Америка reload game

Еськов Кирилл Юрьевич

– Вообще-то я запер тогда в банковскую ячейку оба кармана, сразу же и при свидетелях: на случай, если Ларсены вздумают отпираться… Послушайте, а почему всё же вы с такой уверенностью отметаете неизвестные пока науке типы взрывчатки?

– Простите, коллега, но вы, похоже просто не в курсе того, как устроено современное естествознание! Мы ведь не средневековые алхимики, которые могли верить рассказам о том, будто знаменитый магистр Меканикус, состоя при дворе ландграфа Как-его-там, сумел-де превратить свинец в золото, и надо лишь правильным образом прочесть зашифрованное им описание «Великого Деланья». И наука, и современная инженерия, на ту науку опирающаяся, основаны на воспроизводимости эксперимента – и, соответственно, на полной открытости документации. Можно на некоторое, очень короткое, время засекретить кое-какие технические приложения – но не фундаментальные научные знания, лежащие в их основе.

А теперь представьте себе – какого уровня и какой степени революционности было бы это открытие: не-нитросодержащие взрывчатые вещества! И какую славу – да и деньги, между прочим! – оно принесло бы первооткрывателям. Да, самый первый шаг тут сплошь и рядом оказывается случайным, как с той же нитроцеллюлозой: Кристиан Шёнбейн однажды вытер пролитую на стол концентрированную азотную кислоту хлопковой тряпкой и повесил ее сушиться на печь – а та, по высыхании, возьми да и сгори со взрывом. Но вы прикиньте, какой длины цепочка исследований должна вести от той тряпки на печке до отработанной технологии, позволяющей взрывать пароходы – цепочка, которую абсолютно невозможно засекретить целиком!.. Ясно опять-таки, что и у Фредерика Абеля из химической лаборатории Адмиралтейства в Вулвиче, и у Николаса Ларионоффа из Петроградского университета могут быть некие важные – неопубликованные пока! – достижения по части флегматизации нитроцеллюлозы, коей они занимаются наперегонки – ну, и что? Всякому ясно, что задача-то – не научная, а инженерная; соответственно – не один, так другой, не через год, так через два… ну, через пять! Эти год-два-пять имеют значение для генералов и президентов – но для нас-то с вами, коллега?.. Ну, вот чтоб вам было понятнее: вы можете допустить, что вся ваша археология – от каменных скребков до бронзовых статуй – изучает малозначительную чепуху, а параллельно всей человеческой цивилизации

на Земле процветала цивилизация… ну, скажем, лемурийцев, четырехметровых гигантов, летавших по воздуху?

– Гм… Да, аналогия понятна, вопрос снят.

– Это, что называется, – по общей части. А есть и частности. Не обнаружив в вашем угле следов азота, мы тоже «пошли на принцип» и испробовали другие методы… Слова «спектральный анализ» и имена Кирхгофа и Бунзена вам чего-нибудь говорят?

– Боюсь, что нет… С этого места считайте меня гуманитарием.

– Ладно, неважно. Спектральный анализ позволяет обнаруживать химические элементы – не соединения, а именно элементы – в совершенно уже микроскопических, следовых количествах. Вот мы и решили поискать в вашем угле атомы тех металлов, что используются в разного рода химических взрывателях: ртуть, входящую в состав «гремучей ртути», свинец из азида свинца, ну и прочее в том же роде. Для присяжных это в любом случае вряд ли послужит доказательством – тут уж просто для себя. Для чистоты опыта взяли контрольные пробы из угольных бункеров еще двух пароходов, и…

– И – опять ничего? Совсем-совсем-ничего?

– Ну, почему же «совсем», – ядовито усмехнулся химик. – Обнаружены следы олова!

– Э-э… Простите гуманитарию…

– Помните классический анекдот: «Туалетной бумаги у нас в продаже нет, но можем взамен предложить липучку, конфетти и наждак третий номер»? – вот это оно и есть. Олово как раз абсолютно непригодно ни для какой взрывотехники; например, это единственный металл, который не образует пикрата – соли сильно взрывчатой пикриновой кислоты. Выглядит как утонченное издевательство, согласитесь; я бы сказал, «хуже, чем ничего»…

– А откуда же то олово взялось?

– Да какая разница! Ну, станиолевую обертку от шоколадки, к примеру, кто-то обронил… Важно лишь, что к делу эти следы не относятся строго никак.

– Ясно… Мистика, полнейшая.

– Да уж, впору поверить в это самое «Индейское проклятье»… Так что придется вам, коллега, изыскивать деньги на экспедицию другим способом.

