speothos venaticus), которые похожи на помесь бультерьера с дворнягой, но никак не на дикое животное. А в густой траве скрывается самый маленький из тинаму — Taoniscus nanus размером с перепела.
Чем дальше к северу, тем раньше начинается сезон дождей. В Эмасе они шли уже месяц, и реки основательно вышли из берегов, а воздух гудел от комаров.
Преследуя кровососов, к пасущемуся скоту собираются три вида козодоев — длиннохвостый Hydropsalys climatocerca, потто Nyctibius griseus и гигантский потто N. grandis, который днем похож на большой трухлявый сук. Различить их можно на очень большом расстоянии, потому что в луче фонаря их глаза вспыхивают соответственно белым, желтым и зеленоватым светом. В некоторых местах земля на протяжении сотен метров была покрыта движущимся ковром из крошечных лягушат Rana, которые торопливыми скачками расселялись из родных озер. Бесчисленное войско отважных малюток привлекало полчища хищников: шустрых малых серием (Chunga burmeisteri), змеек-жабоедов (Xenodon), грустных носатых цапель-челноклювов (Cochlearius).
Из Эмаса я направился к северу, на границу Мату-Гросу и Амазонской низменности.
Река Арагуая, приток Токантиса, образует здесь два рукава, между которыми лежит Bananal — самый большой в мире остров, окруженный пресной водой (по другой версии, Marajo в дельте Амазонки еще больше). Южная часть острова напоминает Пантанал, а северная покрыта сухим лесом, который у рек переходит в амазонскую сельву.
Добрался я до Бананала с большим трудом. Хотя польский студент перевел мою Индульгенцию на португальский, в рукописном варианте ее текст не производил на полицейских никакого впечатления, и они упорно не желали останавливать для меня попутки. Голосовать самому приходилось по многу часов. Большую часть пути я проделал на трехэтажном грузовике, который вез на бойню свиней. За триста километров совершенно обалдел от визга, хрюканья и вони. Все шофера, узнав, что я из России, тут же радостно кричали «А-а, Владимир!» — это имя тут считается самым типичным русским и широко распространено среди выходцев из славянских стран. В конце концов я начал звать всех шоферов «Педро», на что они совершенно не обижались — мало ли в Бразилии Педро?
Мой путь на север окончился здесь, на самом пороге Восточной Амазонии, поэтому на острове я в основном интересовался влажными лесами. Их фауна резко отличается от фауны сухих, хотя четкой границы между ними нет. Хищники во влажных лесах представлены золотистой кошечкой Felis tigrinus, попугаи — великолепной золотой аратингой (Aratinga guarouba), а черепахи — большеголовой Peltocephalus tracaxa.
То есть на самом деле там водится еще черт знает что, но за два дня я мало кого успел увидеть. Из змей встречается амазонский аспид (Leptomicrurus). Он черный с желтыми колечками на маленькой голове и тупом хвосте — очень трудно понять, где у змеи голова, а где хвост.
Еще мне встретились две замечательных амфибии. Удивительная лягушка (Pseudis paradoxa) известна тем, что вдвое меньше собственного головастика (этот монстр длиной с хорошую плотву), а седлоспинный ателоп (Brachycephalus) ничем не выделяется, но очень красив — ярко-желтого цвета и помещается в наперстке.
К сожалению, ниже по течению на реке есть пороги, поэтому сюда не проникают интереснейшие обитатели Амазонки — дельфины и ламантины. Мне не пришлось их увидеть — я уехал с Бананала на восток, через пустынные пространства каатинги.
Этим словом, означающим «белый лес», называют самую бесплодную часть страны, покрытую чахлыми акациями и невысокими кактусами (в основном Cereus gounelei) На кактусах сидят крошечные сычики Glaucidium brazilianum, высматривая саранчу.
Дожди в каатинге бывают не каждый год, и во время засух миллионы крестьян разбредаются отсюда в поисках работы, а при первых слухах о дождях возвращаются домой.
Наконец раскаленная сковородка каатинги кончилась, и я оказался на побережье океана, в историческом сердце Бразилии — прекрасном городе Сальвадор, он же Байя. Город населен в основном африканцами, и повсюду разбросаны храмы кандомбле, их своеобразной религии, смеси западноафриканских верований с элементами католицизма. К тому времени, когда я сюда добрался, carona (так тут называют автостоп) окончательно мне осточертела, и я решил дальше путешествовать на автобусах.
Южнее Байи побережье когда-то покрывала роскошная сельва, так называемый Атлантический дождевой лес. Он давным-давно утратил связь с Амазонией, и его флора и фауна очень своеобразны. Сейчас лес сохранился в основном в небольших заповедниках, из которых самый интересный — Poco dos Antos, участок изумрудно-зеленого склона гор, круто спускающегося к океанскому пляжу.
Заповедник был создан для спасения львиной игрунки (Leontopithecus rosalia) — необыкновенно красивой обезьянки, похожей на персидскую кошку золотисто-рыжей расцветки. Сейчас здесь всего около пятисот игрунок, но их почему-то встречаешь каждые полчаса. Гораздо труднее найти в кронах другую местную достопримечательность — ошейникового ленивца (Bradypus torquatus). А когда его все-таки находишь, выясняется, что он практически не отличается от B.
tridactilys, который обычен повсюду в Амазонии.
Зато тут легко увидеть карликового муравьеда (Cyclopes didactilys), которого в Амазонии я не видел живьем ни разу — только в когтях гарпий. По идее они должны были бы встречаться на каждом шагу — ведь аппетитные термитники болтаются примерно на одном дереве из пяти. Но почему-то везде, кроме Посо дас Антаса, этот пушистый желтый зверек редок, да и здесь мне за весь день попались только два — один спал на ветке, свернувшись клубочком, а другой висел вниз головой, зацепившись хвостом за лиану и запустив язык в термитник. Возможно, разрушенные термитники уже не восстанавливаются, поэтому каждому муравьедику нужен большой участок леса.
А вот белок в Атлантическом лесу нет. Их заменяют рыжие беличьи хомячки
— большой Phaenomus и маленький Rhagomys. Они таке же шустрые и пушистые, как настоящие белки, но совершать длинных прыжков с ветки на ветку не умеют.
От парка уже совсем близко до Рио, который на самом деле Хио-дэ-Жанэйру, «Река Января». Город расположен в изумительно красивом месте — над бухтой торчат высокие горы-останцы с вертикальными склонами и круглыми макушками. Они все еще одеты лесом, и даже в городском ботаническом саду можно увидеть серебристо-белых обезьянок. Но все же до появления города тут, наверное, было еще красивее. Из-за рельефа путешествие на автобусе по Рио — долгое и тяжелое мероприятие, особенно с рюкзаком, потому что в каждом автобусе установлены железные вертушки, настолько неудобные — нарочно не придумаешь.
После строгого и четкого испанского я никак не мог привыкнуть к мягкому, очень музыкальному португальскому, который на бумаге похож на испанский, но резко отличается по звучанию. Кое-что удается понять с ходу, но иногда из целой фразы не улавливаешь ни одного знакомого слова. В первый день в Бразилии я зашел в магазин за коробкой сока и долго пытался сказать, что мне нужно. Перепробовал массу вариаций на тему испанского «jugo» и английского «juice», но «сработало» в конце концов молдавское «suk». Особенно трудно разобрать слова, когда говорят на слэнге. В местной разговорной речи множество забавных и метких словечек: например, бикини называется «флюс».