Америка глазами заблудшего туриста
Шрифт:
Они, ребята, не были такими уж правильными советскими мальчиками, как могут подумать после того, что произойдет вскоре с Никифором. Наоборот, их примером в жизни были не Павка Корчагин, но Айвенго, не дядя Степа, а капитан Немо. Настоящая жизнь простиралась лишь в книгах — от морей до океанов, от пампасов до саванн, от каньонов до горных хребтов, а реальная — от дома до школы и обратно. И эту докучливую жизнь нужно было просто терпеть. Но из всего, что нудно и серо жило вокруг, в них по-настоящему вошла только война, ее железное время, с привкусом ржавчины на зубах, и неподдельная доброта всех этих невыдуманных соседских тетей Галь, тетей Лен и мужество одноногих дядей Миш и безруких дядей Вань, которые спасали страну с великим лозунгом: «За Родину! За Сталина!» С этим чувством и пойдут Витька и Юрка в милицию. С тем же чувством, как они благородно считали, и погибли на фронте их отцы. И все-таки…
Но вернемся к тайной операции с собакой, кажется, Жулькой. Как помнится теперь Виктору Ивановичу, пошел он, Витька, тогда с приятелем, сыном директора, ранним летним утром. Все получилось успешно, собака мирно почивала в Юркином дворе на какой-то дерюге. Витька, сюсюкая, подошел; она узнала его и принялась выбивать пыль хвостом из своего коврика. Обвязал он осторожно веревку вокруг ее шеи и повел за собой. Вернее, первые несколько метров пришлось собаку тащить. Она упиралась, а хвост прятала между задних лап. Наверно, опасалась, что Витькин приятель поволочет еще и за хвост. «Вот так», — как любят сейчас говорить. Витька был прав, а собака не права. Первый раз в жизни он столкнулся с тем, чтобы силком тащить кого-то к счастливому уделу. Хорошо, что бумажные занавески на окнах дома и не шелохнулись.
Но потом Жулька все-таки пошла за ними, а то и забегала вперед, натягивая веревку. Она, видать, наконец почувствовала, что обречена на долгую счастливую жизнь в неволе. В общем, доставили они ее благополучно к тому финскому дому. Поскольку они вышли на промысел рано, директор еще только завтракал.
Мамаша, завидев сынка из окна, выскочила на крыльцо и закудахтала:
— И где тебя нелегкая носит спозаранку? Иди к столу!
Учитывая свою неоценимую помощь в собачьем деле, Витька втайне надеялся, что и его пригласят поесть. Его страсть как интересовало: что же едят по утрам директора хлебозаводов?.. Вслед за женой притопал сам хозяин, сверху похожий прической на ежа, а снизу ногами — на слона, и закричал:
— А это что за чудовище? — он явно намекал не на себя.
— Ты же сам сказал: найди собаку, — видать, привычно захныкал сын.
— Мало ли что я говорил. К делу не пришьешь! — ответствовал директор и исчез.
Вслед за ним исчез и сынок, его утащила мамаша. И Витька остался один на один с собакой. Теперь Жулька оказалась права, а не он. Не последний раз столкнулся он с тем, что те, кого тащат к счастью, теряют даже то, что имели.
Что делать? Назад отвести собаку было нельзя, его могут заметить. Отпустить? А вдруг не найдет дорогу обратно, они были на другом конце города. И тут у него блеснула, как любил восклицать д'Артаньян, спасительная мысль! А что, если спрятать Жульку в их тайном убежище на элеваторе? Он ей и попить даст и поесть что-нибудь придумает. Поздно вечером отведет собаку обратно и где-нибудь возле Юркиного дома выпустит. Небось Жучка потом не проболтается.
Что и было сделано. Привел он собаку к элеватору, вскарабкался с ней в пещеру Гранитного дворца и там привязал ее к пруту арматуры.
Витька надеялся, что Юрка ни с того ни с сего, без уговора с ним, сюда не сунется. Такого за ними не водилось, чтобы приходить поодиночке.
Так сложилось, что днем они с Юркой не увиделись. Мать отослала его в пригородную деревню с лекарством для больной тетки. Удачно вышло.
Вечером Витька вновь полез на верхотуру элеватора. И только он пробрался в пещеру, как навстречу ему вспыхнул красным светом фонарик, следом заскулила собака. Бывали такие трофейные карманные фонари с набором светофильтров: красный, зеленый, желтый, синий. Сдвигаешь шпенек, и цвет меняется. У них с Юркой такого фонаря не было.
— Это ты, что ли, мне кабысдоха подсунул? — раздался в темноте чей-то взрослый мужской голос.
Витька обомлел, затем опустился наземь. В жизни он так не пугался. Вновь заскулила собака. Незнакомец легкими щелчками сменил на фонаре все цвета, выключил его и рассмеялся.
— Я видел утром, как ты сюда лез. Меня Никифором кличут, а тебя?
— Витя… Виктор, — пробормотал Витька, приходя в себя.
Так они познакомились.
— Собаками промышляешь? — поинтересовался невидимый. Никифор.
— Вы что? — возмутился Витька. — Наоборот!
— Собаки — тобою? — вновь рассмеялся тот.
— Да ну вас. Просто я взял ее на время…
— Напрокат? — не унимался Никифор.
И так, под его Шутки, слово за словом, Витька доверчиво рассказал историю с собакой. Тогда-то и услышал он от Никифора хорошенькое мнение о директоре хлебозавода.
У Витьки так и вертелось на языке спросить: «А вы что, здесь теперь поселились?» Люди в то время где только ни жили. В развалинах, в подвалах, в землянках… Но вместо этого он, осмелев, сказал:
— Что-то я вас раньше здесь не видел. Мы первые это местечко откопали.
— Откопали… — хмыкнул он, уйдя от ответа. — Вырыли, что ли?
— «Откопали» значит «нашли», — пояснил Витька.
— Грамотный, — похвалил Никифор.
— Угу, — в тон ему ответил Витька, — грамотный, умный, но еще не в шляпе.
— Вот и думай теперь, умный, как нам твоего хвостатого домой доставить?
— Запросто…
— Разбежался! Ты-то, где понадобится, можешь и задом наперед слезть. А собака все ноги поломает. Об этом ты подумал? Или она у тебя цирковая?
— Обычная, — смутился Витька, понимая, что Никифор прав.
— Ладно. Я ее в свой рюкзак засуну.
Витька услышал, как Никифор встал.
— А она не задохнется?
— Голову ей снаружи, на свободе, оставим. Мы уже с ней подружились, думаю, за шею она меня из рюкзака не тяпнет.
— Нет-нет, — поспешно сказал Витька, — она спокойная.
Короче, они благополучно спустились на улицу. Лишь собака иногда боязливо взлаивала. И только теперь под фонарем Витька рассмотрел Никифора. Он был коренастый, старый, лет сорока, лицо простое, русское. Одет в застиранное солдатское, но сапоги — хромовые, офицерские. Так многие тогда одевались, разве что обувка чаще всего была кирзовая.
Никифор вынул собаку из рюкзака, поставил на землю и дал Витьке конец веревки:
— Я тебя провожу. Мало ли что.
«Что я, маленький?» — подумал Витька, но промолчал. Шпаны везде хватало, да его как-то Бог пока миловал. А Никифор и впрямь пригодился, когда они еще не дошли до Юркиных владений.
За керосиновой лавкой, освещенной лампочкой под железной сеткой, они неожиданно столкнулись с самим Юркой. Собака стала прыгать вокруг него и ласкаться.
— Во! — неимоверно удивился он, глядя то на собаку, то на них с Никифором. — Приехал из Рогачевки, нигде ее нет. Обыскался! Где нашлась?