История вышла загадочная и, по совести говоря, довольно оскорбительная для авторитета Позитивной Науки. Нечего удивляться, что и археолог, и химик интуитивно ощутили себя в ней кем-то вроде сельских простофиль, облапошенных ярмарочным наперсточником – так что не слишком распространялись о том за пределами гарвардских кулуаров. Однако вездесущие газетчики как-то всё же пронюхали о «взрыве без взрывчатки», и на следующий день бостонские газеты вышли с аршинными заголовками типа: «Двое знаменитых профессоров из Гарварда научно доказали: “Индейское проклятье” существует!!!»

Гиббс, в полной ярости, потребовал опровержений: «Я никогда и близко не заявлял подобной чуши!!! На меня же пальцами будут показывать!» – «Простите, профессор, но не вы ли сами сказали при свидетелях, что взрыв на “Кейп-Коде” не может быть делом рук человеческих?..» – «Да ничего подобного!! Я говорил лишь, что никакие из создаваемых руками человеческими взрывчатых веществ там ни при чем – разница вам понятна?!» – «Спасибо, проф, это именно то, что мы хотели услыхать!»

Для «Белого кита» же тот «взрыв без взрывчатки» зазвучал пожарным набатом, грозящим перерасти в похоронный звон: страховки упали в ноль. В принципе, ту загадочную историю еще можно было бы путем грамотного контрпиара замести под коврик, однако Ларсены вместо того опять наступили на грабли: на сей раз они додумались обвинить в жульничестве ученых, которые-де желают «раздуть сенсацию». Общественное мнение Бостона – «культурной столицы Соединенных Штатов» – вполне обоснованно покрутило пальцем у виска: помилуйте, да если бы те ученые были склонны к жульничеству, им бы как раз следовало накапать в тот уголь нитроглицерина и триумфально получить из ваших рук обещанную награду! Научное сообщество же тихим и вежливым голосом предложило братья-разбойникам публично ответить за базар : а давайте проведем повторный химанализ в любом американском или европейском университете – по вашему выбору. Деваться было некуда, и анализ, проведенный в Принстоне (где, по спешно собранным службой Кеннеди сведеньям, гнездились главные научные противники Гиббса) дал тот же результат: извините, джентльмены, но никакой взрывчатки в бункере вашего парохода не было. Да, результат окончательный, точка; нет, мы отказываемся фантазировать на тему «А что же тогда произошло на “Кейп-Коде”?» – это выходит за рамки нашей научной компетенции; всего доброго, джентльмены. …А когда Шаман принародно вознес хвалу Богу Грома и Молнии и посулил новые обращения к своему пантеону (или там – пандемониум?), материалистическое мировоззрение Ларсенов дало такую трещину, что из уст дуумвирата исторгся надсадный вопль: «Убей его, Кеннеди! Убей его!!!» Кеннеди был человек умелый и отчаянный; получив испуганный отказ от всех известных ему наемных убийц Северо-Востока (те, не сговариваясь, отвечали в том смысле, что «Покойнику деньги все равно ни к чему»), он взялся за дело сам, лично. Еще с лихих деньков нелегальной африкано-бразильской работорговли (приравненной английскими и американскими законами к пиратству и, соответственно, караемой петлей) у него всегда имелись под рукой верные люди из числа ветеранов того опасного бизнеса: жуткие подонки, которые никогда ничего не слыхали о законе, которые всегда знали только один закон: стреляй первым. В тот вечер они напали на Шамана прямо у ворот Представительства, изрешетили пролетку, убили кучера, убили сопровождавшего его корреспондента «Бостон глоб» и загадочным образом полегли сами, все до единого, все двадцать четыре человека с двумя пулеметами –митральезами… 40 Что там приключилось на самом деле – так и осталось неведомым: полицейское расследование «инцидента» свернули мгновенно и с предельной жесткостью, а к носу братьев-китобоев поднесли пудовый федеральный кулак: «Нюхни-ка – чем пахнет?» А пахло вооруженным нападением на диппредставительство соседней страны, чей неустойчивый нейтралитет может в любой момент рухнуть с крайне неприятными для Союза стратегическими последствиями – так что люди Линкольна постарались изложить свои претензии в предельно доступной и убедительной форме… Газетам и публике в итоге скормили версию об имевшей место перестрелке между двумя бандами работорговцев на почве дележа сфер влияния в Бразилии и на Антилах – со случайными жертвами среди прохожих, Представительству принесли всяческие извинения, а материалы дела строжайше засекретили и отправили в архив контрразведывательной службы Союза. Шаман между тем созвал нечто вроде прощальной пресс-конференции, обнаружив изумившие аудиторию познания по части сочинения инициатора Салемских процессов, высокоученого настоятеля Второй Бостонской церкви Коттона Мэзера «The Wonders of Invisible World» (гласящего, что в Новом Свете диавол действует напрямую, при пособничестве ведьм и индейцев). Отныне-де бизнес Ларсенов станут курировать не индейские божества, а местные, так что его личное присутствие здесь более не требуется… Что он имеет в виду под «местными божествами»? – ну, вот, например, известный всякому британскому моряку Дэви Джонс, верховный морской дьявол, повелевающий всеми злыми духами пучины. Океан – это его рундук, «Davy Jones’ Locker», предназначенный для складирования мертвых мореплавателей; ну так и пускай тот рундук приоткроется пошире для «Белого кита» и для всех, кто с ним связан! Над речью той можно было бы посмеяться, как над зачином второсортного романа ужасов – но на этот раз не смеялся уже никто… И правильно, что не смеялись: случившаяся вскоре трагедия парусника «Салем» по сию пору украшает разнообразные «Антологии таинственных случаев», оставаясь одной из самых зловещих неразгаданных загадок, что таят в себе пучины Атлантики. Принадлежавший «Белому киту» «Салем» был быстроходной трехмачтовой шхуной современной постройки, выполнявшей регулярные пассажирские рейсы Нью-Йорк – Лондон. Экипаж состоял из 20 человек, включая троих стюардов (конкуренция с пароходами привела в те годы к необходимости сокращения судовых команд парусников; благодаря простоте парусного вооружения и легкости управления именно шхуны смогли выстоять в этой борьбе); капитан Остин со старшим помощником Спайсом были старыми и опытными моряками, никак не склонными к необдуманным поступкам. Судно было рассчитано на 16 пассажиров, привыкших скорее к комфорту, нежели к роскоши; их состав в том трагическом рейсе был вполне типичен: возвращающаяся в Европу с нью-йоркских гастролей актриса, пять бизнесменов различной состоятельности (трое янки и двое англичан – в том числе индус-полукровка, half-caste, со слугой-гуркхом, изучавший по пути в лондонский филиал своей фирмы американские рынки), парочка «южных джентльменов» – из тех, кто предпочел окопам на Потомаке пансионы в Швейцарии, известный лондонский антиквар со своим «юным другом», и тому подобная публика из хай-мидл-класса. Шхуна отплыла из Нью-Йорка 12 августа 1861 года, двинувшись строго по главной трансатлантической трассе, и спустя четыре дня была обнаружена лежащей в дрейфе точно на траверзе канадского острова Сейбл, что восточнее Новой Шотландии. Внимание британского купца «Этенборо», шедшего на Галифакс, привлекли странный флажковый сигнал на мачте, содержащий в том числе и просьбу о помощи, и полное отсутствие людей на палубе. Заподозрив неладное, англичане высадили на «Салем» досмотровую группу и убедились, что на судне нет никого – ни живых, ни мертвых; все шлюпки, между тем, оставались на своих местах, а до ближайшей земли, восточной оконечности Новой Шотландии, было свыше двухсот пятидесяти миль. Оснастка судна была в полном порядке, погода стояла отличная, и англичане, разделив экипаж, без особых проблем привели «корабль-призрак» в Галифакс; по пути они, порядку для, осмотрели лежащий в семидесяти милях к северу необитаемый остров Сейбл – никого там, разумеется, не обнаружив. Здесь следует отметить, что леденящие душу истории о «судах-призраках» с мертвыми экипажами или вовсе без оных издавна составляют львиную долю моряцкого фольклора. Рецепт отделения зерен фактов (которые таки наличествуют…) от плевел вымысла тут исключительно прост. Берете описание очередной загадки (ну, например: «Парусник «Сибёрд» был обнаружен в июле 1850 идущим на всех парусах к посёлку Истонс-Бич на берегу штата Род-Айленд. На мелководье судно остановилось. Поднявшиеся на борт люди обнаружили кипящий кофе на плите камбуза, расставленные тарелки на столе в салоне и дрожащую от страха собаку в одной из кают. Груз (древесина и кофе из Гондураса), навигационные приборы, карты, лоции и судовые документы были на месте. Последней записью в вахтенном журнале было: «Вышли на траверз рифа Брентон». Ни одного человека на борту парусника не было. Тщательно проведённому расследованию не удалось установить причину исчезновения экипажа корабля» ), отметаете без рассмотрения всякие живописные подробности вроде «дрожащей от страха собаки в одной из кают» и смОтрите – наличествуют ли в деле какие-нибудь скушные судебные или бухгалтерские документы: тяжба о страховке, выплата призовых сумм и тому подобное? Корабли – не одноразовые прокладки, а там, где речь заходит о деньгах, любая бумажка в любой цивилизованной стране хранится десятилетиями; соответственно, их отсутствие практически гарантирует: «Фейк!» Так вот, в деле «Салема» всякого рода финансовых документов и протоколов технических экспертиз – более чем достаточно. По международному

