Американец, но все-таки русский
Шрифт:
Вначале девушка обратила внимание лишь на интересную внешность Михаила, ибо игнорировать ее было просто невозможно. Но позже, присмотревшись к молодому человеку, она поняла, что за этим есть и живой ум, и широкая душа, и доброе сердце.
Миша обладал именно тем мужским шармом, который быстро и безотказно сводит женщин с ума. Статный, высокий, широкоплечий, с густыми темными волосами, глубоким бархатным голосом, умным взором выразительных серых глаз. Когда Гусенко проходил углубленный полугодовой медосмотр и вошел в кабинет терапевта
К вертолету, остановившемуся на краю площадки, тут же подъехала пожарная машина. Из нее выскочил расчет и приготовился к борьбе с огнем. Местные темнокожие парни, одетые кто во что, растянули шланг и выстроились цепью.
Но огня не было. Из-под капота с левой стороны выбивались лишь тонкие струйки дыма.
– Спокойно, ребята. Берегите пресную воду. Она вам еще пригодится, – скомандовал бортовой техник и полез открывать капоты.
Спустя несколько секунд к посадочной площадке подкатила санитарная машина. Из нее вышли комендант Ивлев и обеспокоенная Елена Васильевна Барина, миниатюрная и красивая сорокалетняя женщина, работавшая в госпитале хирургом.
Она быстрым шагом подошла к вертушке и спросила:
– Что случилось?
– Ничего страшного, – ответил Карбанов, показавшийся из пилотской кабины. – С движком что-то. Сейчас Равиль разберется и доложит. – Он заметил бледность Елены, взял ее под руку и повел обратно к машине.
Следом за командиром на землю из кабины спрыгнул Гусенко, беспокойно огляделся по сторонам и спросил:
– Елена Васильевна, а где Власта?
– Улетела по санитарному заданию с экипажем Саши, – не оборачиваясь, ответила докторша. – Они скоро вернутся.
– Ясно.
Провожая парочку взглядом, Гусенко невольно улыбнулся.
Он вспомнил, как вчера вечером, приняв за ужином приличную дозу водки, Равиль пошутил:
– А ведь ты, командир, неровно дышишь в сторону Елены Васильевны. Разве нет?
Карбанов растерялся и покраснел, будто его подловили на карманной краже.
Он глотнул водки, закусывать не стал и прохрипел:
– С чего это ты взял?
– Заметил пару раз, как ты на нее смотришь, – посмеиваясь, сказал бортач и добавил: – Да ладно, Николай Алексеевич, дело-то житейское.
Впервые она обратила внимание на солидного сорокалетнего пилота во время углубленного медицинского осмотра, проводимого через полгода после врачебно-летной комиссии. Тогда Елена забежала по каким-то делам в кабинет окулиста, где на стуле с робкой и стеснительной улыбкой ребенка сидел этот человек. Пока проходила проверка его зрения, Барина решила подождать и встала у открытого окна.
– Закройте левый глаз, – стоя у офтальмологической таблицы, привычно командовала окулист. – Какая буква? – Указка коснулась очередного символа. – Эта? Эта?..
С десятой строчкой пилот справился без проблем, а вот более крупные буквы назвать почему-то затруднялся.
– Вы знаете буквы из этой строчки наизусть, да? – догадалась врач.
Вертолетчик вздохнул и виновато кивнул.
После этого начались его мучения с таблицей Головина. С направлением разрывов у маленьких кружочков нарисовались еще большие проблемы.
Покончив с таблицами, врач поколдовала возле пилота с пробными очками-линзами, переместилась за рабочий стол и с искренним удивлением проговорила:
– Как же вы летаете, Николай Алексеевич? У вас же явно выраженная дальнозоркость! Вы же, наверное, и приборов-то не видите.
– Да вижу я их. – Карбанов поморщился. – Не так как в юности, конечно, но показания различаю. К тому же у меня отличная мышечная память.
Барина с интересом посмотрела на пилота и осторожно осведомилась:
– А при чем тут мышечная память?
– У меня руки все помнят. Каждый тумблер, любую кнопку. Я уже двадцать лет на данном типе летаю, – ответил Николай, внимательно посмотрел на Елену и с серьезным видом добавил: – Ну а если сослепу упускаю контроль за высотой, то слышу, как бортовой техник испуганно шепчет штурману: «Сейчас старый хрен нас угробит!» Слух-то у меня отличный.
Лишь через несколько секунд женщины поняли, что пилот шутит, и рассмеялись.
Елене Васильевне Бариной в молодости довелось побывать замужем. Но недолго. Формулировка при разводе звучала стандартно: «Не сошлись характерами». Она осталась одна, так как детьми обзавестись не успела. Женщина была миловидной, ухоженной, с хорошими манерами и, как говорится, без вредных привычек. Единственная слабость, которую Елена изредка позволяла, – сигарета, выкуренная после трудной изнурительной операции.
Николай Карбанов здорово походил на нее по темпераменту, мягкости характера, скромности и даже по манере говорить. Его голос обладал удивительно приятным, глубоким тембром. Изъяснялся он тихо, не спеша, взвешивая каждое слово.
Несколько лет назад Николай развелся с супругой, познакомился и сошелся с другой женщиной. Но счастье было недолгим. Через пару лет она умерла от рака. От этого брака остался сын Никита. Сейчас он проживал у бабушки, мамы Николая, учился в школе, активно занимался спортом и в будущем хотел пойти по стопам отца.
– Неплохая женщина. Добрая, спокойная, – согласился после недолгого раздумья Карбанов. – Даже на мой пульс по утрам не обращает внимания и допускает меня к полетам.
– Что, опять зачастил?
– Да. Непонятно, чего моему сердцу не хватает. Вроде и воздух здесь чистый, и продукты хорошие, а оно временами постукивает чуть чаще, чем ему положено.
– Вот и женись на Елене Васильевне, – подал голос второй пилот. – Жизнь наладится, глядишь, и сердце беспокоить перестанет.
Спустя полчаса Равиль Тараев пришел в жилой модуль и доложил: