Америка XXI век
Шрифт:
— Сам вчера под кресло спрятал.
— Мадди Уотерс! Хватит обиженного изображать. Такое имя носишь: веет от него началом XX века, гангстерами, виски и блюзом. Люблю твое имя! Поехали к неграм.
— Брось. А я сегодня собирался исследование начать.
— О, давай мыслить — когито эрго сум! Это интереснее, чем спать в аудиториях. Какая тема?
— Та же, что в прошлом году защищал.
— У тебя там со структурой прокол. Где стаканы? Вот. Держи. Значит так: правительство Переворота не могло
Уотерс смеется. Маклайф вскакивает в кресле, размахивает стаканом с виски:
— Представь: исполнительные секретари — стратеги, они мыслят; у каждого в подчинении диспетчеры — тактики, они координируют действия используя связных. Связные передают информацию и приказы, общаются с массой людей где-нибудь работающих или служащих и свободных от знания о диспетчерах, секретарях и тайном правительстве.
— Постой! И поэтому в Интернете ничего нет.
— Они выше нашей электронной цивилизации. Давай выпьем.
— Здорово ты врешь.
— Еще не все, — Вил водружается обратно, изображает позу мыслителя. — Зачем это надо?… У стратегов существуют какие-то высшие цели. Они — носители идеи, а для нее требуется знамя. Все мыслители прикрываются знаменем и служат ему. Вот! У Атлантического правительства есть вождь, а может — духовный лидер. Вот кого надо искать, Мадди…
Кровавая дорожка бежит по волнам. В небе залитые пурпуром всех оттенков облака. Мэри любуется ими, по лицу скользят мягкие блики. Она улыбается небу, улыбается мне:
— Ты так смотришь, Сэм.
Молчу. Звонок.
Вилла в пригороде Кейптауна. Мужчина неопределенной национальности сидя в кресле внимательно выслушивает мою речь. У него ясные доброжелательные глаза. Но я не обманываюсь. Заканчиваю, сажусь.
— Как изволите Вас величать?
— Сэм Рэд.
— Сигару, мистер Рэд?
— Спасибо.
— Мы ценим человека, от имени которого вы обратились. Но этого недостаточно.
Достаю дискету:
— Ясно, что она неубедительна, сэр, — протягиваю ему. — В основе нашего сотрудничества может лежать только доверие.
— Вы ничего не рассказали о себе, мистер Рэд, — мужчина передает дискету стоящему позади кресла человеку, — принесите, пожалуйста, кофе.
— Я слишком молод.
— Сколько?
— Двадцать три года.
— Вы учились?
— Получил военное образование. Но мне не суждено быть военным.
— Кем же Вы хотите стать?
— Писателем.
Мужчина с удовольствием смеется:
— Пейте кофе, юноша. Вы мне нравитесь. Мы поможем. Завтра же наши люди в Вашингтоне вас найдут. У нас есть ряд условий.
— Да. Я передам.
— Не
18
Вашингтон. Из здания Конгресса выходит Селси, садится ко мне в машину.
— Куда поедем? — включаю зажигание.
— Никуда. Зачем самолично заявился, делать нечего?
— Не ругайся. При Сенате существует Комиссия по борьбе с коррупцией?
— А я, по твоему, где работаю?
— Не знаю, Селси, мне неинтересно. Необходимо, чтобы Комиссия заинтересовалась, — понижаю голос, шепчу ряд имен.
— Ты машину сегодня проверял? — Селси недовольно обозревает сквозь тонированные стекла окрестности.
— Артур этим каждое утро занимается. Дело тонкое, поэтому сам приехал.
— Перестрелял бы всех просто, у тебя же куча молодцов, Сэм.
— Кого надо перестреляем, а этих не могу.
— Тебя самого убить надо, — Селси хлопает дверцей.
Теперь можно пообедать и выспаться.
— Отвлекись, Вил, я еду принес, — Уотерс залезает на стол, машет рукой между лицом Маклайфа и экраном компьютера, — сидишь тут безвылазно, а страна впадает в анархию. Включи хоть телевизор.
Телеобозреватель вещает о пришествии Царства Зла: экономический кризис, разбой, коррупция, политические убийства.
— Чушь он несет, — отмахивается куском пиццы Вил. — Что есть Зло?
— Атлантическое правительство, разрушающее Федерацию.
— Чушь! Ты — гуманитарий, а ничего не понимаешь в определениях. Только кофе и умеешь варить. Разве буря может быть злом? Только при анализе люди дают оценку действиям и поступкам. Называют их хорошими или плохими. Но действия и поступки — всего лишь физические феномены. А любое явление вызывается к жизни энергией. Именно ее мы называем добром или злом — самообман. Добро-Зло неразрывны — это энергия Космоса, еще ее можно назвать Силой-Насилием.
— И значит?
— Добра и зла нет, есть движение и результат.
— А смерть?
— Ты думаешь, существует смерть? — Вил удивленно смотрит, ненадолго задумывается. — На свете много есть такого, друг Мадди, что и не снилось нашим мудрецам… Никогда не делай оценок и не мешай — для тебя же работаю.
— Нашел что-нибудь?
— Дураку полдела не показывают. Ладно, не обижайся, иди смотри…
— Разве тебя зовут Сэм? — Мэри проводит пальцем по моей груди, замирает, долго смотрит в глаза, — Ты — Эндрю!