морскому праву та приведенная в порт шхуна становилась законным призом «Этенборо». Однако в данном случае возникли серьезные осложняющие обстоятельства, и британское Адмиралтейство (Галифакс – главная база Королевского флота в этих водах) своими силами провело тщательное расследование, включавшее, в числе прочего, обследование подводной части судна водолазами; к участию в расследовании англичане допустили и представителей «Белого кита». Итак, по порядку. В момент обнаружения «Салем», как уже сказано, лежал в дрейфе, а большая часть его парусов была зарифлена. Все шлюпки, как опять-таки сказано, были на месте – однако заднюю шлюпку левого (подветренного, если исходить из первоначального направления движения) борта явно пытались спустить на воду, но то ли не сумели, то ли не успели. Два иллюминатора пассажирских кают (оба – как раз по левому борту) были распахнуты, все остальные задраены. Самое странное, на что сразу обратила внимание досмотровая группа: якорная цепь была зачем-то полностью вытравлена – о чем еще к тому же извещал поднятый на мачте красно-желтый (десять чередующихся диагональных полос) сигнальный флаг «Yankee», означающий в Международном коде сигналов 1857 года – «Поднимаю якорь». Здесь следует подробнее рассказать о том флажковом сигнале на гроте «Салема» – который, собственно, и привлек поначалу внимание вахтенных «Этенборо». Согласно Международному коду, на мачте не следует поднимать комбинацию из более чем четырех сигнальных флагов – здесь же их было шесть. Что на борту – дело дрянь, из той комбинации было ясно, но вот конкретные детали происходившего решительно ускользали от понимания. Ну, белый с красным андреевским крестом «Victor»: «Прошу помощи!» – тут всё, вроде, понятно; равно как и разъяснение в виде красно-желтого «Oscar»: «Человек за бортом!». Тем загадочнее был набор из трех флагов, обозначающих разные варианты предостережения «Держись подальше»: желто-сине-желтый «Delta» – «Держитесь от меня в стороне, я маневрирую с трудом», сине-бело-синий «Juliett» – «Держитесь от меня в стороне, у меня на борту пожар или опасный груз», и даже такая экзотика, как сине-белый «Alfa» – «Держитесь от меня в стороне, у меня спущен водолаз»; собственно, из предостерегающих сигналов отсутствовал лишь красно-бело-синий «Tango» – «Держитесь от меня в стороне, у меня спущен трал», да и то, возможно, потому лишь, что для него просто не хватило места. Тем более непонятен был смысл бросания якоря посреди океана – о чем упреждал флаг «Yankee»… Если снаружи шхуна выглядела загадочно, то внутри – крайне зловеще. Достаточно сказать, что первой версией происшедшего стало пиратское нападение («Пираты?.. во второй половине XIX века?.. на главной трансатлантической трассе, с десятками встречных и попутных судов? – да не смешите меня!»), что и вызвало столь тщательное расследование Адмиралтейства. Правда, версии о «пиратах» решительно противоречило то, что все ценности на борту (от крупной суммы денег в отпертом капитанском сейфе до драгоценностей оперной примы), не говоря уж о грузе, остались нетронутыми, да и вообще все стандартные атрибуты историй о «судах-призраках» (вроде кипящего кофе на плите камбуза и расставленных тарелок на столе в салоне ) наличествовали в ассортименте; судовой журнал не содержал никаких подозрительных записей; имелась даже дрожащая от страха собака в одной из кают – итальянская левретка примы! Но вот дальше всё было «не по канону» – и сомневаться в трагической участи бесследно исчезнувших мореплавателей, в общем-то, не приходилось… Нападение (а это несомненно было нападение) не застало экипаж и пассажиров совсем уж врасплох. Кое у кого на борту имелось оружие, и оружием этим они успели воспользоваться – с нулевым, впрочем эффектом. Пассажиры, похоже, получили приказ запереться, от греха, в своих каютах, но это никого не спасло: запоры всех дверей были буквально вырваны с мясом. Дверь каюты одного из «южных джентльменов» была изрешечена изнутри четырьмя револьверными пулями; при этом барабан оброненного на ковер «кольта» был пуст, и куда ушли еще две пули – непонятно. Слуга-гуркх, выполнявший, видимо, при своем хозяине-индусе обязанности телохранителя, пытался обороняться серповидным мечом-кукри – он так и застрял в дверном косяке где-то на уровне шеи очень высокого, футов под семь, человека. А вот второй «южный джентльмен» – единственный из всех пассажиров – сам отомкнул запор, бесстрашно вышел из двери и открыл стрельбу по кому-то, кто находился перед дверью каюты леди на другом конце коридора: две пули попали в ту дверь снаружи под острым углом, на высоте тех же примерно семи футов; опустошить барабан южанин не успел, а осталась от него – лишь пустая лайковая перчатка, будто бы продолжающая сжимать револьверную рукоять… Можно было ожидать, что место такой схватки будет залито кровью едва ли не по колено – но в том-то и дело, что нет! Поразительно, но никаких следов крови – то есть буквально ни единой ее капли! – самый тщательный осмотр судна так и не выявил; невозможно, невероятно – но факт. В паре-тройке мест были зато обнаружены следы рвоты; впрочем, анализ ее на мышьяк и иные яды так ничего и не дал, а морскую болезнь, между тем, никто не отменял… Третий из имевшихся на судне револьверов – бельгийский «франкотт» старшего помощника – был найден на мостике (в момент нападения – его установили по растоптанным в лепешку золотым карманным часам в каюте антиквара – вахта была как раз Спайсова); выстрелов из него было сделано три, и надо было обладать истинно английской полицейской дотошностью, чтоб обнаружить-таки одну из тех пуль 38-го калибра застрявшей в фальшборте над клюзом якорного кабестана… Из четвертого, капитанова, револьвера не стреляли вовсе – но становилось, по крайней мере, понятно, для чего Остин отомкнул тогда корабельный сейф, где хранилось его личное оружие; из сейфа того, впрочем, ничего не пропало – ну, так, во всяком случае, казалось при первом осмотре его содержимого. Часть команды явно пыталась забаррикадироваться в кубрике, дверь которого была взломана тем же манером, что и в пассажирских каютах; в качестве импровизированного оружия матросы пытались использовать топоры и багры с пожарного щита (столь же безуспешно, если судить по отсутствию крови, как пассажиры и офицеры – свои револьверы). Вообще на судне не осталось ни одного невскрытого помещения; кроме того, нападавшие не поленились пунктуально взломать все матросские рундучки, так же, как наверху – вывернуть баулы и саквояжи пассажиров (ничего, правда, – насколько можно судить – при этом не взяв). Именно отсутствие следов крови – при ясных следах ожесточенного вооруженного сопротивления – становилось камнем преткновения для любой немистической (скажем так…) версии случившегося на борту: пираты, бунт команды с убийством офицеров и пассажиров, массовое буйное помешательство – всё это никак не объясняло бескровности трагедии. Абсолютно ничем не лучше были в этом смысле и «Володихинские рейдеры», которых сходу помянул присоединившийся к расследованию новый шеф Службы безопасности «Белого кита» Джек Дэниэл, сменивший на этом посту погибшего Кеннеди – он привез в Галифакс собранные его Службой данные на пассажиров и экипаж (не содержавшие ровно ничего интересного). Возглавлявший расследование коммодор Королевского флота Дэвид Бэллентайн желчно полюбопытствовал в ответ – обладают ли, по данным «коллеги Дэниэла», означенные калифорнийцы сверхъестественными способностями: могут ли они, в частности, осуществить абордаж, не оставив на планшире следов от абордажных крючьев?.. Однако поскольку нехорошие слухи все равно поползли, а на каждый роток не накинешь платок, глава бостонского представительства РАК Григорий Семихатов счел уместным прислать Бэллентайну исчерпывающие данные о передвижениях в Атлантике флота Компании и от имени Конференции двенадцати негоциантов заверил того своим купеческим словом, что ни одно калифорнийское (равно как техасское) судно не приближалось в тот день к месту трагедии ближе, чем на 800 миль. Калифорнийское «купеческое слово» котировалось примерно в цену «слова британского джентльмена» и в штатных дипломатических переговорах к этому сильнодействующему средству старались не прибегать; к тому же все присланные данные полностью совпали с теми, что коммодор получил позже по линии Адмиралтейства. Расследование тем временем перешло от общей картины к деталям, которые оказались не менее загадочными. Кстати, кое-какие данные, собранные службой Дэниэла, оказались-таки небесполезными. Капитан Остин был, по словам жены, человеком весьма набожным и всегда брал с собой в рейсы Библию старинного издания, хранившуюся в его семье с 1685 года; жена просила вернуть этот раритет, но он, как выяснилось, исчез – прямо из открытого (или всё-таки вскрытого?..) капитанского сейфа. Если предполагать кражу, то это выглядело полной нелепицей: книга, конечно, была старинной и редкой – но в том же сейфе остались нетронутыми 12 565 долларов и 870 фунтов в банкнотах и золотой монете, не говоря уж о множестве куда более ценных вещей в переворошенном багаже пассажиров… Дальнейшая проверка установила, что со своего места в кают-компании исчезла и корабельная Библия – стандартное издание, ценою 1 доллар 35 центов; после чего дознаватели в поисках Библий – любых! – перетряхнули судно всерьез, не обнаружив ни единой… И это было крайне странно: общеизвестно, что пассажиры океанских рейсов берут с собой в путешествие Священное писание практически все – даже те из них (или даже так: «в особенности те из них»…), кто на суше кичится своим атеизмом… Заодно лишний раз убедились, что из прочего багажа, похоже, не пропало ни единой запонки; и единого патрона, кстати.

– …Присаживайтесь, Джек. Предвосхищаю ваш вопрос: у меня не осталось никаких внятных версий, ни-ка-ких… Впору поверить, будто ваш «Салем»… кстати, что за идиот у вас там, в «Белом ките», раздает кораблям названия?.. – тут коммодор чуть запнулся, глядя в стакан, и стало заметно, что он крепко пьян; они случайно повстречались в баре «Боцманская дудка», издавна облюбованном морскими офицерами, и Бэллентайн сам приглашающе кивнул Дэниэлу. – Да, так вот, ваш «Салем»… похоже, его и вправду посетил морской дьявол Дэви Джонс со своей свитой… и прибрал всех ваших людей в свой рундук.

– Ваша шутка нехорошо звучит, коммодор, совсем нехорошо.

– Да неужели? – и англичанин рассмеялся тем смешком, что в романах принято именовать «леденящим». – Скажите-ка это лучше безмозглым сухопутным крысам, вздумавшим в море шутковать шутки с Дэви Джонсом! Вот что должно быть у таких людей под черепушкой, а?

С этими словами он выложил на стол извлеченную из кармана плаща изящную книжицу в сафьяновом переплете:

– Читайте, коллега! Там есть закладка, моя.

– Это, кажется, дневник нашей оперной примы? Но ведь в нем ничего…

– Да, в день трагедии она не успела сделать никаких записей, и мы тогда потеряли к дневнику интерес. И совершенно напрасно, как выясняется. Всё самое интересное случилось за день до того. Вечером в кают-компании, извольте ли видеть, зашел разговор о поразившем «Белого кита» «Индейском проклятии» и о «передаче захода» к Дэви Джонсу. Нашлись идиоты, решившие полюбоваться на Морского дьявола воочию – посредством спиритического сеанса… они ведь просвещенные люди девятнадцатого века, что им нелепые суеверия моряков! Помощник Спайс пытался их образумить, но, как видно, не преуспел… Понятно, кстати, отчего он вышел нести вахту вооруженным… вот только серебряных пуль у бедолаги под рукой не случилось.

– Постойте! Вы… вы это что, всерьез?!

– А что? В этой версии, по крайней мере, все концы сходятся с концами! – вновь пьяно ухмыльнулся коммодор. – Идиоты добрались до кабестана, спустили якорь… не знаю уж, куда смотрели вахтенные, но – факт. Ну, а Он и поднялся из пучины, по той якорной цепи: «Вы меня звали, ребята? Ну, давайте знакомиться!» Спайс открыл по Нему огонь, когда Он лез через борт, но с простыми пулями это, понятно, бесполезняк… Ну а дальше Он принялся методично досматривать корабль, и каждый Им встреченный – переставал быть. Пока Он шарился внутри, кто-то из пассажиров или команды сумел выбраться на палубу – видимо, через те открытые иллюминаторы; они пытался спустить шлюпку, но не успели. А вот предупредительный сигнал они всё же подняли; молодцы – мой решпект им!